Веде Штылвелд Реквием о погибших Близнецах

© Ирина Диденко Перо, digital graphic picture (заказы принимаются)
-.

Скорбь о погибших Близнецах – Реквием:
Слушать здесь: https://youtu.be/WEKJSezkbqY

Я люблю Америку, в которую меня не впустили –
вчерашнего учителя с грошовой зарплатой…
"Не достоин!"– вписали в багровую книжицу-фишку.
Нет таких паспортин уже в мире –
их уже отменили, забыли –
только сердце болит.
Только в сердце изъян – от изъятых лет-зим
не прожитых в мире, о котором мечтал.
Их уже не вернуть на попятых…
Разве время искать виноватых?
Вышло время простить…
Я люблю Америку до боли, перешедшей в хронический спазм, –
две сердечные в тромбах мозоли
не дают мне уснуть всякий раз…
Вздох и выдох двух Близнецов, оборвавшихся наземь…
Со смотрин в Поднебесье – не войти в сказку Фей, –
мне о них написали так много те,
кого допустила в свои объятья Америка…
Где сыскать их теперь?
Реформистов и брокеров, финансистов и полотёров,
электриков и лояров, пофигистов и пошляков,
программеров и игроков – мозговой центр популяции аргонавтов:
прибыли за руном и убыли без вины – не хранимые Богом…
Я люблю Америку по-простецки:
так любят друга, жену и дочь –
я – Америку, а меня – американцы,
так и оставшиеся моими согражданами…
Космополитами.
Но случилось… И на сердце – шок! Страшное произошло…
Одинок и печален Манхеттен:
прежде он открывался разно
разнообразным судьбам землян,
а теперь он побит камнями,
переплетен со струнами тел,
лопнувших в одночасье,
о которых рыдают теперь
жёны и дети…
Люди этой страны и стран,
для которых была открыта,
запретившая въезд мой Америка.
Вместе с ней скорблю и рыдаю о погибших безвинно…

Чудаков не понять, ей Богу!
память их прощает великих. –
Можно быть великим и в малом –
на духовном фундаменте мира –
в том, что время уже не разрушит…
Я всегда ненавидел перочинные ножики.
Я их гнал из судьбы, боялся –
отвратительность их пугала
самого меня с раннего Детства.
Мне казалось, что всей вселенской боли –
они – шальная причина:
шантрапа, фашисты и бюргеры
их носили когда-то…
Я люблю Америку без ножей перочинных,
с не проходящей болью… Так любят мечту,
которой суждено сбыться…
Я хотел торговать там хот-догами
и улыбаться тем, кто меня, увы, не дождался,
потому что взлёт Близнецов нарушила ненависть злобно,
и над ними теперь парят лишь усопшие души…
Я бы им раздавал хот-доги,
невеликий в своих талантах,
будь бы они все живы сегодня –
гаранты моей лояльности Американскому флагу…
Я за них присягну тебе, Америка, завтра,
потому что они – во мне – те,
кто погиб 11 сентября 2001 года.

Письмо с Реквиемом было направлено в Американское посольство в Украине – г. Киев 11 сентября 2001 г.
Реквием был написан специально белым стихом для упрощения перевода на все языки мира… Русская ментальность, американская душа киевского космополита, безысходная сирость и духовная нищета в Орияне – это и есть Веле Штылвелд – киевский русскоговорящий еврейский поэт. Таким и запомните меня в этом мире… в проклятом сентябре 2001 года.

-.

Провинция колотится на улицах столичных,
а городские Золушки спускаются в метро.
Среди провинциалочек есть много симпатичных,
но им, увы, не ведомо столичное нутро...

И хочется, и колется - душа душой неволится -
кто не был за околицей, тот в сущий ад попал.
Здесь пиво бурно пенится, здесь иностранцы женятся,
здесь мудрые степенятся, а Киев густо пьян.

И в каждом - коды прошлого, в которых много пошлого,
и горького, и тошного, и памяти провал.
Здесь будущность уныкана и счастья невеликого
никто сыскать на выхолост не сможет больше сам.

Провинция колотится... А мне-то что не пурицу -
бреду с женой по улице - весь город в кандачке.
Ведь Зиберт-фест случается, когда весь Город маится
капризною погодою - обычно в сентябре...

-.

Старый кантор - ноль на массе: сизый нос, подглазье слив.
Я учился в третьем классе с Левой Кацманом. Вейзмир!
Пьяно смазанная масса сальтисонов и бухла.
Левчик, ты ли? Кантор класса! (*) Синагоги, старина.

