Отупея часть первая

 
В неведомом краю, во времена лихие
На смену звездам и серпам придут правители другие,
Порвут на части государства
И создадут иные царства.
Народы, нации в дугу согнут,
Надев бесправия на них хомут.
И длиться будут те невзгоды
1990–2035 годы…

 Настр Адамус

 

                (Переведено без редактирования.
                Персоналии вымышлены.
                Исторические совпадения случайны.)




 

 ОЛИГАРХ
 
 

Лежу я на нарах. Скоро апрель.
За окнами рай и воробушка трель.
Бумага и ручка на шатком столе,
И мысли роятся о тяжкой судьбе.
Прощенья просить, отпущенья грехов,
Принять все как есть, а на что я готов?
Покаяться в том, что страну не любил,
И все, что имею, неправдой добыл.
В том, что, не с теми богатства делив,
О бедном народе, Писание забыв,
Растратил бездарно полжизни, года
И думал, что счастье — тугая мошна.
Врагов привечал за друзей узкий круг,
Не видя в них алчущих золота слуг,
С властями дружил не по духу за корысть —
Счетами скупал ненасытную совесть…


 1

…А как начиналось — фортуна, успех,
Копейка к копейке на зависть у всех.
Почет, уваженье — мы смена веков,
Застоя, развала, бездарных голов.
Конец коммунизму, свобода идей,
Налоги плати и чем хочешь владей!
Банки и верфи, дворцы и заводы,
Шахты, леса, рудники, пароходы,
Державы вся мощь, весь ее капитал
Родней Палестины, желаннее стал.
Бывших партийцев, ныне верхушку,
Оптом скупали за грош и полушку.
Чиновник ершится — монетой глуши,
Власти не в духе — рублей покроши.
И не жалей — полни деньгами рот:
Сытый начальник не любит хлопот.
Не любит читать и писать разучился:
Марксизму по баням с друзьями учился.
Прочтет две строки, поставит крючок,
К окну отвернется и ждет, а сверчок,
Что в ящике письменном вечно живет,
Голос подаст, мол, давно уже ждет.
Цвирикнет три раза — кормиться, милок,
Клади, что принес, скоро новый ходок.
Пять пропищит — резерв доставай:
Родичи едут, на даче сарай
В семь этажей реставрации просит,
Дочке — «Порше»: «Мерседес» не выносит,
Внук загулял, ресторан разгромил —
Вечный студент, а для службы — дебил.
А если дождешься десятого писка,
В кармане окажется скатерть-записка
С перечнем жалоб на тяготы жизни,
Которые гирей на шее повисли, —
Круиз по Атлантике, тур на Канары,
Две шубы шиншиллы, кроссовок три пары,
Матисса картина, яйцо Фаберже,
Чайный сервиз, с вензелями фраже.

Так и решали хозяйства проблемы —
Подпись добыл и продумывай схемы:
Как подоходный налог упразднить,
Акциз и аренду меньше платить,
Квоты на вывоз расширить и с толком,
Таможню в Европу объехать проселком,
Цены в Тамбове сравнять с их Майами,
Зарплату платить даже в Сочи санями.
Как закрутить лохотрон-пирамиду,
Выплатив первым раззявам для виду,
А «чубайсинки», мешками собрав,
В дело пустить, ни рубля не помяв.
Банки довольны, и счастлив народ
В надежде удвоить дырявый доход.

Словом — раздолье, хоть оду пиши,
Но сон мне приснился в сибирской глуши.
Цыганка-злодейка по сердцу прошла,
Раскинула карты, судьбу предрекла:
— Заелся, чернявый, забыл о стране,
Отдай, что припрятал, иль будешь в тюрьме.
Наступит уж скоро иная пора:
Отнимут, посадят и вон со двора,
А следом потянут и лучших друзей,
С кем прятали вместе доход от властей.
И кайся ни кайся — оставят с сумой,
Дорогою длинной вернешься домой.

Вызванный знахарь — местный шаман,
По паспорту скромно Изя Каплан,
Долго в рот ложку кривую совал,
Нюхал носки, на живот нажимал,
Уши к макушке щипцами тянул,
Пальцем достал и попробовал «стул».
Замерил веревкою рост до макушки,
Размеры «хвоста» в состоянии пушки,
Дулю глазам восемь раз показал,
Выгнал прислугу и тихо сказал:
— Я вже извиняюсь, но ви же больной,
И ухи вспотели, и глаз заливной.
А эти гадалки да в ночь на субботу
Вже может к поносу и вызовут рвоту.
Неделю не ешь марципанов и щей,
Смени пару-тройку нательных вещей,
Дай телеграмму и срочно в Москву.
В дороге ни капли, только кваску.
Диагноз — хреновый. Скажу на прощанье:
Скликай вже родню и пиши завещанье.

Так пробыл я месяц в глубокой печали,
А вечером поздним в окно постучали.
— Здесь гражданин Нефтебабский живет?
Откройте, милейший, Энергоучет.
По данным источников близким Кремлю
У Вас недоверие к власти, рублю.
Валюту вагонами прячете где-то,
Когда у страны не хватает бюджета.
Опять же с налогами есть неувязка,
И рента мала, а угодья — Аляска.
Труба шесть размеров по кругу от нормы,
Работников «левых» полно на прикорме.
На личных счетах, вот и справочка есть,
Больше семи миллиардов, не счесть.
И у дружков, с кем доходы делили,
Те же проблемы, тоже копили
На черный денек. И вот его «зад».
Короче. На выход, и руки назад!

 2

Где Запада голос, поддержка друзей
Веселой компании жизни моей?
Где «правые» силы — Гайдар и Чубайс,
Немцов, Хакамада, банкиров альянс?
Где митинги, шествия, СМИ и печать,
Кто дал им команду «Спокойно! Молчать!»
Чей окрик, а может крутая рука,
Их вспять повернула, пощупав слегка?
Чей пристальный взгляд остудил их порыв,
Что в щели забились, о прошлом забыв?
Быть может чураются дружбы со мной,
Чтоб участи рок не постичь за собой?
И клятвы их в верности — струи вранья?
Блеск злата и ненависть — жизнь воронья.
Ответь мне судьба на один лишь вопрос,
Не уж-то обманом я в бизнесе рос?
В чем кроется злая судьба и огрех —
Один под надзором, а нары на всех.
Где важные лица из Думы, Кремля,
Что так же, как прежде стоят у руля?
Где наши банкиры — финансов дозор,
Что деньги мешками везли за бугор?
Где те, кто годами меня подбивал,
Чтоб нефтью множил я свой капитал.
— А часть отстегнешь на поддержку штанов.
Все будет тип-топ. Для своих — братанов.
Налоги забудь: мы прикроем глаза,
Осваивай льготы, а в Думе все — «за».
Найми ходатаев, подмажь их слегка,
Пусть связи наладят с верхами пока.
Не жми капиталы, неси на поклон,
Дедок это любит и больше, чем трон.
Счета открывай на внуков, детей
И дворню корми, но не хуже своей.
Раз в месяц — подарки, балы и банкеты,
Билеты в Большой, на «АББУ» и балеты.
На Кипре, Флориде, Майами, Мальорке
Коттеджи купи и квартиры в Нью-Йорке.
Катанья устрой да в Альпийских горах
На лыжах, оленях, в цыганских санях.

