Каплун и Пулярда

Каплун и Пулярда - рассказ Вольтера, который я адаптировал с тем,
чтобы ознакомить читателя, потому что нахожу изумительно современным
произведение  французского философа, рожденного в 1694 году.

Кто такие Каплун и Пулярда?

КАПЛУН - это кастрированный петух, откармливаемый на мясо.

ПУЛЯРДА –  курица, этот термин обозначает откормленную жирную курицу.

И так, Мари Вольтер.
Каплун и Пулярда
-  Боже мой, курочка, как ты печальна, что с тобой? -  спросил Каплун.
-  Дорогой друг, спроси меня лучше, чего у меня больше нет! - отвечала Пулярда,
 - проклятая служанка взяла меня на колени, воткнула мне иглу в зад,
закрутила на нее мою матку, выдернула и бросила на съедение кошке.
 И вот я лишилась способности принимать благосклонности певца утра и нести яйца.
- Увы, моя милая, - посочувствовал  Каплун - я потерял больше, чем вы;
 они надо мной проделали вдвойне жестокую операцию.
И вы и я лишились утешения в этом мире; они вас сделали Пулярдой, а меня Каплуном. Единственное, что смягчает мое плачевное состояние, это – разговор, подслушанный мною на днях, около моего курятника,  людям причиняют тот же изъян, чтобы они могли петь  более чистыми голосами.
 Они говорили, что люди начали с обрезания себе подобных и кончили тем, что стали их охолащивать: они проклинали судьбу и род человеческий.
 - Неужели, только для того, чтобы у нас голос был чище, - воскликнула Пулярда,
- нас лишили лучшего, что у нас было?
- Увы! - кивнул каплун, - это сделано для того, чтобы мы лучше жирели
 и наше мясо сделалось более нужным!

-  Съесть нас! О, они чудовища эти ужасные люди!
- Да, моя бедная Пулярда, -  сначала они сажают нас в темницу, заставляют глотать изобретенное ими месиво, а затем, с наступлением праздников, ощипывают нам перья, перерезают горло и жарят. Потом нас подносят на широком серебряном блюде; каждый высказывает о нас суждение, над нами произносят погребальное слово; одни говорят, что мы  вкусно пахнем, другой одобряет наше сочное мясо; хвалят наши ножки, крылышки,  и таким образом наша история в этом мире кончается навсегда.

- Что за отвратительные негодяи! -  Я близка к обмороку! Как! Я буду изжарена и съедена! Неужели у этих злодеев нет никаких угрызений совести?

-  Никаких, мой дружок - люди не испытывают угрызения совести от вещей,
 вошедших у них в привычку.

-  Омерзительная порода! -  возмутилась Пулярда, - бьюсь об заклад, что, пожирая нас, они еще смеются и шутят, как ни в чем не бывало.
-  Вы угадали. Но да будет вам известно к вашему утешению (если это только утешение), что эти скоты – двуногие, как и мы, но стоящие гораздо ниже нас, потому что не имеют перьев – поступают так же весьма часто и с себе подобными.
 (...)
 Ведь было изжарено более двадцати тысяч людей – только потому, что у них было свое определенное мнение, которое каплуну было бы объяснить затруднительно, да к тому же оно для меня не важно.

- Но мне, сказала она -  существу мирному, мне, никогда не делавшей зла, мне, кормившей этих чудовищ снесенными яйцами, быть выхолощенной, ослепленной, обезглавленной и изжаренной!
Неужели с нами так поступают и в других частях света?

- Действительно, так и будет,-  дорогая моя пулярка, - не было бы оскорблением бога сказать, что мы обладаем чувствами, чтобы не чувствовать, мозгами, чтобы не мыслить?
- Какие, однако, у обжорства ужасные предрассудки!
Я слышала на днях в похожем на сарай строении, вблизи нашего курятника, говорившего среди безмолствующих людей.
 Он восклицал, что бог заключил договор с нами и другими животными, именуемыми «людьми», запретив им употребление в пищу нашей крови и мяса.

