Развлечения в вечности

Вечность — достаточно долго, чтоб не додуматься, чем её разнообразить.
Вы уже пробовали быть росомахой? Может ли надоесть наркотик?
Вы хотите попробовать прожить пару жизней женщиной, или тысячу лет ребенком?
Вы могли бы разнообразить вечность тем, что часть ее жить чесноком,
бактерией или даже процессом, например, ветром или размножением паразитов.
Вы могли бы испытывать смерть много раз, чтобы привыкнуть к смерти
и даже найти в ней какой-то азарт, типа прыжков с тарзанки.
В конечном итоге фильм ужасов плодит пародии на фильм ужасов,
и даже кома со временем станет комичной, как комочки Камчатки,
застрявшие между пальцев ног, когда вы прошлись по Камчатке.
Все существующие борются — существования не хватает на всех.
В мире есть то, что не вмещается в мир — это жизнь.
Дайте волю невинному ландышу — он задушит мир через год,
рассадив себя на каждом клочке, включая комочки Камчатки,
застрявшие между пальцев ноги.
Миром правит великая жадность с крокодильим хвостом из-под мантии,
унизанным ожерельями и перстнями,
и в одной руке у нее вилка с котлетой, а в другой — та же вилка с пельменями,
нанизанными, как в тотемном столбе. Кстати, а из чего котлета?
Из костей ее кастаньет, и колокол звонит по тебе.
Как-то раз я свалился в обморок, и в первый раз было страшно.
А потом я валился в обмороки, и это даже нашел приятным.
Мы приучаем друг друга к смерти, когда предаём друг друга.
Мы доказываем враг врагу, что никто не умрет за Сталина,
кроме разве что самого Сталина. И мы с тобой не исключение.
Мы такие же пошляки, как шипящий карбид с его химической злостью —
это как бы попытка познать карбид, положив его на собственный мозг.
Да, он будет пускать пузыри, но познает ли мозг пузыри?
Может, мозгу привидится фея, в фейерверках и звездных покровах?
Может, мозгу приснится комета, изменившая поясу Койпера?
А может, кооперация и посевная страда овощеводческого хозяйства?
Нам не понять ничего из того, что нас не касается лично.
И нам непонятен Юпитер, и нам понятен лишь страх.
И еще нам понятен лайк. Страх и лайк, лайк и дизлайк.
Человек человеку — воздействие на человека.
Мы — нейронная сеть, в нас назревает сознание мира,
но пока что шизофрения пенным прибоем карбида бьет о шипящий берег,
как ревность обиды.
Мы — собаки из алюминия, мы — кроты из мотоциклетных краг,
в мозг наш въехал трамвай, набитый фиалками и назойливым оводом одеколона.
Мы — тирольские шляпы университетов.
Мы — чашки Петри с коровьим золотом нозологического навоза.
Мы — ура-патриоты, веселые — оттого,
что над нами приветственно машет начальник, заменивший нам папу,
когда мы узнали, что все мы — сироты, и он дал нам ситро,
и утро наполнило красным сиропом стены древнего, как могилы, Кремля.
И в конце концов, если ты — только стиль,
и ничем твое "Я" не разнится с таким же вот "Я" таракана,
если все мы — программы и голограммы,
если все мы — стеклянные колбы и исследовательская аппаратура,
то зачем тебе правда, малыш? Правда личности — это стиль,
значит, быть тебе колбасой, или лямбдой и скрипом шурупа —
да какая, в сущности, разница, что за сущность тобой забавляется,
если это — игра фиолетовых сумерек, лопастей весел, летящих во мгле
этой неряшливой и дебиловатой весны? Значит, мы будем пить пустоту,
когда сделаемся пустотой, не страшно быть пустотой в пустоте,
где медленно зреет капуста, и горят, как вечернее зарево,
чужие, уже не больные войны.