Чем дальше, тем туже удавки кольцо:
Чиновников — рать, не вмещает крыльцо.
И все с важным видом — реформы умы,
Ладони — корзины, карманы — склады.
У каждого план как объехать закон,
Побольше украсть и, схватив телефон,
Инстанциям выше быстрей доложить:
— Намеченный курс нам нельзя отложить.
Заводы дымят и гудят пароходы,
Село возродили, подняли доходы
Народу и прочим отдельным слоям,
Кому проднатурой, кому по рублям.
Вояк сокращаем, чтоб было сытней
Служить генералам во имя идей.
Инфляцию держим — спасибо кредитам:
Без них как бревно в океане открытом —
Ни берегов, ни земли не видать,
О светлом пути и не стоит мечтать.
Цены снижаем на соль и на спички,
Народ их скупает так, по привычке.
По производству галош и портянок
Непал обогнали на целый порядок,
А мылом, пенькою, лаптями, корой
За пояс заткнули Зимбабву, Ханой.
И так складно «чешет», что любо смотреть,
В таком изобилье ну как не спереть.

И тут я подумал, а я что тупей,
Не знаю окольных в Европу путей?
Им можно карманы добром набивать,
Машины, картины и земли скупать.
По «ящику» байки народу плести
О тяготах жизни, о светлом пути,
Зарплаты годами по банкам крутить,
В валюту оформить и в Цюрих укрыть,
Заводы-гиганты в залог отпускать
И тут же все акции оптом скупать.
На шесть миллиардов кредитов набрали,
По чести расход и доход рассчитали.
Решили: «Коррупции “ихней” нельзя допустить,
Поделим по-братски, чего тут мудрить.
Народу — копейка прибавка к рублю,
На выборы часть, остальное — в семью».
Царям и не снилось — Эдема земля,
Райские кущи на благо Кремля.

 3
 
Я пару оффшорных заначек открыл,
Чтоб прочен был завтрашний бизнес и тыл.
Деньги пустил через банки, этапом.
На третьем в Монако, а может на пятом,
Их след испарился, растаял, исчез
В бескрайних просторах туземных небес.
Вот тут и пошла по Кремлю суета —
Кусок пирога не доехал до рта.

Охранник «семьи» — кладовая талантов:
ГБшный служака, гроза депутатов,
Бесстрашный спаситель от баб`с и на водах,
Прыгун под мосты, повитуха при родах,
Спортсмен, казначей, на охоте затейник,
Застольный певун, ну, в общем, бездельник,
Прозванный Шуркою в Пушкина честь,
Был для Дедуси как кум, сват и тесть.


............................................

В юности ранней, чтоб имя нести,
Пытался пером по бумаге скрести,
Но как не старался, оно рифмовало:
«Любовь и морковь, вечерело – мочало».
И не однажды при полной луне
Стучал головой по корявой сосне.
Учебник садился ночами зубрить,
Хорея от ямба чтоб отличить.
Тетрадей по дюжине враз изводил,
Гусиными перьями даже строчил.
Мечтал — вот таланта еще накоплю
Машинку печатную в ГУМе куплю.
Вел строгий учет: что когда «натворил»,
Сколько по времени мозгом варил,
Как бы еще производство удвоить
Басен и тостов, поэмы освоить.
Из всех сочинений особо гордился
«Одой бессмертья». Читал и слезился:

«Выйду на поле в траву, полежу
Или ногами нажму на межу.
Ширше просторов никто не видал,
А я вот узрел и стих написал.
Стих мой как песня порхнул из груди,
Закружил по небу — без краю пути,
Ворвался как поезд на Курский вокзал
Сказать, что пиитом я все таки стал,
Что памятник медный готовится мой
В краях, где приму заслужонный покой».

Когда же пришел срок стране послужить,
Решил поэтический труд отложить,
А разжирев на кремлевских харчах,
Понял, что Пушкин в нем, шельма, зачах.
И вовсе забыл, кто есть он такой,
Когда о Царь-пушку шарахнул башкой.

Но власти прибрав и почуяв удачу,
Собрал трех писак и поставил задачу:
— Пока демократии дух не утих,
Желаю под Пушкина выдумать стих.
Онегинский стиль за основу возьмите,
Хореи и ямбы туда же воткните.
Герои — «горбатый» и прочий «Содом...»,
Побольше дерьма, компромата причем.
Короче, на злобу сегодняшних дней,
Чтоб уши поганые были видней.
А в заключенье — мораль на века:
Прошлому — крышка, хана и пока!
Да, и поменьше любовных шу-шу,
А я, как соавтор, сей труд подпишу.

Через неделю упорных трудов
Шедевр для печати был, в общем, готов.
Но толи по глупости, толи по пьянке
Один из писак да на гербовом бланке
Его распечатал большим тиражом
И запустил по стране багажом.
Когда и в Кремле объявилась листовка,
Саньке от скромности стало не ловко.
— Я в творчестве долго Пегаса искал,
Ночами все думал, недели не спал.
Когда осенило, нырнул с головой
В сюжет революции. Где там покой!
Вот думаю к осени выдать поэму,
Уже набросал подходящую схему.
А третьим — роман непременно родится,
Киношникам будет чем поживиться.
Уже из Стокгольма на дачу звонили
И в списки на премию стих мой включили.
Сказали, что если еще напишу тройку од,
Дадут сразу две без налогов. Так вот!
Во имя грядущих в стране перемен
В верхушке и прочих карьерных замен,
Во имя счастливого в деле конца,
Для процветанья России венца
Готов дни и ночи писать напролет,
Пока смертный одр на покой позовет.
Позвольте зачту самолично кусочек.
 
И вытянув руку, башмак на носочек,
Головку закинул, глаза подкатил,
Как ларинский бык, но с прононсом, завыл:
— О милый, дорогой читатель,
Тебе мой стих про

 УГЛУБЛЯТЕЛЬ
 
Партийно-сколиозный лидер,
Природой меченый герой,
Был сложной смесью, словно ливер,
Старья с плеядой молодой.
Обучен догмам прежних дней
На святости тупых идей,
Он рано начал понимать,
Чего от жизни нужно брать.
И, чтоб не биться в землю лбом,
Как дед и прадед иль отец,
Что четверть века пас овец,
Стал часто хаживать в партком
И шустро в партию пролез,
С трудом осилив курс «Ликбез».
 