Как же они могли обойти этот положительный запрет и продолжают разрешать себе пожирать нас вареными или жареными? Когда они нам перерезывают шею, невозможно, чтобы вся кровь вытекла из наших жил, неизбежно смешивается с нашим мясом. Следовательно, съедая нас, они не повинуются богу.
Более того, разве не святотатство убивать и пожирать существа, с которыми бог заключил соглашение? Странный тот договор, единственной статьей которого было бы обречение нас на смерть.
 Либо наш создатель не заключал с нами договора, либо убивать нас и варить – настоящее преступление. Середины тут быть не может!

- Это не единственное противоречие, царящее у чудовищ, наших вечных врагов,
задумчиво сказала Пулярда -  люди пишут законы только для того, чтобы их нарушать. И что самое ужасное, нарушают их сознательно.
 Они изобрели сотни уловок, сотни софизмов, чтобы оправдать эти нарушения.
Они используют мысль только для того, чтобы совершать несправедливые поступки, а слова – чтобы скрывать подлинные мысли. Представьте себе, что в этой маленькой стране, где мы живем, два дня в неделю нас есть запрещено. Но они, конечно, находят способы обходить этот запрет. К тому же данный закон, который вам кажется справедливым, на деле оказывается весьма варварским; он повелевает, чтобы в указанные дни употребляли в пищу обитателей вод.
Люди отправляются искать жертв в глубине морей и рек. Они пожирают существ, одно из которых часто стоит дороже сотни каплунов. Они называют это постом, умерщвлением плоти. В итоге сомневаюсь, что возможно представить одновременно породу более смешную и более отвратительную, более вздорную и более кровожадную.

- О., боже мой! Не к нам ли направляется тот скверный поваренок с большим ножом?- в ужасе воскликнула Пулярда.

- Все кончено, мой друг, настал наш последний час! - Вздохнул Каплун, -
 вручим души наши богу.
- Если бы только я могла причинить негодяю, который нас съест, расстройство желудка, от которого он бы издох!
 Но малые мстят сильным лишь тщетными пожеланиями, а сильные над ними смеюся
Ай! Меня хватают за горло. Простим же нашим врагам.

- Мочи нет, завопила она, - меня душат, меня уносят.
Прощай, мой дорогой Каплун.
- Прощай навек, дорогая Пулярда.



______________Немного скажу о последнем периоде жизни
Вольтера, о его смерте и о скульптуре,высеченной гениальной рукой Гудона!
Ведь и Микеланджело, в свое время,
случайно наткнулся в каком-то флорентийском дворике на испорченную
каким-то неумехой мужскую скульптуру. Чего ж мрамору пропадать?!
Он взял и высек из того, что было статую иудейского царя Давида с пращей:)
- На вопрос - как Вам это удалось?!!
- Ответ - я просто убрал все лишнее:))
 А Гудон поймал Вольтер, как раз в момент, когда он вернулся в Париж после двадцатилетнего изгнания.
На троне в то время топтался Людовик XVI, узнав о возвращении Вольтера, он стал искать приказ о его высылке.
Но приказ этот  затерялся за 20 лет, его не нашли  и Вольтера не тронули.
Друзья философа хотели, чтобы Гудон сделал его мраморный портрет. Но
скульптор сомневался, поскольку некая мадам передала ему письмо Вольтера:

«Мне семьдесят шесть лет( в то время его лепил с натуры скульптор Пегаль), чтобы лепить мое лицо, нужно, чтобы у «меня это лицо имелось; с трудом можно угадать, где оно находится. Глаза мои ввалились на глубину трех дюймов, щеки мои похожи на ветхий пергамент, плохо приклеенный к костям, которые вообще ни к чему не прикреплены. Немногие зубы, которыми я обладал, исчезли. То, что я говорю Вам, не кокетничанье, это чистейшая правда. Никто никогда не лепил статую с человека в таком состоянии».
Это письмо Вольтер написал восемь лет назад! А когда увидел работу Пигаля сказал
всего одно слово:
 «Обезьяна».
И все же, Вольтер согласился позировать. После каждого сеанса Гудон впадал
в ярость, тем не менее заставлял себя работать. Но ничего не получалось,
до тех пор, пока скульптор не увидел Вольтера в лазурной карете с золотыми звездами, одетого в соболью шубу, присланную ему в подарок Екатериной.
Вольтер приехал на премьеру своей пьесы. Гудон видел, как на его голову возложили лавровый венок и Вольтер воскликнул на весь театр:
«Вы хотите, чтобы я умер от счастья!»
 