Не ходок я за три моря - жил в Израиле, да вот
завелась плутовка Дора и в душе вскипел вайдот.
Жизнь без песен охренела, и расплавилась в кисель.
Песнь песней меня задела - вот такая вышла хрень.
 
Эта жуткая плутовка мне, мол, Киев мой карас.
Я за нею... Хоть неловко. Я ведь старый - это раз,
а она - я спел бы что ли... Ладно, что там, наливай...
В Дюсельдорфе жмут мозоли, в Тель-авиве мал матрас.

Вот до Киева добрались... Пить не петь - она швея
тридцать девушек-вьетнамок тонко строчат кружева...
Вышиванки продаются - сбыт и спрос опять на ней,
ну а я от Иегупца охранитель - не злодей.

Петь бы рад, да голос сиплый... Тель-Авив и Дюсельдорф
развели его как скрипку, ту, что в сердце раны рвет.
От себя ведь не уедешь. Знаешь, Штылвелд, наливай.
Хоть планету всю объедешь - Иегупец не бросай...

В банке кислых помидоров, что той грязи на окне.
Я прижат навеки к Доре, а она - всю ночь ко мне.
Но когда восстанет утро я спою Шма Исраэль...
Старый кантор хлопнул рюмку и внезапно вдруг запел.

Я учился в третьем классе с Левой Кацманом. Вейзмир!
Жизнь без песен - ноль на массе, ведь душа душе - клавир!

----------------------------------------------
* Кантор класса - отрядный запевала

-.

Песенка ссыльного халамейзера

Песенку о сибирском еврейском переместным учителе-талмудисте я впервые услыхал в Нью-Йорке, туда она и улетела в новой транскрипции в исполнениии херсонского барда Юрия Контишева:

Слушать здесь:
Юрий Контишев: «Песенка учителя Торы»,
адаптивный текст Веле Штылвелд,
адапт.музыка Юрий Контишев - https://youtu.be/h12Q1yOka1Y

Юрий Контишев: «Песенка ссыльного халамейзера», адаптивный текст Веле Штылвелд, адаптивная музыка Юрий Контишев

В уголке запечном
догорает свечка -
древних слов и фраз…
Халамейзер вечный,
ласково, сердечно
обучает нас...

- В каждой букве, дети,
в каждом слове этом –
Вещее письмо.
Кто постигнет это,
сможет тот ответить
в чём вам повезло.

Каждый хвостик буквы,
каждый штрих некрупный,
каждая деталь -
это мостик в Вечность,
это Человечность
счастья пектораль...

Если вы отважны   
перейти преграду
к мудрости словам,
то они однажды
вам откроют правду
и блаженный Храм.
Но пока вы хилы,
как котят комочки,
скажем по слогам:
Алеф, Бет и Гимель,
всем вам доброй ночки,
ну, а мне путь дан...

Стужа за порогом,
далеко до Бога,
но в другой избе
мальчик Мотл напару
ждёт с девчушкой  Сарой,
а ведь Бог везде...

Соломончик, Моня,
отойди к иконе *-
за порогом хлад...
За порогом стужа,
станешь вдруг простужен,
сделай шаг назад...

Я вернусь к вам, дети.
Через дни и сети
всяческих забот:
мы откроем Тору
и восславит хором
знаний Шавуот...

* ссыльных евреев в Сибире после восстания Устима Кармелюка и трех-пятилетней каторги на последующее поселение подселяли к русским крестьянам

-.

21 сентября 2015 г. Интересно, в этом году канун Судного Дня, Йом Кипура, когда положено каяться и просить прощения, совпал с большим христианским праздником - Рождеством Богородицы. С чем всех верующих и поздравляю.
Мне всегда казалось странным такое глубокое почитание в православии простой еврейской женщины, чей день рождения собственно и празднуется, одновременно с глубокой нелюбовью к евреям вообще.
Были даже случаи, когда погромные процессии возглавляли православные священники с изображением этой самой еврейской женщины в руках...
В этом тексте нет, поверьте, антиклерикальных мотивов, только удивление и печаль.
... и вот моя реакция:

Она - Мадонна, а навстречу ей -
погромщики с её святой иконой.
И выкрик из толпы: Еврейку бей...
Позвольте, ведь она и впрямь - Мадонна!

Молчать не стала - в мимике лица
застыла жесткой маской очерствелость,
но выкрившего гадость молодца
она не обратила к глыбу мела.

