У отшельника

Иногда хочется позавидовать глубоким людям, умеющим целительно говорить на  злободневные темы. У  меня так не получается. Пробовал писать о волнующих проблемах, но выходило зло, глупо, банально, наивно. Потому что нет во мне системного мышления, аналитического ума, яркого воображения, журналистского огонька, духовного опыта. И багаж прочитанных книг маленький.

Размечтаешься иногда — написать бы повесть, роман, пьесу, поэму, разгромную статью, сценарий фильма, открытое письмо президенту, закрытое письмо патриарху, поразительный афоризм…

Не дано. Не тяну. А писать и рассказывать хочется. Простите, что поведаю о субъективно воспринятых мелочах пребывания в Джунгарских горах.

Спите спокойно, Билл Гейтс, Герман Греф, Никита Михалков, иерей Георгий Максимов, схиигумен Сергий (Романов), Михаил Ефремов. Моё перо, которым является мой указательный палец на сенсорном экране телефона, не заденет вас и  околовасных споров нисколечко.

Мы с дальнобойщиком Игорем уехали на три дня к отшельнику. Пообщались долго и  тепло в  первый вечер. Утром я  пошёл изучать пещеры, находящиеся на юг от часовенки в честь преподобного Серафима Саровского. Замечены они были мною ещё пару месяцев назад с соседнего холма, куда я ходил любоваться огромным обломком скалы (размером с  автомобиль), держащимся на  четырёхметровом каменно-глиняном «стебельке».

Пройдя сквозь густые заросли барбариса, карагана, чингиля, саксаула, волчьей ягоды, тамариска, шиповника, я  очутился в  еловом лесу у подножия высоких обрывов.

В  прошлые приезды отшельник много рассказывал о  медведях, с которыми встречался здесь несколько раз. Чуть реже встречались ему барсы и рыси.

Но у меня не было страха. Я шёл, любуясь облаками, фотографируя игру солнечных лучей на лопухах, ирисе, конском щавеле, радостные песни цветов экспорцета, анютиных глазок, вероники, пустырника, чабреца. В ельнике пахло хвоей и древесной смолой.

Вдруг я услышал пугающие звуки. Метрах в двухстах выше меня сквозь заросли пробиралось какое-то крупное животное. Скрипели сухие ветви под его ногами, ломались и шуршали кусты, скатывались вниз камни, сдвинутые могучей лапой. От  страха я  отбежал с  тропинки в лесную чащу. Что это? Кто это? Бежать ли мне к людям? Лезть ли на дерево? Готовиться ли к смерти молитвой и покаянием? Паника стояла рядом, пытаясь взять в плен. Меня часто съедали уныние, чревоугодие, гнев, но перспектива быть съеденным медведем или барсом заставляла трепетать.

Отсидевшись минут десять в  чаще, почитав карманное Евангелие, я нашёл в себе силы вернуться на тропу и идти дальше. Господи, молитвами любящих меня и  всех молящихся спаси грешного раба Твоего! Снова послышался громкий шорох кустов. Бежать? Тут я увидел сквозь еловые лапы, что это были лошади. Откуда они здесь взялись? Страх почти исчез. Бесы внушали новые боязливые помыслы — а вдруг лошади тебя лягнут, укусят, затопчут. Я привык быть растоптанным начальством, самокопанием, чужими успехами. Но окопытиться от  копыт не хотелось. Полез на  гору, в  сторону от  лошадей, к пещерам. Под ногами было множество мелких камней, поросших зарослями. Ноги  съезжали. Колючки кололись. Неожиданно с обрыва сорвался камень и с грохотом промчался сквозь густую растительность. Сегодня что? День страха?

С трудом я дополз до первой пещеры. Она оказалась небольшим гротом в  утёсе, сложенном из  глины, удерживающей множество больших и мелких камней. Глиняные пласты с трещинами нависали над пещерой и внутри её, грозясь придавить гостя. Весь обрыв надо мной был угрожающим. Камни готовы были сорваться вместе или поодиночке и совершить отмщение за многие мои грехи. Жить и молиться в такой пещере может только камикадзе. По пути ко второй пещере я попал под «обстрел» мелких камней, летящих сверху. Вторая пещера почти не отличалась от первой. Выше  виднелась третья пещера.

