С тех давних пор промчался...

*   *   *

С тех давних пор промчался как будто целый век –
На геленджикском пляже я был первый человек.

Имел я скромный бизнес и был почти богат,
Велосипеды водные сдавая напрокат.

И водный мотоцикл, ревущий, словно танк,
И доски для виндсёрфинга, и даже акваланг.

Я восседал в шезлонге от шума в стороне,
А денежки тихонечко стекалися ко мне.

Я с болью вспоминаю тот злополучный день,
Когда упала на меня внезапно чья-то тень.

Зевнул я заунывно и веки разлепил,
Тебя увидел над собой и сразу полюбил.

На пляже твоя внешность производила шок:
На коже золотящийся пленительный пушок,

Всех линий совершенство, стан гибкий, как лоза,
И темные, огромные, нескромные глаза.

Спросила ты о чем-то – и я, как психопат,
С шезлонга бешено вскочил, ответив невпопад.

Я начал суетиться, стараясь дать понять,
Что все твои желания намерен исполнять.

Увы, глупец, я взялся за груз не по плечу,
Не ведал я, в какой провал в тот миг уже лечу.

Всего, всего и сразу хотела в жизни ты,
А я противиться не мог веленьям красоты.

Хотела ты на лыжах взрывать морскую гладь,
Хотела украшения у греков покупать;

Хотела ты мой скромный автомобиль “Ока” –
Чтоб вдребезги его разбить, летя из кабака;

Купаться в акваланге, кататься на доске,
А вечером вовсю кутить в шикарном кабаке.

А я хотел улыбку сорвать с любимых губ
И был, как все влюбленные, необычайно глуп.

Да, глупостей в ту пору я делал без числа,
Но не слабела дурь моя, а с каждым днем росла.

Меня пугал порою очередной расход,
Но целовала ты меня – и я урчал, как кот.

Чтоб выполнить желанье какое-то твое,
Я продал конкуренту подводное ружье.

Лиха беда начало – я так же промурлыкал
Все доски для виндсёрфинга, и водный мотоцикл.

Могли созреть капризы в тебе в любой момент,
И наготове денежки держал мой конкурент.

Любовью безрассудной пылая, как дикарь,
Я конкуренту за гроши сбывал свой инвентарь.

Я видел – к конкуренту теперь идет народ,
А я – не нужный никому осмеянный банкрот.

На геленджикском пляже я свой утратил ранг,
Один от роскоши былой остался акваланг.

Софрон Апостолиди, жизнелюбивый грек,
Был мой везучий конкурент и ловкий человек.

Любимую на море я часто видел с ним –
Теперь один лишь акваланг был козырем моим.

Пришел дружок с бутылкой и мне поведал он:
“Твою москвичку закадрил и трахает Софрон”.

И ненависть к любимой тогда я ощутил,
И в глубине души залег коварства крокодил.

И пробил час возмездья! Явилась ты ко мне
И молвила: “Поплавать я хочу на глубине.

Прости засранку, котик, что долго не была,
Но как-то вдруг нахлынули различные дела.

Дай акваланг мне котик, – ведь мы с тобой друзья,
И в ресторан меня сводить тебе позволю я”.

Изобразил я радость улыбкою кривой,
И на баркасе мы за мыс отправились с тобой.

В душе хвостом ударил коварства крокодил –
Ведь из баллонов воздух я заранее стравил.

В открытом море блики водили хоровод.
Свет колыхался, как вуаль, в бездонной толще вод.

Пророчески-шутливо ты вскрикнула: “Тону!” –
И плюхнулась спиной вперед, и понеслась ко дну.

В тупом оцепененье я ждал примерно час
И лишь потом завел мотор и вспять погнал баркас.

Все видели, как в лодку садилась ты ко мне:
Пришлось собрать спасателей – искать тебя на дне.

Но донные теченья твой труп уже снесли –
Тебя искали целый день и все же не нашли.

А труп прибило к пляжу через четыре дня –
Я на рассвете там бродил, и ты нашла меня.

Раздуться ты успела до жуткой толщины
И на меня таращила гляделки из волны,

Белесые гляделки без проблеска ума.
Исчезла лживая краса – осталась суть сама.

Был водорослей полон разинутый твой рот.
Я крикнул: “Боже! Чем привлек меня такой урод?!”

Мне жизнь моя явилась загубленная вся,
И я накинулся на труп, в тоске его тряся.

Я крикнул: “Как ты смела закончить жизни цикл?!
Где доски для виндсёрфинга, где водный мотоцикл?!

Где флот катамаранов, где плата за прокат?!
Где золотые времена, когда я был богат?!

Верни мои былые безоблачные дни!
Верни мое имущество, обманщица, верни!”

Но ты была недвижна – недвижна и нема,
И я сошел, естественно, от ярости с ума.

Смешалось всё былое в башке моей больной –
Теперь уже не помню я, спала ли ты со мной.

Я всё соображаю, но по ночам не сплю –
Курортниц припозднившихся во мраке я ловлю.

Кричу, подкравшись сзади: “Выкладывай лавэ!” –
И бью доской для сёрфинга ее по голове.

Всё действует совместно – мой крик, удар и тьма,
И дамочка, естественно, лишается ума.

На море едет дама, полна ума и сил,
Назад же возвращается законченный дебил.

Не стоит огорчаться, коль так произошло,
Ведь дамочки используют порой свой ум во зло.

И коль рехнулась дама – невелика беда:
Такая никому уже не принесет вреда.