Апология Декарта. Мысль четвёртая

     День четвёртый. Мысль четвёртая.
    Знаем ли мы что есть мыслящая вещь?

    В парадоксальных и радикальных утверждениях Декарту не откажешь. "Их всегда у него есть", как, быть может, говорят в Одессе. И сейчас мы с вами познакомимся с одним из таких комплектов некоторых парадоксальных утверждений. Он касается вопроса о том, знаем ли мы себя как мыслящую вещь и знаем ли мы Бога.

    В этом пункте все рецензенты Декарта нападают на него нещадно и настойчиво, хотя, нужно признать, с довольно скучных и однообразных позиций: Бога как Бога, мы как конечные существа, познавать не можем (если только он сам не предоставит себя нам в откровениях благодати), а самих себя мы знаем не более, чем предметы внешнего мира. Будучи уверенными в основательности этих скучно-избитых положений, оппоненты задают Декарту, коварный, как им кажется, и неумолимый вопрос: а разве вы уверены в том, что вы знаете самого себя и уж тем более Бога? Откуда в вас такая уверенность? - спрашивают они с намёком на напыщенную гордыню автора.

    Декарт видит, что вопрос ими задан не по существу его собственных размышлений, а скорее исходя из привычных позиций, слегка потревоженных в своём "сонном бдении". Декарту они напоминают людей, чинно и мирно спавших, но только что проснувшихся из-за того, что им прямо в ухо прокричали: "Пожар! Пожар!", и вот теперь они едва проснувшись, задают вопрос: а, что случилось? где? "Но, господа, на такой прямой (с одной извилиной) вопрос, я могу дать только и прямой ответ"- пишет Декарт - с таким вашим требованием незнания легко согласиться, да только толку с этого никакого, ноль. "Да и кто может знать какую бы то ни было вещь таким образом, чтобы уверенно утверждать, будто в ней не содержится абсолютно ничего иного, кроме того, что ему об этой вещи стало известно?" - вот какой прямой ответ даёт Декарт на слишком прямолинейный вопрос своих рецензентов. Он показывает им, что он не напыщенный гусак, в том смысле, в каком они его подозревают, и не раздувается от гордости и самомнения в убеждении, что он один знает верно и Бога, и самого себя. Но дело то, в конце концов, заключается не в этом. Как говорится, поговорили, но ни о чём не поговорили.

   Настоящий ответ Декарта на этот вопрос звучит у него не посреди поднятой мути многочисленных возражений, а именно в тексте самих "Размышлений". И, приготовьтесь удивиться, звучит он так: легче всего мы познаём Бога. Если же Бога не учитывать, то легче всего, мы познаём самих себя, - легче, чем все предметы внешнего мира.
   Я уже вижу как профессора теологии, читая подобные "размышления", застывают в каменном недоумении, а затем один за другим падают под стол их кафедр и лежат там, пережидая плохие времена, не в силах помыслить сказанное. Но как же так, разве сам господин Декарт не говорил, что мы конечные существа и природа бесконечного существа не может нами мыслится адекватно? И что же мы тогда вообще ничего не познаём? И как же это понимать, что трансцендентный Бог нам так хорошо доступен? И разве человек, не говоря уже о Боге не есть самое сложное, нежели чем вещи? Не сошёл ли господин Декарт с ума, если это не гордыня?

   Так как же это всё-таки понимать даже при горячем желании? А вот так и понимать, что вам никто не написал "уже познали" или "познаём", а написал, всего-навсего - "легче". Давайте представим банальную ситуацию, кто-то учит математику, и вот он говорит: мне легче обучаться математике, когда я в весёлом, приподнятом настроении. Значит ли это, что он уже знает математику? Вовсе нет. Очень даже может быть, что пока его познания ограничиваются исключительно одной арифметикой, и этому молодому человеку вообще 5 лет, но он продолжает настаивать на своей фразе - мне легче, когда я весёлый, тогда у меня всё получается.
Не начинаем ли мы догадываться по аналогии с этой банальной ситуацией о чём говорит Декарт? В данном случае, он не оценивает уровень наших знаний, и даже не выясняет возможны они вообще или нет. Он говорит простую вещь: с Богом (с очевидностью) нам легче - очевидность легче понимается нами, чем всё остальное. Всё очевидное, всё божественное легко и хорошо доступно нашему сердцу и не требует долгих путей к нему, а сразу попадает туда, куда надо. Так почему же ни один из оппонентов не смог прочитать и узнать этой благословенной простоты?

