Имена и ассоциации

Ассоциации, связанные со словами, часто нас дезориентируют. Возьмем два имени: Пармен и Парменид. Что вы скажете? Вероятно, что Пармен – это что-то из купеческой России позапрошлого века (какой-нибудь Мокий Парменыч из «Бесприданницы» напомнит о себе), а Парменид – это Древняя Греция (сослужит нам службу курс философии, из которого все, что мы запомнили, – это несколько имен). Все так? А вот и нет! Вообще-то, Парменид – это сын Пармена. Буквально. Греческий суффикс «ид» – это как наш «ич». Вот имя Леонид – не что иное, как «сын Леона (Льва)». Леонид по-нашему – Львович. Ну, почти.

Всякие там Аристид, Еврипид, Фукидид образованы по единому принципу: «сын своего отца». Из истории античности мы знаем, что сыновей Геракла греки звали Гераклидами. Царь египетский Птолемей, сын Лага, известен под именем Птолемея Лагида. Потомки Селевка, одного из военачальников Александра Македонского, прославили в Азии династию Селевкидов и т.д.

Да боги с ними, с древними греками. Вот два имени: Эмиль и Емеля. Задумывались ли вы, что это одно имя, по-разному окрашенное национальной фонетикой? Федор и Теодор? Денис и Дионис? Агафья и Агата? Еремей и Гермес? Ассоциации, разносящие эти имена по разным отделам нашего сознания, не позволяют нам сходу увидеть сходство между ними.

Забавно бывает понимать перевод имен собственных. Например, Трофим – «упитанный», корень «троф» мы находим в словах: «дистрофия», «атрофия», «гипертрофия» и пр.
Или, например, Филипп. Знаете, почему здесь удвоенное «п»? Потому что «Филипп» образовано из начал двух слов «фил» - «любить» и «ипп» - «лошадь». Последнее мы находим в словах «ипподром», «гиппопотам», «гиппология» и др. Тот же «конь» – в имени Ипполит.

Или вот – Наталья. Корень, образовавший это имя, встречается в таких «акушерских» словах, как «пренатальный», «натальный», «постнатальный». «Наталья» значить – «родимая, родная».

Представление о генах стало складываться относительно недавно, но смотрите, сколько древних имен собственных содержат «гены» в своем составе: Евгений, Геннадий, Афиноген, Гермоген.

Кстати, греческое «ев» (из «Евгения»), значившее «хороший», образовало множество имен: Евграф («хорошо нарисованный, писаный красавец»), Евдоким («хорошо известный»), Евлампий («хорошо светящий»), Евсевий («благочестивый»), Евстафий («хорошо стоящий, устойчивый»), Евфросинья («благомыслящая, радостная») и др.


В детстве я жил с дедушкой и бабушкой. Дедушка был много старше меня, разница в возрасте у нас составляла 65 лет. Наверное, поэтому, он употреблял много непонятных для меня слов и выражений. Не в том смысле, что они были какими-то мудрёными, а скорее, диковинными: больше так из людей, кого я знал, никто не говорил. Например, он мог сказать: «Экая петрушка получилась». Смысл, в общем-то, был понятен: «петрушка» – «неразбериха, нелепая история». Однако так же называлась и травка, растущая на одной из огородных грядок, и тут в моей голове возникала путаница.

Несколько позже я сообразил, что «петрушка» – это, вообще-то, уменьшительная производная от имени «Пётр» (Пётр – Петро – Петруша – Петрушка) и у меня зародились безответные вопросы: почему слово «петрушка» женского рода? Имеет ли первая «петрушка» отношение ко второй?

Ещё позже я узнал, что греческое слово «петрос» значит «камень». В нашем языке имеются составные слова с этим корнем: «петрография» (наука о камнях), «петроглифы» (древние письмена на скалах), «петролеум» (каменное масло). И перечень вопросов увеличился: «Как же «камень» мог лечь в основу первых двух «петрушек»?

Думается, что первая «петрушка», действительно происходит от имени Петр, которое с уменьшительным суффиксом стало обозначением куклы-марионетки. Французское имя Пьеро на нашей почве преобразилось в Петра, а затем и в Петрушку, героя веселых уличных представлений. Затем оно стало обозначать и весь театр марионеток в совокупности. «Система кукол, носящих общее название петрушек, широко применяется в советском кукольном театре», — говорилось в Большой Советской Энциклопедии. Кукольный театр воспринимался как нечто не вызывающее серьезного к себе отношения, как баловство, праздная забава. Отсюда и первое значение.

