Приазовские тропы 1

ПРИАЗОВСКИЙ СОНЕТ – вариация сонетного канона, особенностью которого является внутристрочная рифма в двустишии между вторым и третьим катренами.
Данный элемент может быть основой для множества вариативных продолжений в развитии классических твердых поэтических форм.


Содержание:

- Утянет верховой волну в безморье
- День по нагайским сакмам заплутал
- Оранжевые градины жердёл
- Ворот в старинный двор литой чугун
- Нарезанные из газет трепещут
- Дом, как больное дерево, в ночи
- Ионыч прав, нет в этом мире песен
- За божьими коровками следит
- К обители ведущая тропа
- Песок во мне. Песок в моих глазах.
- вчера любовь призналась мне в сомненьях
- Пространство сентябрей





***
Утянет верховой волну в безморье,
Губастый камень сплюнет вбок песок,
Чумной змеей боспорское подворье
Переползет на северо-восток,

Останется лишь память мертвой рыбы
И камышовый меотийский мрак,
Как будто здесь рабов снимали с дыбы
Кидали на седеющий бадяк.

А дальше ночь
Колючая, сухая,
Здесь жить невмочь,
Здесь боль и та глухая

Невнятная, как вера, вечность, речь,
На мостовых колючие каштаны,
Ошметки августа и холод ранний
Встает на пост Таганий рог стеречь.


***
День по нагайским сакмам заплутал,
Откинулся шершаво серым небом,
На старом кладбище надгробный слепок
И ангел темный крест к груди прижал.

Сорока над могильными холмами
Указывает путь, уводит прочь
От истуканов с белыми глазами,
От тех, кто оживает только в ночь.

Гремит далекий гром,
семь крупных капель
Седьмой псалом
пришел опять на память…

О, Господи, к чему мне этот плен,
Когда кирпичный дом и крыши скаты
Придавлены ветвями и закаты,
Ложатся псами красными у стен.


***
Оранжевые градины жердёл
Ржавеют мягкой плотью вдоль обочин,
По таганрожьи ветер тени смёл
В огромные колодцы южной ночи.

По божьему, не так как по-людски,
Кирпичный дом закатом заколочен,
По пояс врос в тяжелые пески,
Своей рыбацкой костью стал не прочен.

Трещит дверной косяк,
скрипит окно,
Какой пустяк,
давно всем все равно,

Что станет с виноградными кустами,
ползущими в пустые небеса,
засохшая на листьях стрекоза
вверх смотрит ослепленными глазами. 


***
Ворот в старинный двор литой чугун
На плитах тишины и дом, и небо,
И рыбой пахнущий седой колдун
Мнет в тонких пальцах серый мякиш хлеба.

Закончится однажды блеск и плеск
Воды у берегов и встанет слепо
Над половецкой степью русский крест,
Над мелководьем – Троицкая крепость.

Охрипший ворон
будет кликать ночь,
Не знает город
чем ему помочь,

Завоет ветер в тощих трубах следом
И рыбой пахнущий седой колдун,
Откроет двери миллионам лун,
Уложит спать, укроет темным пледом...




***
Нарезанные из газет трепещут
на форточках полоски, распугав
и ангелов, и бесов… а из трещин
ползут по стенам стебли сорных трав.

Картошка, лук (торгуют за забором)
Арбузы, дыни… скорых пять минут
и снова слышен дальний рокот моря
падение жердел то там, то тут.

Но не собрать с лихвой
и впрок мгновений,
Потянешься рукой,
а это – тени

В садовых розах семь жужжащих ос,
Плывут неспешно сонные недели
Задуматься: какой с безделья спрос,
Когда забыто то чего хотели.


***
Дом, как больное дерево, в ночи
вздыхает тяжело, пугая кошек
и лунный свет теряется в окошках,
измазавшийся сажей у печи.