   Если не Бог, так мы сами друг другу ближе всего, не вещи. Вещи от нас безмерно дальше. Не похоже ли это на Хайдеггера, только за 300 лет до него? Не количество знаний интересует в этом смысле Декарта, а то, что Хайдеггер позже назовёт "расположённостью", потому что ближе всего по Декарту мы расположены к чему-то божественному - к чему-то божественному и друг к другу.

   Конечно, ни декартовские, ни хайдеггеровские прозрения в этом роде, не относятся напрямую к той наличной ситуации, в которую вогнал себя сам человек и в которой он пребывает и по сю пору, - она, увы, выглядит как прямо противоположная - от себя самих мы и поныне дальше всего, или как выражается Хайдеггер: но не является ли это самое ближайшее для нас на деле самим далёким? Но это ведь не отменяет ни Декарта, ни Хайдеггера, не отменяет истины. Тем более, что Декарт вообще не опускался до уровня изучения патологии, и то как выглядит отчуждённый дух ему не было принципиально интересно. Как выглядит, как выглядит? Да написали уже как выглядит - как Бог обманщик, а я - игрушка для злого гения - вот как выглядит.

   Почему же у каждого человека, будь он и самым последним пройдохой или негодяем, есть понятие добра и зла (Декарт говорит - способен различать добро и зло)? Да потому что и они, в конечном счёте ближе всего к божественному, как бы сильно они не отбросили его от себя, ни извратили. По Декарту это основное, это главное: уметь различать добро и зло, иметь разум. Потому что через добро и зло мы приобщены к бесконечному, а через разум - к своей собственной человеческой реальности. Так что наш путь познания на самом деле не выстраивается как оттуда-сюда, как и до сих пор считают, что человек идёт из внешнего мира к самому себе. Интересно дошёл ли бы он когда-нибудь до самого себя с таким началом? Нет, если он так начинает, то он никогда до себя и не доходит. Никакие вещи не дадут нам скачка к самим себе. На самом деле мы начинаем ни с них, как бы ни казалось именно это максимально правдоподобным. Мы начинаем с божественных очевидностей, например с Дара (как в первобытных племенах), или с Бытия, как у Хайдеггера, или со сверхестественного света, как у Декарта. Мы - сразу же "сверх", а не после или когда-нибудь в будущем.

   Для Декарта даже чувственно воспринимаемые вещи, мы воспринимаем прежде всего интеллектом, а не чувствами - чтобы вещь была воспринятой она должна попасть в поле нашей мыслительной деятельности. И хотя Декарт называл нашу реальность "вещью" (вещь мыслящая), на самом деле, исходя из его философии, он не уподоблял нас телесно-протяжённым вещам, которые сталкиваясь с ними, их же познают (это фишка нашей современности - под разговоры о сознании, превращать нас в вещи), он наоборот, хотел показать нам, что все наши вещи есть вещи смысловые, и что рассматривая саму вещь как объективную мысль, мы ближе к истине, чем когда мы рассматриваем нашу способность мыслить как всего лишь специфические телесные функции.

   А впрочем... что говорить, мы раздолбали Декарта за его "вещь мыслящую", и теперь, освободившись от таких "анахронизмов" как Декарт - мы стали другой вещью - "вещью потребляющей" - вот именно этой, в первую очередь телесной, что кушает, пьёт и хочет, и по преимуществу не более того. А что же ещё остаётся у нас в запасе, если только не та самая протяжённость, когда слово "мышление" больше не актуально?