Ярче любого солнца

она любила бродского и меня немножко,
ругалась матом, обожала красное полусладкое,
смотрела зарубежные сериалы и не любила кошек,
путалась в собственный мыслях и порой говорила загадками.

она любила уют и пекла достаточно вкусно,
хорошо рисовала, умела крепко засесть мне в душу ,
чудесно пела и иногда читала мне на французском,
а я, улыбаясь, тихонечко ее слушал.

если за что-то бралась, то вела до последнего, до предела:
говорила с жаром, обнимала крепко,целовала страстно.
если плакала, то с надрывом, а смеясь, каждый раз краснела,
но всегда оставалась величественно прекрасной.

она любила шум моря, мечтала о тихой жизни
где-то на побережье, о маленьком доме и, возможно, немножечко о любви.
она бывала упрямой или даже капризной,
но я обожал ее, даже когда она начинала грубить.

она часто грустила, умела принять участие в любом споре,
рисовала стрелки и покрывла ногти бежевым лаком.

а я любил ее. так безнадежно и глупо, что вскоре
сам стал читать стихи бродского

и тихонько плакать.

я все чаще бываю на нашем месте, ведомый немым порывом
в измучанном сердце, что еще немного и вдребезги разобьется,
но до сих пор я ищу ту самую, что с таким же надрывом
плачет, а смеясь,
улыбается

ярче любого
солнца.