На одном из сеансов, глядя в окно Вольтер сказал Гудону:
— Мало любить сады, нужны глаза, чтобы ими любоваться,
и ноги, чтобы в них гулять, а я скоро лишусь и тех и других…

Гудон был в отчаянье, работа не клеилась, но когда во время сеанса
философу, надели на голову венок.
Лицо его переменилось, как по волшебству! Глаза вспыхнули, загорелись
и Гудон, боясь упустить малейший оттенок, ожившего взгляда, работал
как сумасшедший!
Вскоре Вольтер поднялся с кресла и  поклонился скульптору:
— Прощайте, Фидий, — пойдем умирать!..
Этот сеанс с венком на голове был последним.

Когда Гудона попросили приехать к Вольтеру, он узнал, что несколько часов назад великого мыслителя не стало. Гудон снял посмертную маску и слепки с рук.
Возле Вольтера остался только его верный слуга.
Случилось худшее, впрочем то, что обычно случается с гениями, то что я
бы назвал:
 - НЕБЛАГОДАРНОЕ ПОТРЕБИТЕЛЬСТВО.

Близкие понимали, что церковь не допустит захоронения Вольтера.
Как только станет известно, о его смерти запретят хоронить не только
 в Париже, но и вообще во Франции.

Был только один выход: Гудон отвлек внимание, спрятал посмертную маску
и поехал в карете к себе, будто Вольтер жив, просто спит дома.
В полночь со двора Вольтера для отвода глаз двинулись три кареты.
Впереди была та - лазурная, в которой он ехал в театр на свою премьеру.
Затем две кареты обогнали лазурную и направились разными путями.
Слуга сидел рядом с мертвым господином, одетым в халат и натянутый на голову колпак.
Карету бросало из стороны в сторону и слуге было трудно
удерживать возле себя прыгающего Вольтера.
— Ну, что за напасть! Будете вы, наконец сидеть спокойно?! — воскликнул он
и вспомнил, что Вольтер его не слышит.
Так они мчались до первого крика петухов - живой, из последних сил
удерживал мертвеца и после двенадцати часовой тряски, карета
прибыла в аббатство Сельер, а утром Франсуа-Мари Вольтер уже лежал в земле.
 Приказ епископа с запретом хоронить безбожника и вольнодумца опоздал.
О смерти Вольтера запретили сообщать обществу.
Но с той ночи Гудон не прекращал работу над скульптурой и спустя пару месяцев отослал ее Гюберу, изучившему Вольтера как никто.
И получил ответ:
"..чем я заслужил честь, которую Вы мне оказываете?!"
"Вы воскресили, все движения этого блестящего ума!"
"Вы вернули его друзьям и вы дарите его потомству".
Гудон начал вырубать свое творение в мраморе, он не доверял выполнять эту работу мраморщикам - делал все сам.
Говорили, что он сумасшедший, что делает это из честолюбия.
(Люди не меняются:)) Но он знал, что только работая самостоятельно, добьется того, чего не достигнет никакой мраморщик. И добился! - он пробудил живые глаза в статуи! Но предметом его особой гордости было то, как ему удалось передать руки Вольтера.
 Гудона искренне обижало, что многие обращали внимание только на лицо.
Особенно удивило его то, что долго разглядывал статую один живописец сказал,
 что глаза Вольтера прекрасно инкрустированы драгоценными камнями!
Гудон от изумления задохнулся, не зная что и ответить, ведь он использовал
 только чистый мрамор.
В тайне от всех, Антуан Гудон высек две скульптуры Вольтера - одна заняла свое место в театре. Другую он проводил в Россию, она должна была стоять в покоях императрицы. Скульптор слышал множество восторженных отзывов,
но особенно ему запомнились простые слова Дидро:
"У этой статуи есть характер".