подборка к четвертьфиналу

пренатальное

Я был готов страдать от жажды
В степях забвенья и сиротства,
Чтоб в одиночестве однажды
Перехватить твой взгляд серьёзный.

И, каменея словно прочерк,
Стоять в просвете недвижимо,
Твоих зрачков читая почерк
Каллиграфический, с нажимом.

Я был готов платить вперёд
За всё, полученное даром,
За каждый захудалый плод,
Преподнесённый как подарок.

За тень от старого платана,
За солнце, облако и тучку.
Шарманка или обезьяна
В мою ладонь вложила ручку?

В пожухших шлёпанцах листвы,
В овраге, от дождей опухшем,
Я ощущал себя живым -
И звёзды чувствовал макушкой.

По шахматной доске садов
Я проходил, как в дамки, в рощи,
И от стенанья поездов
Мне тишина казалась проще.

Я ползал ветром по траве,
Взвивался к небесам пожаром,
И ждал, когда явлюсь на свет,
Пока земля других рожала.


опоздал

Пахнут тускло и лекарственно
В школьной книге клёст и ель,
И скользит походкой царственной
Прописная буква «л».

«Ох, давление высокое!
Двести тридцать, надо сбить!»
Наш сосед, Абрам Исаакович,
Просит чайник вскипятить.

Значит, ноги будет парить он.
Так бывало много раз:
Стул поставит на линолеум,
А ступни поставит в таз,

И закатит брюки тщательно,
Примостится на краю,
И направит в таз из чайника
Кипячённую струю.

Закрываю книжку школьную, -
Клёст и ёлка подождут, -
И на кухню коммунальную
Чайник вскипятить иду.

Возвратился с кипятком я,
А в дверях – базар-вокзал,
Жу-жу-жу, как насекомые…
Что ж, понятно, опоздал…


возрождение

Сотворенный из света спускался во тьму,
Лечь на влажные листья и травы,
И река распахнула навстречу ему
Оба берега – левый и правый.

Он сошел в камыши, словно в жаркую рожь,
На лишайники, в мягкие лапы,
Под прозрачную воду, где нежную дрожь
Выдыхают надменные карпы.

Где молока густых облаков и икра
Мелких звезд, и туманные тени
Истекают росою в истоме песка,
Ноют птичьей поилкой в коленях.

Сотворенный касался плодов и корней,
Тонких веток и сладостных клубней.
Несмолкаемый стон комариный звенел
В паутинах каштановой лютни.

И шумел водопад, словно сдавленный смех
Из речного зажатого горла.
Сотворенный из света карабкался вверх
Изнутри, опираясь на рёбра.


всё было

Всё было: и комнаты классные,
И скука, и недомогание
бегонии на подоконнике,
И глаз удлинённых, как гласные,
От резкого света моргание,
И осень, и запах антоновки.

Эпоха распада и тления,
Запретов объятия тесные,
И пола затеи телесные,
Греховные переплетения,
Излишние, словно на вырост,
Как будто бы кто-то внутри
Другой мне на смену вырос,
И выйти стремился наружу,
Как бабочка, бился во рту,
Навек опустевшем для речи, -
Откроешь - январскую стужу
Он впустит в жильё человечье
И призрачность, и немоту.

С тех пор он, кори – не кори,
Живёт в моей тёмной крови
И требует вдоха иного.
Он стрелкой дрожит меж людьми,
От южного полюса боли,
До северного - любви,
И тычется теменем в горло,

Но он же – дарует мне лёгкость,
И он же – поддержит под локоть,
Поднимет, как утренний кофе,
Согреет не хуже, чем кофта,
И слово надежды запомнит,

А если меж душ или тел
Заметит малейший пробел,
То тут же его и заполнит.


элегия для Александра Гаспаряна

Согрет глотком Напареули,
День прожит, делать больше нечего.
Легли у ног, в клубок свернулись
котами слабость и доверчивость.

Сквозь тёмный коридор из кухни
Бежит к дверям дорожка млечная, -
То разгорается, то тухнет.
Нагретый воздух пахнет печивом.

Качнётся тень квартирной флоры, -
Напоминанием о рае.
Лишь новости из монитора,
Как пирамиды, выпирают.

Опять читаешь до удушья
О том, что рушится за ставнями.
А чудилось уже, что худшее
Мы в прошлом навсегда оставили.

А ведь казалось, перебесимся,
Вдали от злых и слишком набожных
Под старость непременно встретимся
И будем кофе пить на набережных.

Что выйдем мы, отгладив брюки,
Дремать с газетой под платанами,
Что навещать нас будут внуки и
Делиться жизненными планами.


элегия для Александра Павлова

Отче наш, иже еси на небеси,
Когда не смогу больше я встать с постели,
Лики любимых передо мной пронеси,
И фигурки правнуков, кружащихся на карусели.

Прежде чем я горькой хлебну земли,
Дай мне глотнуть сладкую стынь свирели,
Триста оттенков зелени мимо меня пронеси,
Тридцать кустов синели.

Будь до конца со мной, Господи сил,
И перед тем, как я навсегда исчезну,
Ягоды звёзд мимо меня пронеси
В черном лукошке бездны.