***

Когда лежишь оборванный и грязный
На мостовой непохмелённый, злой
И веют с тела запахи заразой,
То посылаешь всех ты в мир иной.

А пальцы ног отмёрзли до бела.
Душа вся наоборот, черным, черна.
Владеет ей давно уж сатана
И смерть не забирает - не нужна.

Да ты паршивее базарной сучки,
Покорный кобелям чей скудный нрав!
И вырывает смерть с толпы в пальто от "гучи"
Девчонку, не за что её покарав.

И наконец доходит, как ничтожен
Сей бренный мир, ты словно завопил.
Не можешь больше видеть эти рожи
И истины момент тут наступил.

Бредешь с "артёма" на "чугунку", там отмоют,
Дадут одежду, хоть б/у, но чистоган.
Завидев тело, санитар аж взвоет -
- Смотри наколки, чистый уркаган!

А через месяц смерть придёт и за тобою
Ты в первый раз ей запинаясь, невпопад -
- Пойду я до конца и не завою,
Верни девчонку, что забрал ты в снегопад!

Она лишь вскрикнула, увидев мои ноги
И побежала за калошами быстрей!
Отдай меня ты в адовы чертоги,
Ту возврати, что не было добрей!

Смерть усмехнулась - Поздно, да и сам
Ты её послал ведь от себя скорей...
Взглянула в глаз единственный мне грозно -
- Ну что, утёрся, бомж, ты от соплей!

Оставлю так уж быть на этом свете.
Девчонка оказалась там нужней!
Её доброту, скажу уж по секрету,
Тебя я подарю, будь подобрей...

Карабкаясь из тины, выжил.
Наколки стёр и годы тюрем стёр.
Женился, родила мне дочь и сына,
На джипе еду тихо, словно вор...

Всё вроде хорошо, но нет покоя.
В крови стоит перед глазами той пальто,
Что побежала, заслонив меня собою
От смерти, пред которой всё ничто.

Поэтому и запах ведь в машине!)
Бомжей я часто в тот приют ведь отвожу...
И высадив "крутого" пассажира,
Словами пожелал лишь доброту.