волна чесала нос подлодке

волна чесала нос подлодке, кряхтел:-Домой,- атомоход,
и старый  Кэп снимал пилотку и, запросив Добро на вход,
чесал свой нос и нюхал ветер, а берег ягелем  блистал,
и чапал винт, и еле-еле по борту берег проплывал,

надстройка от натуг потела и грелась вспышкой  сигарет,
заряды снежные летели и бились звуком кастаньет.
пока то-се, в чехол винтовку, воды в подлодку, как в коня,
пришел в себя, наизготовку на склоне северного дня,

зашли к друзьям, погрелись кофе, он был безвкусен и чуть тепл,
бербаза  же кружились в ДОФе под песни старого Ди Пепл,
средь них одна, фон Фекла  Баренц, тепла, свежа, как маков цвет,
из пены вышла - сразу в танец, Венерой в свет, в лорнетов свет,

а муж/почти/, Винсент Ван Доги, по лоб в ракушках, мушкетер,
боксером  в состояньи грогги, стоял, надеялся на флёр,
то бишь на флирт, на откровенья, развязывание узелков,
завязыванье уз  мгновенных. он в дверь стучал концом рогов.

ведь был один - братёр поручик, крутя лихой гусарский ус,
сказал ей: -Знатная вы штучка. Вы- дама , я ж-пиковый туз.
и тени закачались  на пороге, а руки  что-то вечное сплели,
обычные простые бандерлоги, и пел хиты им сладкие Муслим.

отфотошопить бы, что засияет блекло на оморяченной страдающей груди,
и там, внутри. тогда бы точно Фекла прижала бы Ван Винсента  к груди,
за вредности всегда давали млеко, ждать молока козы- сплошной завал,
недаром ведь  еще товарищ Греко в упор  на дам глядеть не разрешал,
 
как  выдержать всю эту дискотеку, и в сани свои лишних не пускать-
расслабишься и сунешь руку в реку, а там  уже есть грекова рука