Слой пыли покрывает зеркала,
А в них, - мгла таганрогского залива,
Крик чаек, охраняющих ревниво,
Смотрящего из пыльного угла

Ребенка-при-зра-кааа-аа
не дозовёшься,
а только искоркой
во тьму сорвешься

и поплывешь неведомо куда,
листая волн страницы, примечая
торговые старинные суда,
кирпичный выступ заревого края.




***
Ионыч прав, нет в этом мире песен
На старом кладбище кресты, кресты
И можно ждать её, но разве честен
Порыв любить, когда глаза пусты.

На старом кладбище все в запустенье,
Заросшие могилы, и оград
провалы, словно норы, воскрешенье
не здесь случается, здесь входы в ад

как в частные дворы,
смешны немного,
не до игры
из-за деревьев строго

лишь призраки глядят, не до того
им бы расчистить времени завалы,
и даже время будто бы устало
от их беззвучных сумрачных шагов.

***
За божьими коровками следит
глаз солнца через листья винограда
покрыл года воздушный пух седин
не сосчитать потери и утраты.

крик чаек, легкий бег рыбачьих шхун,
рассказы волн о заповедных кладах
ворот в старинный двор литой чугун
лист вырванный и смятый из тетради.

Нет прежним мыслям веры,
больше нет
В буфете древнем
спрятанных конфет

Нет творога из простокваши в марле
на гвоздике, и бродит в темных снах
голубоглазый светло-русый карлик
с чадящей папироскою в губах.

***
К обители ведущая тропа
слепа. Ни зги, ни ровницы, ни меди.
На прелых листьях шляпками опят
сентябрь перестилает пятна света.

Сто первый раз, как будто это шаг
необходимый, для прозренья в Слове,
в котором нет теней и светел мрак
и если Правда, то всегда – Христова.

Комар-звенец
поднял зеленый рой.
Его венец,
не держит ровным строй

И падает к ногам святого, в сроках:
Постичь нельзя всех замыслов Творца
И бочка толстозадая с торца
Чужого дома до краев убога.


***
Песок во мне. Песок в моих глазах.
Когда столетний ворон глушит рыбу,
пришедшую на нерест, сев на глыбу
не отражающуюся в волнах.

Азовия мелка и медлен бег
моих минут, отброшенных на берег,
Пусть здесь никто и ни во что не верит,
Но здесь бывает сыплет мелкий снег

и улицы сползают
в пустоту,
и припадают
к донному кресту

домов кирпичных треснувшими лбами.
Их время незаметно истекло.
Залив над ними, - мутное стекло
все исцарапанное плавниками.



***
вчера любовь призналась мне в сомненьях
летели листья под ноги и дождь
слепил глаза и было воскресенье
распятое и чувствовалась дрожь
космическая, словно нет земного
пространства верить в данный свыше дар
вчера любовь призналась как ей плохо
среди людей, как тяжек их угар
владычествующий
над сентябрями
забывший путь души
к душе... ночами
и воющий, и стонущий как зверь
смертельно раненный своим безумьем
летели листья в пасмурное утро
и рыжий пес царапал лапой дверь


***
Пространство сентябрей не виновато в болезни глаз.
Письма не написать на чайных листьях и холодной мяты пучок не бросить в кипяток.
Узнать желание души?
Какая скука с ней говорить о мертвых городах и птицах,
отнимая друг у друга смешное право жить в семи шагах от солнечных затмений
или лунных пустых имений, их литых чугунных оград,
процеживающих не свет - ночную жижу, выбирая звезды,
вдохнувшие в себя осенний воздух уныния.
в них больше бездны нет.

------------

Пространство сентябрей не виновато
в болезни глаз. Письма не написать
на чайных листьях и холодной мяты
пучок не бросить в кипяток. Узнать
желание души? Какая скука
с ней говорить о мертвых городах
и птицах, отнимая друг у друга
смешное право жить в семи шагах
от солнечных затмений
или лунных
пустых имений,
их литых чугунных
оград, процеживающих не свет -
ночную жижу, выбирая звезды,
вдохнувшие в себя осенний воздух
уныния. в них больше бездны нет.