Из разговоров Ангелов 99

Из разговоров Ангелов часть 99

А Сатурния, «открытая» в 1844 — 1845 годах англичанином Деннисом, неутомимым путешественником и исследователем Этрурии! А многие другие древние памятники, которые, как горестно писал тот же Деннис, «местные крестьяне именуют «стенами» и спокойно пасут свой скот посреди этих «стен», пашут землю вокруг этих «стен», прячутся в их тени от солнца, иногда даже живут в них, а чуть-чуть подальше, в любом близлежащем городе, об этих «стенах» знают ровно столько, будто они находятся в центре Сахары».
Но далеко не всегда были на виду памятники и захоронения. Их нередко надо было разыскивать по едва видным признакам, и частенько и поиск, и исследования были сопряжены с риском и с опасностями. Романтика? Да, бесспорно, но одновременно и тяжкий подвижнический труд, та благородная смелость разведчиков неведомого, та одержимость искателей, которая делает возможным невозможное.
Вы читали, наверное, о том, как, протискиваясь сквозь узкие ходы, задыхаясь от нехватки воздуха, терпеливо и тяжко работали в каменных лабиринтах исследователи египетских пирамид, пытаясь раскрыть секреты древних мастеров. Здесь нередко было то же самое. Вот, к примеру, рассказ известного уже нам Тоскана о его поисках в одной из гробниц Кьюзи.
«Итак, уповая на то, что я все-таки не стану жертвой внезапного сдвига почвы, я протиснулся на четвереньках сквозь узкую щель, которую мне удалось случайно обнаружить во время моих прогулок. Со мной был один из моих рабочих, верный и храбрый человек. Он нес факел и лопату…
Каково же было мое удивление, когда, по-прежнему продолжая свой путь на четвереньках вдоль неширокого прохода, выдолбленного в скале, я убедился, что он переходит в другой, основательно, чуть ли не во всю высоту заложенный землей, что, впрочем, только лишний раз подтверждало мою догадку. На какое-то время, однако, мне пришлось прервать мое подземное путешествие: внезапно обвалился потолок. Нас, к счастью, не задело, но ощущение было не из приятных. Поскольку я не собирался отступать, я все-таки, хоть и с трудом, вытащил большие камни, загораживающие мне путь, и нырнул в образовавшуюся щель. Когда я очутился по ту сторону щели, я убедился, что здесь слой земли, заполнявшей проход, был чуть поменьше… Рядом находился еще один проход, сквозь который просматривались несколько подземных помещений. Они были заполнены землей, но не так основательно, как проходы.
Воздух становился все более тяжелым, факел начал мерцать, а потом и вовсе чуть не погас, дышать было все труднее, и я почувствовал, как пот выступил у меня на лбу. Мой спутник пожаловался, что ему нехорошо. А тут еще взвилась ввысь какая-то большая птица, нагнавшая на нас страху — лишь потом мы поняли, что это сова. Стали носиться и какие-то другие твари, издавая пронзительные вопли и со свистом рассекая воздух. В этих подземных коридорах могли встретиться и змеи.
Пришлось повернуть назад. Четырехчасовая рекогносцировка, как она ни была тяжела, не пропала даром. Гипотеза моя подтвердилась. Нужно было думать о раскопках, и, следовательно, о том, где раздобыть необходимые для этого средства».
…Постепенно становилось ясно, что отождествлять Этрурию с Тосканой неверно, или, точнее, верно лишь отчасти. Античная Этрурия охватывала не только Тоскану, но и некоторые районы Умбрии и весь северный Лациум — территорию в 200 километров с севера на юг и примерно в 150 километров с запада на восток, между Тирренским морем, рекой Арно и Тибром. Но это только самая общая линия: граница ведь не была строго постоянной. В прилегающих землях тоже были этрусские города, и такие известные, как Плацентия и Фельсина, которая нынче зовется Болоньей.
Какой Этрурия выглядти сейчас, спустя более полусотни лет после тосканской «горячки»? Она предстает перед нами в некоторых своих памятниках. В нашем веке добраться, допустим, из Рима в былые центры этрусской культуры дело несложное: полчаса — и вы в Черветери, час — и вы в Тарквинии. Недолго съездить и в Кьюзи.
