Вероника

Иосиф Бродский

Это в сфере нравов сочтут прогрессом.
Через двадцать лет я приду за креслом,
на котором ты предо мной сидела
в день, когда для Христова тела
завершались распятья муки

Прощайте, мадемуазель Вероника (1967)



Что Иосиф писал я пойму нескоро,
нахлебаюсь по горло, тогда открою
то, что сложено рыжим в заветный короб,
недоступное автору и герою.
Лиргерою не нужно деньжат и славы,
ни каких-либо почестей или грамот.
В тайном коробе нет никаких заявок.
Ни черта. Ни шиша. Ничего. Ни грамма.
Пустота. Тишина. Ни обрывка сплетен,
ни полстрочки о кладбище в Сан Микеле.
Всё, что было написано перед этим,
произносится не во дворце, а в келье.
Я читал, перечитывал, злился, хныкал,
лицедействовал нагло - Христос воскресе.
Незнакомая девушка Вероника,
я принёс вам сегодня одно из кресел,
на которых сидели мы рядом, зная,
что страна остаётся, а нас не станет.
Что всего лишь неделя одна страстная
обеспечит нам тысячу лет скитаний.
Это было на кухоньке до отъезда
на окраине города и державы.
Мы готовились вместе начать сиесту -
над столом плыли запахи, чуть шершавы
от жары несусветной тогдашним летом...
А теперь всё прохладнее и прохладней.
Мы читали Иосифа, но при этом
нам почудилось - мы открываем складни,
на которых ни слова. Иконы, лики
потемнели, поплыли в жаре июльскoй.
Уезжали, сутулились, а великий
говорил - вам читать до потери пульса,
но понять не получится. Дело в силе,
что дарована свыше - не всяк потянет.
Вот месили бы вас, как меня месили,
может, вышли бы добрые христиане.
Вероника, мой город навек покинут,
и за столиком шатким сидит другая.
Вы любили весёлого арлекина,
а сегодня ваш друг - саркастичный гаер,
шут гороховый, скептик с огромным стажем.
Вероника, откройте скорее короб.
Я, конечно, не тот, но и вы не та же,
так давайте разъедемся без укоров.
Очень жарко сегодня. Прости, Иосиф,
не читаю. Hу просто - возьми и выкинь.
О прошедшем писать я давно забросил,
только очень скучаю по Веронике.

10.05.2015