Диплом юриста, ромбик с книжкой,
Потертый старенький пиджак,
Жена — сокурсница Раиска
И первый чин — «комсы» вожак.
Но самым дорогим и ценным,
Как свод рецептов Авиценны,
Был спрятанный в трусы пакет,
Хранивший красный партбилет.
Ему он ум и честь, и совесть,
Священной касты ярлычок,
Карьеры всплеск, разбег, толчок,
Судьбы подарок, счастье, гордость,
Икона с ликом Сатаны —
Вождя, распятой им страны.

Фундамент взлета укрепляя,
Сельхоз окончил институт,
Хотя не очень понимая,
Что булки сами не растут,
Он пламенным партийным словом
В комбинезоне синем, новом,
С отверткой в пухленьких руках,
В скрипучих хромом сапогах
По пять часов без остановки
Мозги цитатами лечил,
Как сеять, молотить учил,
Как, исходя из обстановки,
Удоями весь мир залить
И пыль в глаза Москве пустить.

И вот уже Кремля ворота
Распахнуты к его стопам.
Кипит бездарная работа
По Перестройке тут и там:
— Застою — бой, реформам — гласность,
Всем супостатам — безопасность,
Войска и флот домой, в отстой,
Америке — поклон земной.
Страну лечить: народец спился,
К похмелью сызмальства привык,
А бить поклоны поотвык,
От рук начальственных отбился,
Свободы требует — ведро
И жить, как член Политбюро.

— Войду в историю навеки
Борцом с зеленым змием я,
Чтоб знали люди-человеки:
Наш путь — спортивная семья.
Когда продукты в дефиците,
А вы все выпить норовите:
То свадьба, то банкет у вас,
Крестины иль поминок час —
Язык за спину, ноги в руки,
Трусцой неделю, может две,
Бегом толпой по всей стране.
Кто ради пьянства, кто со скуки
Рекорды пусть по бегу бьют.
Дай Бог — здоровыми помрут.

Эксперимент на славу вышел:
Стучат по весям топоры.
Что виноградарь нос повесил,
Лозу растил, теперь костры?
Сады спалил и уничтожил,
Людей в скотину превратил,
Страну шеренгою построил,
Жить по талонам разрешил.
Иудам-стукачам привольно:
В партком на шефа дал сигнал,
И сам наутро шефом стал.
И «супостатство» всласть довольно —
Народ российский истреблен,
На дихлофос посажен он!

Надев на плешь венок терновый,
Марксист с клопами в голове
Изрек:
— Хозяин нужен новый.
Возьмем название извне!
Отныне титул президента,
С учетом сложности момента,
Повелеваю учредить!
Издать Указ и утвердить!
Державу, думаю, возглавить лично:
Рулить Союзом, знает всяк,
Ни фунт изюма, не пустяк.
А выгляжу весьма прилично:
Упитан, выбрит и одет
Как Денди, но в расцвете лет.

Совет Верховный, но послушный,
Народ бесправный одарил:
Доклад прослушав умно-ушлый,
На пост его благословил:
«О, вождь — мудрейший из умнейших,
Генсек — умнейший из мудрейших,
Звезда науки, Цицерон,
Извилин глыба, Парфенон.
В речах твоих как песнь прелестных,
Ушей услада, мед, халва,
Щербет, урюк и пахлава,
Лапша для дураков нас грешных,
Слепых, убогих и глухих,
На веки подданных твоих».

Ни жизнь — малина, сахар, цимус.
Пять лет держава кувырком,
Бюджет трещит, финансы в минус,
А он на пляже голиком:
— Слышь! Рая — свет очей, душа,
Ливадья мне не хороша,
Чтоб утереть Европе нос,
Давай-ка выстроим Форос.
Как император Всесоюзный
Повелеваю — Даче быть!
Скалу взорвать, канал прорыть!
А инвентарь, уже ненужный,
Отправим в Цюрих про запас,
Пусть ждет, пока не пробил час.

И золотишко, что скопилось
В партийных кассах по шкафам,
Без толку чтобы не пылилось,
Неплохо нам прибрать к рукам.
Загрузим в ящики. Пока.
Напишем «Гвозди и пенька».
Где самолетом, где пешком
Отправим за кордон тайком.
А то, смотрю я, демократы
В парткомах начали бузить,
На митинги в народ ходить,
Плетут интригу ренегаты:
«Страну на части разорвем,
И барахлишко отберем».

Не долго музыка играла:
В Крыму прищучили вождя.
Хоть Рая жалобно пищала,
Осталось царствовать три дня.

Москва бурлит — развязка близко,
С трибуны кроет власть Бориска:
— В доверье лысому — рубеж,
Реформами родил мятеж.
Страна не знала большей кары:
Кругом развал и нищета,
Мздоимство, в кадрах чехарда.
Спасти — спасем, но с трона вон!
В деревню, в ссылку, за кордон!
Не смог отцом отчизны стать,
Готовься ключ Кремля отдать!

Вот так бесславно и убого
Пришел «горбатому» конец.
Когда тупых идей так много,
Рога нужны, а не венец.
В угоду сказочных мечтаний,
Бредовых и шальных желаний,
Он дал Россию растерзать,
На части, как лаваш, порвать.
Унизил власть, народ, страну,
Поправ законы и свободы,
Разрушил фабрики, заводы,
Втянул в гражданскую войну
За хлеб, зарплату, за покой —
С реальной жизнью и судьбой.

Немало и сейчас «охотцев»
Под зад плешивый смачно пнуть,
Задать вопрос:
— А инородцев
Как нам, российским, помянуть?
Тех инородцев, с кем веками вместе
Служили Родине во имя чести,
Пройдя походом боевым
Сквозь войны, раны, горя дым?
Тех инородцев, что славянам братья,
С кем славой и трудом своим
Навеки русский побратим.
Тех инородцев, что достойны счастья
В стране великой и большой,
Где дом и край их был родной.


К слову сказать, что последний столбец,
Он опустил, мол:
— В доделке конец.
А писарям кулаком погрозил:
— Ну, доберусь я до этих «мудил».


Дед этот труд не спеша изучил
И прокурору записку вручил.
«Этот, засранец, в писанье злодей —
Дерьма накопал, хоть ушатами лей.
Проверить бы надо его аппарат —
О ком собирают еще компромат.
А коль прозеваешь — «семью» осрамит,
Сам будешь в помоях — по уши залит:
Лишу привилегий, пайка, орденов,
Отправлю на пенсию в глушь, под Ростов».

(Как Дед сам предрек, так оно и случилось:
Лишь Саньку под зад — эссе объявилось:
«Рассветы, закаты и прочий гламур
В дни царских забав для начитанных дур»).


...........................................


Так вот, этот Шурка — поэт-пушкинист,
Заслуженный жулик, кремлевский артист,
В бытность партийную шефа старался,
С ним на трамваях на службу катался.
Почуяв в стране перемен наступленье,
С Лубянки сбежал, опасаясь гоненья,
И слухи ходили, а может брехня,
Что Деду он где-то даже родня.
Будто бутылкой от водки распитой,
Ухи кромсали, о камень разбитой.
В кружку сцедили крови, размешали
И, пивом разбавив, под кильку убрали.
Долго лобзались, до гроба клялись —
Горбатого скинуть, самим вознестись.