Итак… Начнем, пожалуй, с Вейи. Она ведь тоже недалеко от Рима, и, как уверяют некоторые историки, чуть было не стала в свое время столицей будущей империи. Города как такового, конечно, нет — лишь руины зданий. Они на холме. Вот остатки этрусского храма, находившегося как бы в преддверии города — фундамент здания, бассейны (или, быть может, их надо называть купелями?) для странников и паломников, остатки жертвенника. Некогда храм был богат и пользовался широкой известностью. Это его украшали хранящиеся ныне в музее Вилла Джулиа в Риме большие раскрашенные статуи.
А выше — плато, на котором, собственно, и располагался город. Вал, которым он был окружен, еще и сейчас угадывается: кое-где могучие блоки из туфа, скрепленные без извести, изъеденные временем, внезапно прорываются сквозь окружающую их зелень; в иных местах они еле видны среди могучей растительности. Выдолбленный в скале туннель был сделан этрусками для спуска вод. А в конце этого пути — гробница. В нее ведет длинный проход в скале. Львы и сфинксы, охранявшие могильник, едва выделяются на фоне скалы, в которой они вырублены. Проход ведет в небольшую, низкую и темную комнату. На первый взгляд вроде бы ничего примечательного. Но присмотритесь повнимательнее.
— В жизни не видел более странных фигур! — воскликнул в свое время Деннис, известный уже нам этрусколог, когда впервые попал в эту пещеру.
И в самом деле, все стены покрыты прелюбопытнейшей росписью. Вот конь с невероятно длинными, невероятно худыми ногами-палочками и тонкой, гибкой спиной. Голова у него черная, грива и хвост желтые, шея красная с желтыми пятнами, круп черный. Его ведут под уздцы два каких-то существа. А третий, маленький, тщедушный, весь сжавшийся — верхом на коне. Следом бежит собака, такая же пестрая, как лошадь. Рядом и на других стенах — сфинксы, львы, пантеры.
Маленького, ничтожного перед силами судьбы смертного человека ведут дорогой смерти два демона. Сзади, скорчившись, сидит лев — символ смерти. Впрочем, это всего лишь одно из современных толкований фрески. Кто может сейчас точно сказать, что именно хотел выразить этрусский художник?
Вот, собственно, и все древности Вейи, о которой уже во времена римского цезаря Августа, на рубеже нашей эры, было сказано: «Некогда ты была могущественной, на твоей площади стоял золотой трон. А сейчас в твоих стенах слышен лишь звук пастушьего рожка, и там, где лежат твои мертвые, сбирают урожай злаков».
…Мертвые, или, точнее сказать, жилища мертвых — это прежде всего Черветери, сегодня — скромная деревушка, занимающая лишь небольшую часть тех 170 гектаров, на которых в дни своего величия раскинулся город. Именно в Черветери находится одно из самых знаменитых кладбищ этрусков.
Десятки, сотни могил, некоторые прямо в скалах, иные уходят в глубь земли. А кругом цветы, кусты, голубое небо. Более 350 гектаров занимает город мертвых, из них 330 еще изучены далеко не полностью.
…Вьется, петляет дорога, на которой и поныне сохранились следы погребальных дрог, десятилетиями въезжавших в некрополь. От нее бесчисленные ответвления. Кругом разрушенные и полуразрушенные холмики, курганчики вперемежку с массивными богатыми склепами и мавзолеями: две, три, четыре комнаты, потолки с балками, поддерживаемые восьмиугольными колоннами, заканчивающимися подушечками — капителями; скамьи вдоль стен, оконца, сундуки. Чисто, светло…
Немало драгоценного для науки было сыскано в этих гробницах, выстроенных на века. И не только в Черветери. В Тарквинии, например, тоже. Впрочем, Тарквинии этрусков не существует. Современный город, лишь тридцать с лишним лет носящий это название, несколько в стороне от того места, где стоял древний город, который дотла разрушили в IX веке нашей эры сарацины. Легенды гласят, что именно в древней Тарквинии высадились предки этрусков во главе с Тирреном, сыном Антиса, короля Лидии, и Тархуном, не то сыном, не то братом Тиррена, основателем города. И это отсюда якобы последовало завоевание страны, здесь были приняты религиозные и государственные установления этрусков. Но что бесспорно является фактом — археология это подтверждает — Тарквиния была одним из самых значительных и богатых городов Этрурии.
