Война и мир. гл. 1-1-15

1-1-15

К обеду сбор шёл полным ходом,
Полна гостиная гостей,
С компанией всех знатных родом,
Для обсужденья новостей;

Собрал граф в кабинет отдельно,
Коллекцией их удивить,
С турецких трубок непременно
Мужчин он заставлял курить.

Уж кабинет был полон дыма,
Шёл разговор лишь о войне,
Вся нынче тема так любима,
Война пока шла лишь извне.

Набор был в армию объявлен,
О чём и издан манифест,
Россией был свой долг заявлен,
На из ведущих в бойне мест.

Сам граф сидел на оттоманке,
Он – не курил, не говорил,
К соседям он как бы в приманке,
До спора всех их доводил.

Один из них был брат графини,
С лицом морщинистым, худым;
Другой – уже в гвардейском чине,
И выглядел, как молодым.

Одет поручик безупречно,
В Семёновский приписан полк,
Любой владел прекрасно речью,
В родах военных знал он толк.

Он был тем самым офицером,
Тот самый был поручик Берг,
Когда упрёки Ната Вере
Дарила всякой меры, сверх.

Любил вовлечь граф в эти споры
Всегда к ним склонных двух людей,
Когда взаимные укоры,
Не злые были, а добрей.

Берг доказал Шиншину-брату,
В пехоте – выгодней служить,
Вакансий больше и зарплату
В ней лучше могут заплатить.

Берг говорил всё очень точно,
Всегда – спокойствие в словах,
Его все доводы так сочны,
Он в спорах разбивал всех в прах.

К столу ещё не приглашали,
Запаздывал какой-то гость,
Все Марью Дмитриевну ждали,
Она для общества – что «кость».

Она под прозвищем «драгуна»
Известна прямотой ума,
Словами с твёрдостью корунда,
Была груба, но – доброта…

Во всех сквозила выраженьях,
Её знавала вся Москва,
Её боялись, как в сраженьях,
Она всегда была права.

Однако, все без исключенья
Питали уваженье к ней,
За правоту к ним обращенья,
Уменье быть к ним и добрей.

Пьер прибыл пре;д самим обедом,
Сел в кресло в зале, посреди,
Загородив собой, всем телом,
Что трудно стало всем пройти.

На все вопросы он хозяйке
Так односложно отвечал,
Искал кого-то без утайки,
Стеснялся, видно, и скучал.

Но, наконец-то, из передней
Раздался грубый женский бас,
Из всех гостей он «привередл(ив)ей»,
Он словно в плен берёт всех нас.

— Я здравлю Вас с детьми, графиня,
А ты что, греховодник, граф,
В своей семье ты, как богиня,
И мужинёк унял свой нрав.

В семье растёт невест когорта,
Пора искать им женихов;
Невеста вот другого сорта,
Особый нужен ей улов.

— Ну, мой «казак», лаская руку:
(Наташу звала «Казаком»),
— Ты – зелье девка, мне, как мука,
Уже пленила этот дом.

Серёжки яхонтовы  быстро –
Уже в Наташиной руке,
И блеском ярким и так чисто
Сверкали, как уже в гнезде.

— А вот, любезный, мне попался!
Конечно, Пьеру – вновь урок:
— Отец больной – он забавлялся!
Ну, как же ты, сыночек, мог?

Кого по-дружески ругая,
И – реже, но кого хваля,
Она, гостей всех возглавляя:
— Ну, что ж, к столу и, чай, пора!

Процессия сформировалась:
Попарно двинулись все в зал,
Парадом целым показалась,
И, даже зал, казалось, мал.

Парад возглавили граф с Марьей,
Жена с полковником – потом,
Шиншин с Михайловною Анной;
По интересам – за столом,

Сидели вместе Берг и Вера,
Сын Николай – опять с Жюли,
Борис же – с новым другом, Пьером
Сесть вместе, рядышком смогли.

Он Пьеру помогал в знакомстве
Со всеми, кто был за столом,
Пьер рьяно поглощал лакомства,
Не забывая двигать ртом.

Затихла на хорах музы;ка,
(Покрыл звук вилок и ножей),
Проснулись спящие язы;ки,
Всеобщий гомон стал сильней.

С почти не меньшим аппетитом
Пленял Наташу сам Борис,
И Пьер, как друг, к нему пришитый,
Рождал в ней тоже интерес.

И снова Сонина вся ревность
Заполонила душу ей,
Как он посмел, какая дерзость,
Ей изменить в глазах людей.

Опять воркует с новой гостьей,
Опять – та самая Жюли,
Влезает в душу, ломит кости,
А он – душитель всей души.

Она – краснела, то бледнела,
Улыбкой пряча злость в душе,
«Неужто я вновь «овдовела»,
Их разговор узнать бы мне!»