— Всех коммуняк с кабинетов долой,
Умников к ногтю и на покой.
Хохлов самостийных, босых бульбашей,
Эстонцев, литовцев и латышей,
Кавказцев, Молдову, обоз азиат
На волю отпустим, чтоб каждый арат,
Хоть где-то он нам и товарищ-бабай,
В смысле куснуть и стащить каравай,
Своею мотыгой, лопатой, киркой,
Трудом зарабатывал хлебушек свой.
Чтоб больше не ныли: «Какой беспередель!
Урусская Ивана нас обпила и объел».
А мы поглядим, как потом проживут,
Сами в Союз, но с поклоном придут.


Доступ имея в святые покои,
Где Дед отлетал в затяжные запои,
Еще до рассвета босым и небритым
Явился с портфелем, бумагой набитым,
От дворни, семьи и друзей по секрету
Поведать добытую тайную смету.

— Насосы качают и трубы гудят,
А денег — ку-ку — за границу летят.
Вчера вскрыл конвертик — одни медяки,
И тех — кот наплакал, убрать синяки.
В бумагах цифири с десятком нулей
И все с буквой «се» как на рюмке, где змей.
Хоть в языках не силен отродясь,
Задним проходом чувствую связь:
Наши реформы — их барыши,
Они как в раю, мы в дерьме как бомжи.
Ты б, Николаич, добро поберёг,
Пока этот гад за кордон не убёг.
Пачпорт израильский справит тайком
И дунет отседова в Штаты хорьком.
А там макияжу и гриму наложит
И станет на Рейгана рожей похожий,
Тогда ни разведка, ни наш Интерпол
Его не достанут. И зубы на стол!

И началось, Дед сиреной завыл:
— Грабеж, караул, наши деньги укрыл!
Вот босота, комсомольцы, дерьмо,
Зюганова детки, я чуял давно.
В доверие втерлись: «Мы бизнеса класс!
Подымем Россию, все недра у нас!»
Ну, я покажу вам, где недра растут,
Зарою в Сибири, отправлю в Сургут
На вечную каторгу с ломом в руках,
Малиной покажутся нары в Крестах.
И где ж раздобыл он такой «чумадан»,
Чтоб спрятать туда «милиярд» как в чулан?

Все, точка, депешу-шифровку пиши,
Но по Кремлю пока не бреши.
Доставить сюда говнюка прямиком,
Сам понимаешь в режиме каком.
Срочно готовь и спецназ, и разведку.
Выследить всех снизу до верху.
Явки, пароли, связных, весь архив
Умри, но добудь, страну перерыв.
Документ на стол, хоть пупок надорви,
На дачу к обеду, нет — после пяти.
Таможню закрыть, ротозеев к ответу,
Уйдет за кордон, отобью как котлету.
Надо ж дожился, какой-то еврей
Страну баламутит башкою своей.

А все этот «рыжий»: «В делах благодать!»
Ну, реформатор, ядрить твою мать!
Сам разберусь без Ефимки с Толяном:
Эти проныры как деньги, так рядом.
Слушок запусти, мол, гарант огорчен,
Но нет воровства, и еврей не причем.
В друзьях он с дочуркой — Танюшкой моей,
Приданное это — заначка для ней.

 4

Выгнав охранника Дед загрустил:
— Кажись геморрой с недогляду нажил.
Стараешься вроде, тасуешь колоду,
Министров меняешь, даешь им свободу.
Степанычу — замов двоих молодых,
Толяна с Ефимкой, да шустрых таких.
Мы с ним и моргнуть еще не успели,
Как займы на харч поминальную спели.
Ведь говорил же: «Смотри в оба глаза,
Много не нюхай попутного газа:
Толян — тот известный придворный ловкач,
Обдурит в два счета — ни денег, ни дач.
И так перед Денежным фондом подставит
Тебя и меня, что одышка задавит».

Ефимка-приемничек — темный конек,
Из Нижнего в Кремль на племя приволок.
Еще в девяностом мелькал в кабинетах,
То жвачку "толкал", то порнуху в пакетах,
Фарцовкою жил, табаком торговал.
Научный сотрудник — себя представлял.

И как он на танке в мятеж оказался,
Не знает никто, но кричал: «Я сражался!
Под пули бросался, от храбрости взмок
И даже двух «языков» приволок.
Достоин медали и званья Герой,
Но не намерен уйти на покой.
Готов губернатором быть, хоть московским,
Ну, в крайности, временно Нижетамбовским,
Лично возглавить реформы в стране,
Благо, что опыта много извне».

Пришлось наградить и отправить на Волгу
Служить верой-правдой хмыря-балаболку.
И время, как видно, прохвост не терял.
Он криминал потихоньку подмял.
Сипатых в цепях золотых «паханов»
В подполье отправил почти без штанов.
Домов прикупил, тестем рынки возглавил,
Кредитов набрал, банки с носом оставил.
А сводки о росте такие строчил,
Как будто их сам Левитан сочинил.

И кто мог подумать и Наинку, и Таньку
Заманит герой этот в русскую баньку.
Так угостит, наплетет и такого,
Что лучше для них не сыскать никакого.
Весь вечер в два горла на уши зудели,
Как от «лапши» его давеча млели:
- Душка, огурчик с манерами лорда
И щедростью схож на заводчика Форда.
Меня то царицей, то мамою звал,
Танюшке коня подарить обещал.
Всеобщий любимец, кудряшка, танцор,
А как выгнет спинку — такой ухажер!
Словом, приемника лучше желать,
Только здоровье и время терять.
И в Святцах прописан в заглавии списка,
А имя — нам тезка — тоже Бориска.

Сплошные заботы, поспать не дают.
На службе морока, дома клюют.
Выпью пожалуй, расслаблюсь слегка,
А утром посмотрим. Нашли дурака!

Тяпнув стопарик, погладил живот
И в спальню поплелся, зевнув во весь рот.
Начал под бок было теплый моститься,
Но не успел.
— Это что же творится.
Крадут из под носа наше добро, —
Наинка взревела. И локтем в ребро.
— Это какой, Нефтебабский? С мазутом?
Весь день испоганил, все карты попутал.
Откуда Санек про секреты узнал?
Все на бумажках, и сам просчитал.
Сколько и где, и в какой упаковке,
И про Монаку, и банк в Шепетовке.
Имея такие познанья в финансах,
Доходах, расходах и прочих нюансах,
Не стал бы делиться, откат получив.
Знать кинул еврей, расклад изучив.

— А если бы сдался? Долларов поток
В деревню к Саньку и в амбар на замок?

