Рассказы из черного ящика

РАССКАЗЫ  ИЗ ЧЁРНОГО  ЯЩИКА – 2

БЛИЗНЕЦЫ


– Хозяин, из полиции приходили. Про деньги спрашивали.


– А ты что?


– Как учили. Откуда, грю, деньгам взяться? Сами побираются по министерствам и прочим конторам, а уж делиться тем, что самим не хватает, про такое и мы не слыхали, и вам не советуем. И к тому же, вы даже не родственник нашему хозяину, а вовсе посторонний.


– А он что?


– Никакой, грит, не посторонний. Был бы, грит, посторонним, от вашей, грит, забегаловки и фундамента бы не осталось. Я, грит, жизнью рискую, чтобы его от неприятностей уберечь, а он очень рискует своей, не оплатив своевременно моих усилий.


– А ты что?


– А что я? Мы, грю, людишки подневольные, место своё, грю, знаем. Лишь бы платили сколько обещано и когда положено. А что, грю, касаемо вашей просьбы, пойду доложу хозяину. Ему, грю, решать.


– М-да... Полиция, значит?


– Грит, полиция. Да как разобрать, кто защищает, а кто нападает? Похожи, будто близнецы.


– А пистолет при нём был?


– Такие без пистолетов не ходят.


– А где теперь?


– У меня /наставляет на хозяина/. Платить будешь?


  – Да ты погоди. Деньги второпях не считают. Скажи лучше, пистолет тебе отдал добровольно?


– Держи кобуру шире! Кто нынче добровольно отдаёт, разве что последний дурак. Стулом по голове и...


– Верни, чтоб от греха подальше. Мало ли чего...


– А кому вернуть? Труп-то унесли.


– А когда уносили, он что?


– Лежал спокойно. Я даже подумал, всегда б так, наша жизнь обернулась бы в лучшую сторону.


– Оживить бы его, чтобы неприятностей не было.


– Не вижу смысла, хозяин, особенно теперь, когда знаю, как добывается нужное.



Прямой хук. Тяжёлое падение. Вздох. Тишина.


– Сам виноват. Слишком долго размышлял. А пока раздумываешь, всякое может случиться.


ВЕРНОПОДДАННЫЙ


– Вы Мухин?


– Я Мухин. А что в этом такого необыкновенного?


– Необыкновенного ничего. А обыкновенное в том, что вас целый день разыскивает полиция.


– С чего бы такая спешка?


– Об этом вы сами полицию спрашивайте. Она ведь не объясняет, а угрожает. Нам бы, говорит полиция, только бы добраться до искомого, а уж разберёмся мы с ним по-настоящему.


– Знаем мы их разборки, не проболтаемся.


– А чем вы их так допекли?


– Сам думаю-гадаю.


– Может, «пришили» кого?


– Да вы в своём уме! Иной раз, конечно, не воздержишься, но не до смертельного случая.


– Тогда украли чего?


– Сколько в моём возрасте украдешь? Вот, когда молодым был! Но и тогда нам до нынешних, уносящих целые банки в неизвестном направлении, как от печальника до начальника. Только полиция их не трожь, потому как несуны ею и командуют.


– Выходит, политический?


– В каком, извините, смысле?


– Против властей предержащих.


– Да я четыре власти пережил и с каждой самолично ручкался. Потому пятую жду без страха в сердце.


– А вот и она, родная наша. Лёгкая на поминки.


– Мы полиция. Мы рыщем. Виноватого мы сыщем. Невиновного прихватим. На допросе всех охватим. Не упустим даже мухи... Кто из вас, признайтесь, Мухин?


– С чего вы взяли?


– Пока, гражданин, мы не берём, а только интересуемся.


– Никакой я не гражданин, а верноподданный.


– С этого бы и начинали, а не притворялись Мухиным.


Полиция уходит, опрашивая встречных-поперечных: «Вы Мухин? Кто из вас он? Признавайтесь. Зачтётся, как явка с повинной».


ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН


На улице недозволенным болевым приёмом меня попридержал подозрительный тип. Заинтересовался, куда и зачем тороплюсь.


– А вам какое дело?


– Самое прямое. Культурные люди при встрече здороваются. Или запамятовал?


– Всех, кто меня бьёт, не упомнить.


– Всех и не требуется. А таких, как я, запоминают надолго и сразу.


– Кажется, видел вас в телевизоре. Откуда-то уводили или куда-то приводили. Вы депутат?


– А ты хохмач! – тип уронил меня, но ловко подхватил у самой земли. Даже помог отряхнуться. – Однажды мы уже встречались. Да ты, видать, подзабыл. И, что любопытно, на этом самом месте. Ты отдал мне часы и бумажник. Сначала добровольно, а потом закричал. Пришлось урезонивать, и то, что ты живой, означает, что фарт у тебя счастливый, не иначе.


– Господи, неужели вы? Искренне рад. Как поживаете?


– Что наша жизнь...


– Трудности с грабежом?


– В каком-то смысле. Бедному бандиту податься некуда, кроме, как на государственную службу. А там такие законы и правила, что наши, воровские, кажутся сочинёнными в департаменте Высокой нравственности и любви к ближнему. Не думал, что могу так низко пасть, но нет другого выхода, когда хочешь спастись от преследования. А ведь я был свободным художником.


– А чем сейчас занимаетесь?


– По полицейской части. Охраняю общественный беспорядок.


– Похоже на смену ориентации.


– Ни на что это не похоже. А что делать? Одним грабежом сыт не будешь. Эти чёртовые экономические реформы у кого хочешь вышибут почву из-под ног. Вот и приходится бороться против самого себя. Сначала пограбишь, потом поищешь награбленное. Пограбишь — поищешь... Как бы совмещаешь приятное с полезным. А тут ещё возраст, когда думаешь о пенсии чаще, чем о женщинах.


– Но почему именно в полицию? Немало и других достойных профессий.


– О достоинстве не пекусь, а в полиции потому, что хочу быть полезен не только себе, но и народу. Три отсидки, что ни говори, опыт. Иному выпускнику полицейской академии не грех позаимствовать. Было бы непатриотично с моей стороны не поставить свои знания и умение на службу правопорядку.


–  А позвольте спросить, чем вы в данный конкретный момент заняты, охраной или грабежом?


– У меня, блин, отгул. Расслабляюсь. Пребываю в состоянии лёгкого алкогольного очарования. Я улыбаюсь тебе, ты улыбаешься мне... – Он снова уронил меня, но поднимать не стал, переступил. – Никакой уважающий себя профессионал не пойдёт на дело, не чувствуя под ногами твёрдой опоры. В этом воровской и полицейский законы единодушны. /Он поглядел на часы, бывшие некогда моими, и заторопился/. А закон всё равно, что одиночная камера: пока сидишь — подчиняйся.

Борис  Иоселевич