А обозначение огородного растения, по-видимому, произошло из народного переосмысления его официального названия «петроселинум» («горный сельдерей»).
«Вот ведь какая петрушка вышла!», - мог бы сказать мой дедушка, но его уже давно нет на этом свете, а кроме него, кто ещё так скажет?


И ещё. Многие народы не имеют понятия об отчестве, зато имя отца часто вводится у них в состав фамилии. Немало немецких и английских фамилий оканчивается на «зон» или «сон», что попросту означает «сын такого-то». Например, ставшее именем нарицательным слово «робинзон» когда-то значило «сын Робина». В скандинавских языках ту же идею выражает окончание «сен». Так, Торвальдсен — сын Торвальда, Амундсен — сын Амунда. Это известно многим.

Меньше людей знают, что и грузинское «швили», и армянское «янц», «ян» и татарское «оглы», и иранское «заде» также означают «сын». Есть народы, у которых эту же роль выполняют не окончания, а приставки. Например, у шотландцев фамилии «Мак-Интош», «Мак-Дональд», «Мак-Грегор» построены по тому же правилу. У ирландцев сыновство выражается приставкой «о»: О'Брайен, О'Лири, О'Коннел и т.п.

В славянских языках часто имя отца включается в состав фамилии при помощи различных суффиксов: -ов, -ев, -ин, -ич; Петров, Григорьев, Ванин, Петрич, Миркич и т.п. Интересно, что суффиксальное значение «сын такого-то» не всегда относится к имени собственному. Так, «царевич» – «царёв сын», «цесаревич» – «сын цезаря», «королевич» – «сын короля», «княжич» – «сын князя», «попович» – «попов сын» и т.д. У феминитивов свои суффиксы, ср. слова «царевна», «цесаревна», «королевна», «княжна», «поповна». Но ведь и в отчествах мы находим то же самое: «Иванович» и «Ивановна», «Петрович» и «Петровна».

Сегодня мы воспринимаем суффиксы «ич» и «вич», присутствующие в наших отчествах, как нечто само собой разумеющееся. Каждый русский имеет отчество, записанное с использованием этих морфем, что тут такого? Однако до отмены крепостного права ситуация была в корне иной.

Мы уже отмечали, эти суффиксы прилепляются не только к именам собственным, но иногда и к нарицательным: царевич, королевич, княжич, барич, попович. Но почему-то нет солдатычей, поваричей, кучерычей и пр. И это не случайно.

Современные русские фамилии в массе своей складывались как отчества – Иванов сын, Петров сын, Кузьмин сын и т.д. Родословная холопов заканчивалась на отце. Никакого родового имени у них не было. Иногда требовалось уточнить про какого Петра идет речь, и тогда добавляли: «Петр Иванов сын». Когда с отменой крепостного права потребовалось всех крестьян как-то регистрировать, многие прежние отчества стали фамилиями.

Другое дело у знати. На протяжении веков их величали (подчеркивали их величие) с использованием названных вначале суффиксов. Само присутствие суффикса указывало на социальный статус носителя имени.Вот какую показательную сценку нарисовал один автор XIX века, интересовавшийся русскими «родовыми прозвищами и титулами». Первые годы после отмены крепостного права. На поле работает артель крестьян. Подъехавший по дороге барин окликает одного из своих недавних рабов, обращаясь, к нему, как было до сих пор привычно, без «-вича»: «Эй, Иван Семенов!»
Иван Семенов — поодаль, он не слышит. Но те крестьяне, что поближе, охотно «помогают» помещику: «Эй, Иван Семенович! – уважительно передают они так сказать, «по цепи». – Иди сюда: тебя Николай Петров кличет!»

Современному человеку нужно сделать усилие, чтобы понять, как поморщился разжалованный в «Петровы» дворянин, как ухмыльнулся произведенный в «Семеновичи» вчерашний холоп: ведь на протяжении веков эта незаметная частица делила весь народ на господ и слуг, на высокородных и «подлых». Нам сейчас трудно даже представить себе, какое значение придавалось когда-то ее наличию и отсутствию.