- Не понял! - вякнут тихо находу
ещё не человек, а так - мерзавец.
Нащупал на башке свою кипу
и понял, что обрезан как маланец.

И не Мадонну бьют, а впрямь его -
да тузят так, что ребрам, видно, крышка.
Взирает дама мудрая в глаза
отчаянному наглому клопишке.

А он уже распался на асфальт
и собирать его Ей не охота -
видала она бездну разных смальт,
не смальта это, а дерьма зигота.

- Остановите! - только и скажи,
и всё вернется к истинным началам -
не на крови, а просто на любви,
которой прежде хлопцу не хватало...

Он молвил злобно: - Можешь, так - убей!
И подошел к нему такой же корыш...
И битою добил... Всего-то дел.
А что Мадонна дурню: - Ну, ты гонишь...

Тебе я жизнь пока ещё верну,
но голову... Нужна ль она тому,
кто безголовья славит до сих пор
во имя паствы вечных дураков?

-.

Прощание с летом...

Я прохожу свидетелем сноровым
по переулкам собственной судьбы
в капкане лета в голове полова
из седины и прочей лобуды...

Воркует надо мной воронья стая -
разнежилась в преддверие зимы:
Пусть слабаки куда-то улетают,
а мы и здесь пожить не дураки...

За триста верст не то еще в фаворе -
там листопад сорвался в снегопад:
все говорят о грусти и разоре
вчерашних пагод уличных бравад...

А нам бы что вне падали в контексте,
а нам бы с кем извечно не с руки,
мы не живем с природою в инцесте,
мы падальщики, с тем и мужики...

Не тронешь нас, и мы тебя не тронем,
не плюнем в глаз, не вырвем злобных крик,
да что нам Мунк, о том ли мы долдоним -
он к переменам, видно, не привык...

Мы в снегопад насупимся и баста,
а в листопад на траверсе листа
сумеет отчибушить клювом Брамса
на абрисе Московского моста...

Пусть он вдали, и нам его не жалко:
ржавеет мост без утренней любви,
а к вечеру гудит, идет в распарку,
срывая жесть на поручнях судьбы...

Под ними Далида калимбу лунит,
давно уснув в монмартровой глуши -
ведь то Париж, а Киев гунов гунит
и полонит поляков от души...

Еврействовать привык он на Подоле
и жлобствовать средь спальных Атлантид,
и что нам Мунк, долдонят зло вороны,
когда к нам прибыл лично Вечный жид!

И я бреду торжественно и ломко
аллеею по имени меня -
****охен юр*, родимая сторонка...
Здесь жить не мона... Истина стара...

------------------------------------

* что ни  год, то тот еще а зохен

-.

Тихий выдох древний: гобрах мунес!
Светлый Иегупец  в памяти моей...
Вечный город вымер шейнер пунес(*) -
мне остался в лике дочерей...

Щечками воистину пригожи -
персики да только, не сорви.
Разметала жизнь их непохоже
по заимкам солнечной земли.

-.

Дворовая Шамбала выбрана не тайно,
дворовая Шамбала выросла случайно:
Дворник её вымел, а детей гурьба
выбила окружность в мандоле двора.

Тётя Дойра вынесла детворе конфет,
дети её слабость на исходе лет –
кто-то в профиль выбрился, кто-то в абрис делся…
Разыгралось скрипочкой старенькое сердце.
 
дверь открыла бабушка в солнечный У Вей,
улыбнулась вечности, и ушла без ранца –
больше человечности в жизни сделать смей!
Не тебе судись о том, с чем бесплодны мансы.

Больше человеческой в жизни партитуры
надлежало каждому, с кем прошла юдоль,
пила в жизни бабушка горькую микстуру –
Дворовая Шамбала во дворе с тех пор.

Дворник – тот о Шамбале спьяну знать пытается
то ли в просветлении, то ли просто так...
Всё стоит у Шамбалы – то ли Богу кается,
то ли от общения с вечностью

Птицы – те над Шамбалой радостно кружатся,
а старушка в Шамбале кушает компот…
Шхейна Двойра, где вы? Дворовое братство
превратилось нынче в древний Камелот.

Здесь ли перед нами в воздусе разлито,
на планете ль новой, где печали нет,
где никто не ищет, где его корыто,
и ганджу не смалит, когда счастья нет.

Тётя Двойра, вязко ли на  сердце случилось
чтобы не случилось, просветите нас,
как вам светит в Шамбале ласково светило,
под которым нежится даже пеленгас? (**)

-.