Сейчас тут только голая равнина. Лишь несколько вросших в землю обломков древних стен да какие-то римские руины напоминают о былом величии этих мест. Сохранились и руины этрусского храма. Ученые до сих пор спорят, к какому точно веку — пятому, четвертому, третьему — они относятся?
Не столько своими руинами, сколько некрополем знаменита ныне Тарквиния — некрополем длиной в 5 километров. Здесь есть расписные гробницы. Правда, в последние годы число гробниц с росписями несколько уменьшилось: многие фрески, спасая их от сырости и порчи, отправили на сохранение в музей.
Давно исчезли с лица земли этруски. Следы их трудов, их культуры, их верований, мыслей, идеалов остались. Иногда они почти незаметны, приглушены, разрозненны. В Вульчи можно стоять на том месте, где находился древний город, и не заметить этого. А ведь более двух веков он был экономическим и политическим центром этрусской конфедерации.
…Города нет. Вернее, нет видимых остатков. Кто знает, быть может, начатые здесь раскопки позволят найти что-нибудь интересное? Не осталось почти гробниц и в некрополе. Сто лет назад их насчитывалось здесь шесть тысяч — колоссальное кладбище, целый город мертвых. Сейчас едва-едва осталась дюжина: таковы плоды «золотой горячки». Все остальное разворошено, разрыто, уничтожено до основания. Погибли бы, наверное, и эти последние могилы, если бы их не взяло под охрану государство. На другом берегу речушки сохранились остатки городской стены. Там же остатки скального храма. А неподалеку проходы в большие подземные гробницы, пробитые в скалах. Одна из них — та самая гробница, открытая Франсуа Тосканом и Ноэлем де Вержером в 1857 году, описание которой мы приводили выше.
Руины некрополей, иногда остатки древних городских стен, фрески, кое-где древние горбатые каменные мостики и водосбросы, проделанные в скалах, остатки городских ворот можно увидеть и в других местах Этрурии. Например, в Вольсинии, о которой еще сравнительно недавно думали, что она находилась на месте нынешнего городка Орвието. С 1946 года здесь вела раскопки один из крупнейших современных этрускологов, французский ученый Раймон Блок.
Раскопки показали, что Вольсиния была несколько в стороне от Орвието, и Блоку удалось найти и местный храм, точнее, его фундамент, и остатки стен, и некрополь, как всегда в Этрурии, лежавший за стеной города, и остатки какого-то укрепления, своего рода бастиона.
Есть этрусские приметы и в Кьюзи, что находится на месте бывшего центра этрусской лукомонии, в Кьюзи с его огромным лабиринтом в горе и домами, выстроенными из местного туфа, того самого туфа, из которого сложены остатки этрусской стены в окрестностях города. И в Перудже, и в Арреццо — наиболее значительном промышленном центре Этрурии, и в Популонии, где было развито металлургическое производство (оно, так же как и добыча металлов вообще, в основном было сконцентрировано в северных районах Этрурии ). И, конечно, в Вольтере, с ее самым известным, пожалуй, памятником этрусков — воротами-аркой, еще более древней, чем ворота Перуджи…
Кстати, об этрусской могиле Волумниев, находящейся недалеко от Перуджи, проникновенные строки написал в свое время Александр Блок, побывавший там в 1909 году.