— Срочно меняй, ведь продаст ни за цент.
Стал говорлив, растолстел как доцент.
А помнишь, Толян про амбиции плел:
«Он современности курс не учел,
Что на момент для страны инвестиций,
Рожей такою не стоит светиться.
Что шашкой махать и пугать депутатов —
Гиблое дело в преддверье дебатов
Про рейтинг, импичмент и старую сказку
О том, что у Деда хвороб под завязку».
Гайдарки, бурбулисы морды нажрали,
Акционерами крупными стали.
Только по банкам и биржам шустрят,
Кусок пожирнее оттяпать хотят.
Всех прогони и отправь за границу,
Пусть на гондолах откушают пиццу.
Послами в Габон, Гондурас, Тринидад,
Под пальмы, к туземцам и без зарплат.
— Степаныча, тоже? Ведь он — голова!
Такие мудреные знает слова!
— Какие слова! Он, что видит, поет,
Склоненья изменит, падеж переврет,
Доклад нагородит — чистый гобой.
Язык вроде русский, но странный такой,
Больше похож на мычанье ягнят,
Когда шашлыком угощать не хотят.
— А как же Пал Палыч? Пахал на износ,
Квартиры делил и на дачу навоз
Бесплатно вагонами нам поставлял,
Песком и опилками не разбавлял.
И Кремль ремонтируя, ночи не спал,
Приписки и «липу» по сметам искал.
«Я личные средства вложил», — говорит.
На благо отчизны деньгами сорит.
Я ж, понимаешь, ему доверяю,
Чего он творит, ну, ей богу, не знаю.
Раз в месяц с конвертом зайдет в кабинет,
И все, понимаешь, на этом — привет.
— Хоть Палыча жалко, гони и его.
Много болтает, и знаешь чего?
Разнес по Москве, что весь Кремль побелил,
Гвоздей тонн пятнадцать по стенам набил.
А выйдет с проверкой, давай материть,
Обои царапать, панели скоблить,
Курить в тронном зале, на люстрах качаться,
Без тапочек в грязной обувке шататься.
Вылитый Карло Растрелли — ваятель,
Жулик, пройдоха, Толяна приятель.
И в связке такой без особых хлопот
Гвоздем и тебя к штукатурке прибьет.
— А оборону — надежу страны?
Министр по три раза меняет штаны.
«По швам от усердья трещат на “заду”.
Латаю, латаю — макушка в поту».
— А ты и поверил, штаны он протер.
Они у него как персидский ковер —
Что красотой, что размером на вес,
И по цене как шестой «Мерседес».
Жопу наел на какие ши-ши?
Откуда у Зинки его барыши?
Кстати, он новый недавно спихнул,
Абрамыч вчера на него стуканул:
«Гоняет вагонами, сам продает,
А деньги в кредит под проценты сдает».
И этих штанов у него — завались.
Ты б лучше проверил откуда взялись.
Если положена — пара на год,
Где остальные бесплатно берет.
Квартир накупил, коттеджей и дач,
Разъелся как боров — не ястреб, а грач.
Маршала просит и бомбу в сто тонн
Кавказ подорвать. А ты знаешь, что он,
Чай распивая на сочинской даче,
О слабости власти с Зюганом судачил:
«Мало, мол, у Гаранта припасов,
А враг, затаившись в стране «гондурасов»,
Коварные планы и связи плетет,
Как скупит всю нефть, так на нас нападет».
Солдаты бегут с офицерами вместе,
А он все поет: «Оборона на месте,
Крепка сталь на пушках, броня кораблей,
Войска в изготовке — бросок и Сидней.
Мы без учений, маневров и маршей
Не можем прожить, даже жертвуем кашей».
А сам три гранаты под шапкой принес
И спрятал в конюшне, зарыл под навоз.
Ох и закрутит он «кашу с приветом»,
Как Аракчеев, что в раме с багетом.
Раз ты гарант, то в ответе за всех.
Найди казнокрадов, причины прорех,
Совет собери и скажи — что измена,
В правительстве старом нужна перемена
И в самых высоких чиновных кругах,
Иначе — конец, революция, крах.
Сбрехни, что болел, но теперь полегчало.
Назначишь всех новых, реформы с начала.
Судом пригрози, аудитом, проверкой.
Пусть сами уйдут и не хлопают дверкой.

— Расправлюсь с заначкой — саратничков … вон!
Сказал нецензурно и взял телефон.
— Степаныч, здоров! Есть вопрос, понимаешь.
Ты ж Шурку, ну, сторожа, Коржика, знаешь?
Так он приболел воспалением брюха.
Дел — кутерьма и такая непруха.
Ты уж нажучь там охрану свою,
Пусть быстро слетают в контору «СОКЮ».
Да, Нефтебабского вотчина, Мишки.
И прямо ко мне, аккуратно, под мышки.
Есть разговор о леченье склероза,
Который вначале просто заноза,
Но если его запустить и углубить,
Как «меченый» нам говорил — «усугубить»,
То нефти нанюхавшись, сев на трубу,
Можно очнуться в дубовом гробу.
Ну ладно, пока, не хворай Цицерон,
Готовься в послы до Кучмы, на поклон.

— Хочешь, не хочешь, а надо решать,
Степаныча с дыбы дефолта снимать.
Монетку подбрось, кому попадет,
Тот первым в Парламент под нож и пойдет.
А дальше по списку, кто — месяц, кто — два.
Менять так менять — есть еще голова.

И список подсунула «Наши Премьеры».
Глянул и ахнул — одни пионеры:
Киндер-сюрприз, какой-то Степашка,
Вокзальный начальник, бухгалтер Косьяшка,
Министр престарелый — партийный разведчик
И Вовка из Питера — мэра советчик.


 5

И в миг на ковер, как куренка в ощип,
Втащили меня, и я понял, что влип.

— Ну-у-у-у, — прогундосил невесты отец,
— Морочишь нам голову дойный Агнец.
Решил капиталец от нас утаить,
По банкам попрятал. А ну, не юлить!
Людей обижаешь, лишаешь харчей,
Иль чину не знаешь — разбойник, халдей.
Я, понимаешь, на страже стою,
Чтоб все до копейки в Россию, в семью,
А он, пучеглазый, устроил разор.
Да ты братец — шулер, бензиновый вор.
Народ голодает, чуть ноги влачит,
На митингах стонет, на власти кричит,
Копейки считает, зарплату год ждет,
А он, понимаешь, как Морган живет.

Я сам на картошку и квас перешел.
Штаны обвисают, до ручки дошел.
Хотим со Степанычем трио создать,
В метро на гармошке и ложках играть,
А Танька — кровинушка, родная дочь
Испеть обещала про «Лунную ночь».
Ей замуж пора, а с деньгами напряг:
Два раза в невестах и третий — варяг.
Какой-то зачуханный в рваной джинсе,
Пристроил на должность к себе по весне,
Да чувствую толк — как с козла молока:
Из Таньки все тянет, а Танька с меня.

Короче, давай номера и пароли счетов,
Ключи от шкатулок, комодов складов,
А я, так и быть, уж тебе разрешу
С Наинкой и Танькой откушать лапшу,
Чтоб челядь смекала, что с этого дня, —
Я твоя «крыша», а ты мне — родня.

