Книжный магазин

Приветствуя тебя познания обитель!
Прости,что долго так не виделся с тобой;
ты знаешь,что в твоих стенах я частый посетитель,
слежу с пристрастием за творческой стезёй.
Что ныне мне ты предложить сумеешь?
Какой новинкою порадуешь сполна?
Ценой приемлемой уж вряд ли ты посмеешь
на книжных ценниках обрадовать меня.
Что делать? Рынок книг как акции Газпрома
для творческих идей ликвидности полны,
они растут в цене пугая нас и снова
ценой заоблачной томят наши умы.

Вот Пушкина тома с златой тесьмою
на полках предо мною выстроились в ряд,
но Боже мой! Какой они ценою
гостей пришедших удивляют взгляд.
В них вся сокрыта русская словесность,
стиль,слог,строфы живой размер,
и мысли вдохновенной бесконечность,
что дарит только гения пример.

Вот Лермонтов,Аксаков и Державин,
вершители родного языка,
чей стиль так благозвучен и прославлен
потомками на многие века.
Толстой в своей задумчивой манере
меня вновь к размышлению зовёт,
с Болконским я вращаюсь в высшей сфере,
Каренина на чай с гостями ждёт.
С ним я брожу по липовым аллеям,
где барские усадьбы и сады,
зовут меня к задуманным свершеньям
средь моей сердцу милой стороны.
А рядом с графом, полный Достоевский
непринуждённо зрит,свой устремляя взор;
и где Раскольников вершит поступок дерзкий
в руке безжалостно сжимая свой топор.

Тут Чехов с ними тихо за компанию
сквозь тонкое пенсне взирает на меня,
он врач,хотя писатель по призванию,
и драматург от Божьего перста.
Вот вижу Гончарова сочинения,
где сам Обломов виден для меня,
он с дамой говорит в уединении
красивыми словами чудака.
Островский вновь в своём Замоскворечье
меня встречает в дружеской среде,
где акуют в протяжном просторечии
мещане и купцы условившись в цене.

Тома Успенского,а с ним и Короленко,
вот правда Гаршина найти я не могу,
но Горький здесь,хоть ноет уж коленка,
кряхтя на корточках я к нижней полке льну;
здесь есть Булгаков,и с ним "Мастер с Маргаритой",
роман,чью тайну он в строках излил,
кровь Турбиных осталось не забытой
кто на Крещатике зимой её пролил.
Тут Гоголь в своём вечном ревизоре
высмеивает царский деспотизм,
кто заклеймён был в творческом позоре
ценя мещанство и бюрократизм.
Валерий Брюсов,Блок,Сергей Есенин,
Бальмонт,Ахматова,Андреев,Сологуб,
Серебряного века русский гений
звук упоенных слов коснётся чьих-то губ.

Иду я дальше: Взгляд скользит упрямо
и вижу Солженицына тома,
где катится на Русь взметнувшись рьяно
кровавой тенью обод колеса.
Вот вижу я Колымские просторы,
что наш Шаламов в памяти сберёг,
колючки бесконечные узоры
и лагеря у северных дорог.
Белов,Распутин,Бондарев,Абрамов,
Астафьев,Яшин,Носов,Воробьёв,
в страницах позабытых тех романов
живёт деревня,корни чьих сынов;
ещё хранят в себе дубравы и просторы,
тайга дремучая,и синь широких рек,
весенних птиц рождаются вновь хоры
в наш суматошный и казённый век.

А,что же современность нам предложит?
О чём поведать проза поспешит?
Чем удивит в наш век безумный сможет?
И мыслью творческой наш разум озарит.
Маринина,Толстая и Донцова
опять спешат сюжетом нас завлечь,
сентиментальность дышит в строчках снова
и от хандры мне хочется прилечь,
на старый свой диван ,но я же в магазине!
И стеллажи не все ещё прошёл;
вот медленно бреду я в этом книжном мире,
мой час знакомства с мыслью не прошёл.

Вот зарубежных авторов обильные прилавки.
Мелькают корешки изданий предо мной;
за свежие страницы требуют надбавки,
нас обольстив опять своею новизной.
Но мне по сердцу классика народов,
что так непревзойдённа и теперь;
где важен образ,стиль и толщина объёмов,
уж мне читатель, на слово поверь!

Здесь Диккенс с "крошкой Доррит" на обложке
по Лондонским трущобам семенит,
и бедный Твист в тарелке водит ложкой
овсянку жидкую поддеть всё норовит.
Тут Теккерей на ярмарке тщеславья
смеётся над чаянием глупцов,
и каждому пороку в назиданье
клеймом судьи касается основ,
тех устоявших в обществе устоев,
что призван обличать художник без конца;
и нудным комаром звенеть в чужих покоях,
чтоб совесть пробуждать от лени и греха.

Эпические оды романтизма
всегда прельщают жизненной борьбой,
где гордый Байрон в спешке от снобизма
бежит в Элладу,проклятый толпой.
Джон Китс,Уильям Блэйк и Шелли,
Скотт,Мильтон,Бёрнс и Томас Мур;
чьи имена глаза прочесть успели
глядя на лики аглицких фигур.
Джейн Остин,Моэм,Голсуорси,
Стейнбек,О Генри,Олдингтон,
зовут к себе с признаньем в гости
ко мне ропща со всех сторон.

А вот, и славные французы
стоят на полках в тишине,
непревзойдённые натуры
в далёкой русской стороне!
Бальзак,Стендаль,Гюстав Флобер,
Ги Мопассан,Гюго и Сартр,
покажут нам живой пример
и одиозный свой характер.
Эмиль Золя,Гонкуры братья,
Альфонс Доде,Рабле и Франс,
бегите же в мои объятья
даря нам вечный Монпарнас.

А тут и немцы вслед за ними
полками выстроились в ряд,
звеня литаврами своими
как-будто вышли на парад.
Ганс Фаллада и Гюнтер Грасс,
Фонтане,Бёлль,Музиль и Келлер,
Ленц вывел всех к Берлинер платц
и что-то тайное затеял.
Здесь Гёте,Гейне,Шамиссо,
Брехт,Гофман,с ними братья Манны,
фортуны славной колесо
вращают пришлые гурманы.

Ну,хватит мне уж здесь сполна
бродить по светлым закоулкам,
давно домой уже пора
брести по разным переулкам;
да карта бедная моя
за час скитанья похудела:
Пока! Увидимся друзья,
взывает к твёрдой пище тело...!