«Она проста. На глубине нескольких десятков ступеней — в скалистом холме, над порталом, поросшим зеленой плесенью, не светит каменное солнце меж двумя дельфинами. Здесь пахнет сыростью и землей. Под вспыхнувшими там и здесь электрическими лампочками начинают мерцать низкие серые своды десяти небольших комнат и изваяния многочисленного семейства Волумниев, лежащие на крышках своих саркофагов. Немые свидетели двадцати двух столетий лежат удивительно спокойно. На пальце руки, поддерживающей голову и опирающейся на две каменные подушки, — неизменный перстень. В другой руке, тихо положенной на бедро, традиционная плоская чаша — патера с монетой для Харона. Платье просторное и удобное, тела и лица — грузные, с наклонностью к полноте… Знаменательные украшения этой подземной «квартиры»: все, что нужно семье некогда неукротимого, чтобы молитвенно лежать в смертной дремоте, считать века на земле, над головой, молиться, как при жизни, и терпеливо ждать чего-то; на потолках и гробницах — скорбные и тяжелые головы медуз; голуби по сторонам их — знак мира; два крылатых и женственных Гения Смерти, подвешенные под потолком среднего зала. Каменные головки высунувшихся из стены змеек — guardia del sepolchro — стража могил…»
Да, наука здесь, за последние пятьдесят — семьдесят лет сделала немало. Давно уже взяты на учет, описаны, сфотографированы руины этрусских построек, разысканы немногочисленные остатки былых этрусских городов, раскрыты многие некрополи. В самых общих чертах нам теперь известна и история этрусков; во всяком случае, мы знаем, к какому времени относится расцвет этой цивилизации. Мы осведомлены о причинах ее гибели — в самых общих чертах. Нам известно, что, как и все остальные цивилизации древности, этрусская тоже зиждилась на труде рабов, число которых пополнялось за счет военнопленных и покоренных племен. Мы знаем, что изобретательскому таланту этрусков мы обязаны многим в гидравлике, в ирригации, что этруски изобрели якорь, а возможно и арку и что легион, знаменитая боевая единица римлян, был известен этрускам.
И тем не менее еще много белых пятен для нас в этой цивилизации. Как это ни странно, но об этрусках, в конце концов не столь уж древнем народе, мы до сих пор знаем значительно меньше, чем, скажем, о древних египтянах.
ПОЧЕМУ ТАК МАЛО СВЕДЕНИЙ ОБ ЭТРУСКАХ?
Во-первых, ученым вплоть до самого последнего времени никак не удавалось найти остатки (я имею в виду мало-міальски значительные остатки) какого-нибудь этрусского города — так, чтобы были и улицы, и дома, чтобы нашлись хорошие архивы, чтобы, как полагается, заговорили, наконец, в полный голос вещи, орудия труда, утварь.
Вс-вторых, никак не поддаются расшифровке немногочисленные этрусские тексты. Прочесть их можно, а понять — нет!
Это действительно обидно: и так сравнительно мало сохранилось этрусских документов — в основном надписи в некрополях, но еще (или, быть может, отчасти из-за этого) мы до сих пор не научились их понимать. С какими только языками ни сравнивали этрусский в надежде расшифровать его, какие только головоломные теории не придумывали!
Пока тщетно. Проблема дешифровки осложняется еще и тем, что мы нередко понятия не имеем, где, собственно, заканчивается или начинается то или иное слово: видим группу букв и не можем точно определить, идет ли речь об одном слове, о двух или даже о целой фразе. К тому же этрусский алфавит не всегда достаточно точно отражает фонетику: далеко не всегда один и тот же звук обозначается одними и теми же буквами. И, наконец, судя по некоторым признакам, этруски, в особенности в III — II веках до нашей эры, при письме пропускали гласные. Добро еще, когда дело идет о всем знакомом собственном имени. В остальных случаях это мучительно.
А все же как заманчиво было бы прочесть этрусские тексты! Ведь тогда, быть может, удалось бы разрешить давний спор: а кто, собственно, такие этруски? Верно ли, что в образовании этрусской народности сыграли свою роль пришельцы с берегов Дуная и из степей Анатолии?
Есть основания полагать, что этрусский язык близок к албанскому. Похоже, что и тот и другой использовали один общий язык — иллирийский. Так, во всяком случае, утверждается в вышедшей книге 3. Майяни «Этруски начинают говорить».