Ну и последнее, чтоб не забыл,
Ты кошелечек с собой прихватил?
Хоть рубликов сорок займи под аванс,
А то мой бюджетик дает реверанс.
А к лету, сам знаешь, — обновы купить,
Приемы, банкеты, к людям выходить.
Опять же — Наинке на шапку и брошку
И мне на чекушку и хрен под окрошку.
Танюшке на зонтик, помады, кино.
Зятьку, понимаешь, на «Херес»-вино.
Да ты не стесняйся, есть сотня — гони,
В конвертик вложи и под скатерть пихни.
Ну, молодец, будь здоров — лимита.
Свободен, пока, не забудь про счета.

Сейчас подойдем к той дубовой двери,
Прикинешься олухом, но не ори.
Я, понимаешь, на дворню взорвусь,
Ногами о коврики чуть потопчусь,
Велю проводить аж до края крыльца,
Как лучшего друга, бюджета творца.
Там встретит тебя мой Толян Чупачупс,
На службе давно, но вонючий как гнус.
Что будет просить, ни за что не давай.
Лапши расхотелось? Ну, ладно, прощай.


 6

Толян Чупачупс — прохиндей с головой,
Из бывших Премьеров. Да рыжий такой!
Оратор, мастак отнимать и делить,
Но чтоб интерес и родной не забыть.
За дикий грабеж награжден был сполна
Чинами и землями, даже казна
Монеты чеканила в «рыжего» честь,
С девизом по кругу «А совесть-то есть?»

И вот этот змей и основ реформатор,
Компании выборов, зла генератор,
Народного горя, бесправья творец,
Дорвавшийся к власти брехун и подлец,
Меня поджидал у царева крыльца,
С улыбкой на роже святого Тельца:

— От деда идешь, нефтяной кошелек,
Защиты просил или мзду приволок?
На битую карту поставить решил,
В зятья набивался иль так приходил?
Глазенки протри и очечки надень,
Коль спутал колоду и замшевый пень.
Неужто не видишь, кто правит страной,
Кто жмет на педали, кто вечно больной?
Кому все подвластно и все по плечу,
А кто на маршруте от стопки к врачу?

Дед, как чумной наркоман в конопле,
То на стакане, а то на игле.
А что бы державы не меркло лицо
И временами мычало оно,
Чтоб коммуняк и центристов прижать,
Жирика с Гришей во власть не пускать,
Мы — реформаторы все и блюдем,
Курс выверяем, на карту кладем.
Готовим указы, законы, бюджет,
Оракулов Думы, Сенат, Госсовет.
Кому быть министром, кому на покой,
Кого в олигархи, кого на отстой.
Где и за что предстоит воевать,
Чьи интересы и как поддержать.
Как поделить справедливей доход,
Чтоб удивить наш российский народ.
Кто губернатором станет Чукотки,
Как возродить поголовье селедки.
Где генералам людишек набрать,
Чтоб взводом могли кое-как управлять.

Кручусь словно белка без льгот и похвал,
Зарплата ни к черту, здоровье — завал,
А чуть зазевался — в Кремле пулемет,
Какой-нибудь Коржик за горло возьмет
Или Пернатый вояка-злодей
Подсыплет в «какаву» тротил и гвоздей.

Деда не бойся — ходячий склероз,
От рук чуть отбился мы сразу наркоз.
То баньку, то теннис, охоту, рыбалку,
Пятьсот накатил и в кресло-качалку.
В турне по Европе, в поездку по тундре,
Чтоб «понимаешь» мозги здесь не пудрил.
В Китай на недельку с Наинкой слетал,
Четыре концерта на ложках сыграл.
Понятно теперь-то с кем надо дружить,
Пред кем кошелек и счета обнажить?
Тысченки две-три ему отстегни
И больше ни цента, смотри мне, ни-ни.

И к Таньке не суйся, там спонсоров тьма —
Ромаша, Абрамыч, банкиров братва.
А влезешь с подарком к Наинке и внукам,
Штаны потеряешь от тяги к наукам.
Придется Сорбонну и Кембридж купить,
Всех родичей выводок дважды учить.
Каждому домик, машину, питанье,
Счет в шесть нулей на тряпье, содержанье.
Нянькам, садовникам, горничным, свите
По три зарплаты в валютном лимите.
Каникулы грянут — кричи караул,
Множь все расходы на десять и «нул».
Свадьбы, крестины, друзей юбилеи
Высосут все, трос затянут на шее.
В общем, как липку тебя обдерут,
Влепят пинка и подальше пошлют.
Будешь на паперти мелочь просить,
Лоб иудейский в Коломне крестить.

А что до охранника — лысого Сашки —
Злодей и «нюхач», но охотник до бражки.
Кредит в кабаке на Арбате открой,
Недельки на две: он готов на покой.
Ладно, не дрейфь, все само утрясется,
С ним Скалозуб без тебя разберется.

Теперь о делах и партийных проблемах.
Как Карла учил: «Капитал — это схема.
Вовремя вложишь рублишко в завод,
А он тебе десять прибавки в доход».
Но чтобы заводиком тем управлять,
За горлышко классик рабочий держать,
Идеи нужны: без теории — крах,
«Разброд и шатанье» — не Маркс, Фейербах!
Короче, чтоб партию в Думе иметь
И красным бездельникам нос утереть,
Нужны капиталы и налом, и в банке,
Лучше в валюте — зеленой на бланке.

А вот заявление. Здесь подпиши.
Партвзносы — смешные, ну просто гроши.
С тебя — как с нефтяника — только не взмокни,
Сто тысяч раз в месяц купюрой по сотне.
Но есть еще и вступительный взнос,
Так, сущая мелочь, почти не вопрос.
Как в сказках Востока: «Сим-Сим — голубок,
Наполни на бедность пустой коробок».

 7

Попался как пентюх дремучий на утку
И данью связали меня ни на шутку.
В коробочку ту, что Толян приволок,
Свободно вошел бы токарный станок.
Из месяца в месяц партвзносы вспухали:
То сложности в Думе вдруг возникали,
То срочно пятьсот человек за границу
Отправить на яхтах за опытом в Ниццу.
То съезд провести, то Совет ветеранов —
Бывших у власти, сейчас тараканов
Кремлевских складов, магазинов и баз,
Сжирающих даром харчи про запас.
В общем, доили как только могли,
Кончалась валюта, просили рубли.
В Давосе зимою с семьей отдыхал,
И там меня встретил и мелочь отнял.

А осенью поздней слушок пробежал,
Что Деда на вынос — совсем захворал.
Что новый хозяин «семейных» сметет
Для этого партию сам создает.
Под флагом единым, без прежних вождей
Возьмет в окруженье старинных друзей.
Без спешки обложит налогов кольцом,
А власть развернется к народу лицом.
Всех олигархов возьмет за кадык
И лично проверит насколько велик.
Что строил, как жил, как создал капитал?
В чьих землях под виллы кварталы скупал?
Кому и за что регулярно платив,
Страну разорял, закон обходив.
В Парламенте волю «едину» создаст,
А всем остальным по заслугам воздаст.
 
