Notre-Dame de Paris

Лёгкость апрельских ветров столь бесстыжа,
Сколь обманчив их нрав, и прекрасны черты.
Старый остров Сите, что в сердце Парижа
Мирно дремлет, пригретый лучами весны.
 
Через сон многолетний, крики прохожих,
Будто слившись с эхом далёких эпох,
Пролетают насквозь, естества не встревожив,
И исчезнут из этого мира, как вздох.
 
Не оставив следа в потоках сознания,
Их осколки в виденьях не смогут пройти
Ещё раз этот путь, где исток мироздание,
А конец это ночь, что всегда впереди.
 
Необъятной покажется пасть у забвения,
Что волною накроет однажды весь свет,
Но до страшной поры, до зимы наступления
Будут вехи истории жить, как завет.
 
Остров помнит кельтов паризкое племя,
Помнит славой овеянный Рима штандарт,
И как к франкам под стены в прежнее время
Приходил биться храбрый Ролло-норман.
 
Меровингов рассвет и триумфы Бурбонов,
Горечь битв, что приправлена сводкой потерь.
Верность нищих слепцов и козни баронов,
Что рвались за монетой, как раненый зверь.
 
В ураганный натиск дат и событий
Так не к стати вмешался запах костра.
Нет, не спутником был он старых открытий,
Был он вестником молвившим: Скоро беда.
 
Грудь вздымается часто, как при лихорадке,
Веки старца открыты, глаза-янтари
С грустью смотрят, поверив страха догадке,
Как дымится собор Нотр-Дам де Пари.
 
Золотых языков танец столь первобытный
Бесновался все яростней, рос и крепчал,
Пробирался с мансарды дракон ненасытный,
Жёг дыханьем дерево, плавил металл.
 
Красных искр снопы в воздух гордо взлетали,
Уводя за собой взор кипящей толпы,
Чьи сердца вместе с кровлей собора пылали,
На чьих лицах читался отблеск борьбы.
 
Выпивая до дна кубок с чувством бессилья,
Что охватит нутро в час таких катастроф,
Ощутив гадкий приторный привкус унынья,
Слышишь бой неустанный колоколов.
 
Под такой перезвон, обнажающий раны,
В ту минуту когда вот уж виден предел,
С диким хрустом в пропасть падают планы,
С ним же рухнул и шпиль, чей печален удел.
 
_________________________________________
Лёгкость апрельских ветров столь бесстыжа,
Вечер вспыхнул огнями немых фонарей,
Старый остров Сите, что в сердце Парижа
Горько плачет под сенью уставших теней.