из неизданного 762

Шипя, горит бикфордов шнур:
Искрой плюётся, извиваясь,
И серым пеплом застывает
Его скукожившийся труп.

Хлопок мгновенный. Вспышка гнева.
Волна ударная дрожит,
Сметая жизнь на этом свете,
Подняв столбом густую пыль...
*
Шнуру всегда всё было пофиг:
Вдаваться в суть чужих проблем
С ума сошедших донкихотов,
И их абстрактных стратегем.

Он отродясь не верил сказкам,
Считал: все книги надо сжечь,
А борзописцов-пидорасов
На площадях публично сечь -

На всякий случай, для примера
Другим, что думать размечтались
О тайных связях с ноосферой
При разложившейся морали

Таких, как он, что спит в коробке
Под мерный стук сапог кирзовых
Неясной тени в униформе
Глухонемого часового,

Что щёлкал в тишине затвором,
Держа периметр кольца,
И пёрся мутным глазом в щёлку
Намордника на пол-лица.

Его спокойствие и чёткость
Вселяли веру спящим массам
В обитых войлоком коробках,
Наполненных угарным газом

Сгоревших книг - в печах чугунных,
Что украшают каждый дом
С лепниной толстеньких амуров
И абажуром над столом,

Покрытым скатертью ажурной,
С вазоном пасмурных цветов
Из золочёного картона
В пучке бикфордных проводов.
*
Вдыхая битум и селитру,
Как в кокаиновом бреду,
Шнур грезил о любовной искре
Под вой сирены медных труб,

Когда наступит час сраженья,
И в динамит его воткнут,
И пламя вспыхнет марсельезой,
Приветствуя Небесный суд.