 8

Все так и случилось, и прошлое — прочь,
Отрекся гарант в Новогоднюю ночь.


Творец интриг и загогулин как управлял и городил,
Судил, рядил, на гуще правил, так, наконец, всех удивил:
— Как реформатор Всероссийский и демократии отец,
Намерен передать народу и управленье и венец.
Мы тут в семье посовещались, прикинули чего и как,
Хоть долго даже сомневались, но будет все отныне так:

Гарантом быть, служить народу,
Беречь добро, не зажимать свободу,
Крепить границы, террористов бить,
«Семью» как маму-родину любить —
Достоин каждый гражданин, кто мыслит зряче,
Но внутренний и внешний враг глядят иначе.
Они хотят, объединившись в злости,
Переломать нам планы, ноги, кости.
Пустить реформы, достиженья вспять,
Приватизации плоды отнять.
Имущество, трудом нелегким нажитое,
Вливаньями кредитов развитое,
Вновь поделить «по справедливости, по чести,
Коль сшибли коммунистов вместе».
Опять на митинги и шествия скликают
И голодовками зарплату, льготы вышибают.
Хотят всех «левых» в «правых» обратить,
Создать «центристский блок» и нас долбить.

А посему, покуда власть имею,
С утра ни грамма — трезво разумею,
Вам волю-завещанье изложу
И в нем приемника «фамилью» укажу.

Приемник — не для хилых должность
И не халявная возможность
На трон державы вознестись,
Рулить, куда года неслись.
Приемник — это плод раздумий
Ночей бессонных, мыслей улей,
Венец трудов бесценных кладь
(Отдельным, правда, не понять),
Часть тела, головы, извилин,
Покой «семьи» чтоб был стабилен,
Доход и процветанье всех,
(Хоть без надежды на успех).
Всех россиян и СНГовцев,
Простых крестьян, вояк, торговцев,
Рабочих, медиков, ученых,
Шахтеров грязных, закопченных,
Учителей, студентов, профессуры,
Артистов — мастаков халтуры,
Писателей и СМИ трудяг,
Моделей плоских и стиляг,
Ткачей, лесничих, космонавтов,
Собаководов и юннатов,
Всех голодранцев и бомжей
Любимой Родины моей.

Все взвесив и прикинув к носу
Расклад элит и подчиняясь спросу
На твердый курс трудящихся страны,
Которые высокий суд вершить вольны,
Приемником избрать намерен —
И Абрамович в нем уверен —
С согласья приближенных, дворни, чад
Ни шаркуна придворного — любителя наград,
Ни гнома лысого столичного подворья,
Ни пионера сочинского взморья,
Ни кучерявого танцора «лорда-душку»,
Ни Танькина вздыхателя-БАБушку,
А стойкого разведчика, борца,
Любителя сатиры, острого словца.
Работника Кремля, Совмина, силовых структур,
Противника различных конъюнктур,
Непримиримого бойца за дело власти,
Которому народ доверит снасти
На ловлю шулеров бюджетных,
Дельцов и олигархов «бедных»,
Финансов темных воротил,
Всех тех, кто деньги утаил,
Кто при зарплате в две пятьсот
Коттедж воздвиг на двести «сот»,
Кто кормит моль мехами норки,
Застроил дачами все Горки,
А по налоговым счетам —
Бомж, нищий к двадцати годам,
Прилипший к льготам, орденам,
По справке, что придумал сам.

И гайки он сполна закрутит.
Узнает тот, кто баламутит
Сознанье масс, рабочий класс,
Что значит с хреном русский квас.
Всех к ногтю — красных, рыжих, толстых,
Кудрявых, лысых, голубых.
Проверит на лояльность к власти,
И все — шабаш безумной страсти
Обогащаться и стяжать,
Страну на кол долгов сажать.
И как праправнук дел Петровых,
Им всыплет веников еловых.
Одумался — гуляй, трудись.
Заелся — в карцер, охладись.

Свернул бумажку, в брюки сунул,
Перекрестился и подумал:
— Ну, все, прощай электорат.
Сам понимаю — демократ,
Такой как я, в сто лет родится,
И если кинет заграница —
Растопчут и вотрут в навоз,
Семьи доходы под откос.
Забудут пенсию платить,
Отправят мух под Ржев давить.
Объявят, что ума лишился
И через это удавился —
На пасху в полынье утоп,
А видел это местный поп.

 9

Тут бы подумать, решенье принять,
Толяна с компанией на … к черту послать.
Налоги сполна и по чести платить,
Доходы не в Цюрихе — дома хранить.
Построить больницу, роддом, интернат,
Стипендии дать, чтоб любой кандидат
Пусть даже совсем неизвестных наук
Мог жить и творить талантами рук.

Но этот пройдоха, придворный шаркун,
Опять мне «заправил»:
— Да «новый» — шатун!
Одно — в меморандумах петь и писать,
Другое — как с политесом реальность связать.
Куда он без «левых», без «правых» пойдет?
С дебилами Жирика? Что он несет?
Он же не Сталин, не Брежнев, не Ленин.
И стать узурпатором вряд ли намерен.
Культа и личности всласть испытав,
Народ не допустит, свободу познав.
Семьдесят лет подтвержденье тому —
Где власти всевластье, там горе уму.
А посему, чтоб не портить позиции,
Нюх не ослабить без оппозиции,
Он понимает, что Каином став,
Свободы и голос народа поправ,
Хоть слева, хоть справа, из центра и с мест
Придет на крови новый гений. И крест!

И снова партвзносы, собранья, банкеты,
Сплоченье рядов, на Багамы билеты,
Поддержка штанов бизнес-классу, элите,
Которой все мало, хоть сколько в корыте.
Копейки в налог, миллионы в оффшоры
Для будущей власти, режиму на горе.

А годы все шли, окруженье сжималось,
Менялись вельможи, но масть оставалась.
Обещанной ласки и смены властей
Неслышно, не видно и сила при ней.
Бывших приемников тихо, без спешки
Отправили дальше из центра, за вешки.
Кого-то полпредом, кого депутатом —
Размахивать в Думе партийным мандатом.
Кого на больничную койку под клизму
Нутром ощутить «семьи катаклизму».
Отдельным по партии «правой» друзьям
На дверь указали, вещички изъяв.
Двоих в эмиграцию: в Лондон и к баскам
В подполье учиться «дедовым» сказкам.
Других на поправку с дознаньем в острог:
«Закон справедлив, неизбежен и строг»!