Рядом с  ней росло несколько густых тополей. Из  их гущи послышался новый пугающий звук. Кто-то скрёб когтями или зубами по дереву. Лошади остались намного ниже. Кто же это? Моё сердце, перенасыщенное адреналином, отказалось знакомиться с  существом, находившимся в  тополях. Я  начал поспешное отступление. Страх не помешал мне полакомиться земляникой, барбарисом и диким чесноком.

И вот я в келье у отшельника. Вкуснейший чай из трав. Варёная картошка. Добрые беседы. Молитвы. На  следующее утро я  решил пройтись в  сторону серебряного родника, вверх по  течению реки Большой Усёк. Тропа по берегу оказалась сказочно красивой. Много цветов. Со склонов приречных холмов стекают источники, обрамлённые берёзами и густой травой. В речной воде играет юная форель.

Встречаются скалы, из  расщелин которых растут ели. Летают жуки и пчёлы. Искрятся брызги бурных потоков Усёка. Везде следы селя — ужасного грязекаменного потока, срезающего леса, уносящего мосты, ломающего скалы, перекраивающего берега, оставляющего хаотичные груды камней. Вскоре ущелье сузилось. Идти возле воды стало невозможно. Я с трудом взобрался на высокую гору, нависающую над рекой. Жарко. Нашёл тропинку. Она привела меня на луг, где было великое разноцветье и  разнотравье. Фиолетовые, белые, жёлтые, красные лепестки пели хвалу Господу, благоухали, колыхались от  ветра. Это великолепие находилось на  вершине огромного обрыва. Далеко внизу синела река. Подойдёшь к  краю  — холодеют ноги от страха. Лёг отдохнуть. Оказалось, что лежу на земляничной поляне. Ел ягоды, сколько мог. За поляной начинался густой лес. Я не пошёл дальше. Надеюсь продолжить этот путь с кем-нибудь из моих друзей. Начиналась гроза. Пришлось возвращаться. Перед отступлением прочёл несколько строк Евангелия. О Воскресении Христа. Радостное, веселящее, побеждающее. Обдуваемый грозовым ветром,к вечеру вернулся в келью. По дороге чинил переправу через бурный ручей. Ужин. Беседа. Молитва.

На третий день отшельник истопил нам баню «по-чёрному». В такой бане нет дымохода. Все полезные вещества от  сгорания древесины, в  нашем случае берёзы, остаются внутри, мы их вдыхаем. Обширная топка и  множество камней над  горящими поленьями обеспечивают температуру, максимально возможную для  живого существа. Берёзовый веник. Настой можжевельника для плескания на  раскалённую груду камней. Пребывание в  такой парилке имеет свои особенности. Температура 150 градусов. Всё раскалено. Заходить надо с ковшом холодной воды. Плеснуть на ручку двери, полок, веник, мочалку, мыло, чтобы не обжечься. Плеснуть на раскалённый
деревянный пол, чтобы выдержали ступни. Плеснуть на себя, чтобы не упасть в  обморок. Капель от  мокрого веника, попавших на  камни, хватает, чтобы пар пригнул тебя к полу и выгнал наружу. Каждый заход в парилку экстремален. Нужно рассчитать все действия на те несколько минут, после которых начнётся потеря сознания. В  узкое окно баньки заглядывают горы и облака. В предбаннике пахнет
всеми случаями чудесного спасения от  смерти. Выходишь наружу чистым, переплавленным, берёзово-можжевельниковым, настроенным на  совершенно новую жизнь. Надеюсь, что эта новая жизнь начнётся по возвращении от отшельника. Ведь почти каждая минута пребывания там была насыщена покаянием.

Мне кажется, главным выходом из страха перед будущим является наполнение себя светлыми впечатлениями от походов, дружеского общения, святоотеческих книг, дел милосердия, старинных песен.

Надо обрести иное восприятие действительности — евангельское, детское, чудоожидающее, подвижническое, загородное, нерациональное, радостное, вечное.

20 июня 2020