Я к Чупачупсу.
— Толян, объясни,
Что в мире творится, ведь с нами они
За «правое» дело шеренгой одной
Шагали послушно и верно с тобой.
Ты про позицию что-то мычал,
Защиту, поддержку, чины обещал.
Испания, Лондон, Лубянка, Кресты —
Приют бизнесмена? Ну, сука же ты!
Как деньги просить ты — орел, молодец,
А стать на защиту нет духу, подлец.
Марксист-теоретик, любитель хапнуть
Лампочку в жопу тебе завернуть!
Такие, как ты, болтуны-шелкоперы
Чужими руками ворочают горы.
Своим языком без костей и предела
На подвиг зовешь: «Все за правое дело!»,
Но стоит Главе наступить вам на хвост,
Шакалом завоешь — «рыжий» прохвост.
И стойку приняв изготовки ищейки,
Командою «Пшёл!» испаришься на веки.

Ушел из Кремля, в трансформатор заполз.
Рубильники, лампочки! Толя — завхоз!
Мы капиталы тебе доверяли,
Даже баланс никогда не считали,
А ты, наши деньги неправдой добыв,
Доносом электрика должность купив,
Сдал с потрохами партийных друзей,
Офис отстроил как Зимний музей.
Охрана — полки, референты из стали,
Чтоб нас даже к телу не подпускали.
Статейки малюешь «С чего нам начать?»,
Учишь как бизнес с властями связать?
Умничать проще, когда про запас
Акций скупил, дивидендов припас.
Когда, ни вложив в производство и цента,
Зарплату гребешь от засветки в процентах.
А тем, кто все это трудами создал,
Ни раз твою дурость словцом поминал, —
Хрен да копейка, лимит и расценки,
Что впору всем миром закатывать зенки.
Один киловатт схож ценой с вездеходом,
Которыми мы по лесам и болотам
И в стужу, и в зной, непогоду и грязь
Разведку ведем, и людей не стыдясь,
Всем по заслугам за труд воздаем,
Платим по чести, путевки даем.
Строим дома, детей обучаем.
На пенсию вышел — в Тверь отселяем.
Бесплатно квартира, кредит, если нужно,
Без всяких процентов, чтоб жить не натужно.
Но только бабуся и старый дедок
Лампочку включат — как сразу ходок,
От вас, уважаемый, сборщик поборов,
С лопатой совковой и статью, как боров.
По бедности фирмы тряхнул стариков,
Оставил без денег, хлопот и портков.

Но думай не думай, решай не решай —
Судьбы приговор от властей ожидай.

 10

Сигнала как набат из Кремля прозвучал,
Новый гарант олигархов созвал.
Уселись все чинно за круглым столом.
Таблетки для сердца, водичка со льдом.
По стенам портреты владык и царей,
Портьеры на окнах — не видно щелей.
Все журналисты, как братья лицом,
Одеты по форме и стали кольцом
За спинами в метре в готовности к бою.
Ну, чувствую, влипли, Мишаня, с тобою.

Чтоб в корне пресечь и вопросы, и справки —
Один микрофон на короткой подставке
Напротив «вождя» одиноко стоит,
А рядом доклад в красной папке лежит.

— Пожалуй начнем, вижу все уже в сборе.
Дебатов не будет — нет времени боле
На препиранья, обиды и дрязги.
Зачту документ, что лежал без огласки,
До лучших времен он на полке пылился,
И вот час настал, так сказать, пригодился.

Что было в докладе, я смутно запомнил:
Налоговый счет неверно наполнил,
Превысил лимиты, а деньги укрыл,
Три банка за морем в оффшорах открыл.
Взятки давал, подкупал чинодралов.
Охраны армаду и штат генералов
От власти в тени по именьям держал,
Как депутатов валютой снабжал.
Народ обдурил — миллиардов на пять
В надежде подальше от власти сбежать.
Затем про здоровье слегка намекнул.
Мол, мочитесь как и в порядке ли «стул».
Что в камере нет персональной параши
И очередь к ней, и по записи даже.

Итог подводил прокурор. Без бумажки.
Сказал, что отныне не будет поблажки.
Защиты искать у «семейных» друзей —
Дороже себе, да и «сроки» длинней.
Народа и власти союз — на века.
Даю вам неделю. Свободны. Пока!

 11

И вот этот сон — ни в руку, под дых,
Как будто цыганка, та, в штате у них:
Друзей поминала, доход и суму,
Дорогу из дома, арест и тюрьму.
И лекарь — паскуда на «стул» намекал,
Про рвоту, понос и баланду сказал.
Поверить тогда и дать деру. А прок?
Скитаясь по миру, просить чтоб помог
Свободный и сильный чужой капитал,
Который России донором стал.
Защиту, приют у Сиона просить,
Отдав, что скопил, и на паперть. А жить?
Не станут они обострять отношенья:
Россия — Колосс, а реформы волненья:
Кого и за что, на сколько, куда
Решит и сама, доведя до суда.

 12
 
Сижу я на нарах. Скоро апрель,
За окнами рай и воробышка трель.
Бумага и ручка на шатком столе
И мысли роятся о тяжкой судьбе.
И больно и стыдно, что там на свободе
Под знаменем лжи и забот о народе
Остались, в ком нет состраданья — лишь прок,
Вечной наживы на горе порок!
И чувствую «тазом», так было и будет
Толянов и Коржиков век не убудет.
Ефимки, Пернатые, прочие «гады»
Прилипнут, как мухи, и малому рады.
Рулить, направлять, утверждать и делить:
Любимей глаголов не может и быть.
И пусть «наверху» сам пророк Моисей
С надеждой и верой в достойных людей,
Они, обрядившись в апостольский сан,
Залезут и к старцу святому в карман.

Прощенье просить? Отпущенье грехов?
— Примите в «Единство», я свой, я ГОТОВ!

………………………………………………

Еще в голове эхом мысли звучали,
Но чьи-то слова им явно мешали.
Все громче, отчетливей, рядом совсем.
— Готов, так готов. Надоел уже всем.
Что ж так-то орать и прощенья просить?
Расскажешь судье. Кончай голосить!

Сознанье вернулось как душ ледяной.
Я глаз приоткрыл, тихонько другой.
Нары в два яруса, стол и параша,
В клетку окно, потолок не покрашен.
На стенах шедевры — роман бытия,
На грязных бинтах гирлянды тряпья.
Чайник дымится, в мисках бурда
И ржет надрываясь блатная братва.

— Что воля приснилась, откинулся всласть,
Болтаешь во сне, матом гонишь на власть.
Деда с Толяном каким-то «крестил»,
Примите в «Единство» у Вовки просил.
Гляди, как посадят тебя на прибор,
Сдуру расскажешь — в законе и вор.
Колись, но не очень: один хрен сидеть,
Приятней на выходе «филки» иметь.

А я все лежал и глядел в потолок.
И думал:
— О Боже, за что мне твой рок?
Прости иудея, во всем сознаюсь,
Грехи отпусти, лишь тебе я молюсь.
Дай наставление, душу прозри!
Жить научи и гордыню смири!


 Апрель – Май 2004 года.