Крым

***

чтоб чубатая сохла трава
чтоб скрипела арба
чтобы бритой луны голова
покатилась с горба
я иду без тропы
в позднем свете
там где ветер полынь
море ветер


Феодосия

что кончается день и тоска
оскудевшего зренья
озарила на миг облака
и теперь без сомненья

на лазурную рябь
став у берега в пасти
сине-серых оттенков корабль
это счастье

промолчи
ветерок
сдует голос как пену
словно ящер в лучах греют бок
генуэзские стены



Коктебель. Разговор о Данте

Что кузнечик - модель ассирийца,
мне сказал Мандельштам.
Муравьев беззаботный убийца,
к лучшим в мире холмам

я пришел посмотреть перемены
синих волн,  как терцин или терций,
чтобы голос влепила сирена
прямо в сердце.

1996


Ялта

чуть кружится голова
зелена твоя трава
накануне Рождества

шаток моря светлый дом

по зрачку над серебром
чиркнут дуги черных спин
это плавает дельфин
говорит ты не один



Март в Ливадии

Торопясь, шагает склон.
Под его прозрачным лесом
галька, треснувший бетон,
ветер, ржавое железо.

Мимо, словно скрип арбы,
чаек хриплая орда.
Из порвавшейся трубы,
как из вены, бьет вода.

Словно капля в глаз сухой -
в светло-тусклом промежутке
между небом и землей
только корабли и утки.

На колючих ветках сок
набежавшего ненастья
и дельфина черный бок
промелькнет, как будто счастье.


поезд к югу


Оставь ворчливую подругу,
катись на шелест тростника,
ведь поезд так уходит к югу,
как жизнь сквозь пальцы в облака.

Над степью на ухо лазури
такую весть шепнет сорняк,
что из прически ворох дури
вагонный выдует сквозняк.

И очутившись на просторе,
на синий глядя разворот,
ты только ахнешь - память в море,
как змей воздушный, упорхнет.

...А стрелочник выходит в кепке
из двери своего ларька,
и ласточек хвосты-прищепки
на провод крепят облака.


***

Осень - словно пейзаж Богаевского.
Дальних гор голубая теплынь.
Лейся, золото света нерезкого
на серебряных склонов полынь!

Дышет небо, средь плеска и блеска
смерти черный зрачок затая.
Слышишь свист, Константин Богаевский?
Это падает бомба твоя.

* художник Константин Богаевский погиб в 1943 году при бомбардировке Феодосии.



Балаклава
1.
поговорка права
не одна так другая
и на солнце трава
выгорая

заведет на жаре
с ветром шашни
где стоят на горе
генуэзские башни

и до нашего дня
лишь кресты не слова
помолись за меня
синева

2.
Не суди свысока
день вчерашний.
Зорки, смежив века,
генуэзские башни.

Генуэзские башни мудры:
- Погодите, молодки!
Поплывут из горы
снова грозные лодки.



Закат в Бахчисарае

Да, жизнь похожа на юлу.
Но вот однажды, брат,
ты вдруг садишься на скалу
и смотришь на закат.

Тревоги нет, ушел испуг.
И ты следить готов,
как солнце ляжет в полукруг
меж двух хребтов.

Когда меня отпустит смерть
идти куда желаю,
я вновь отправлюсь посмотреть
закат в Бахчисарае.


Аршинцево

Сверху кипарисы неразличимы,
но видишь в озерце их черные отражения.
Это лес или жесткая осенняя трава?
Шасси ударяются о посадочную полосу
и все остаются в живых.
Ночью автобус шурует вдоль моря,
звезды подходят вплотную
к огням кораблей и говорят о своем.
Утром, как часы, стрекочут цикады,
суда, вспоминая ночные разговоры,
ползут по проливу на север,
перевозя товары для любви и смерти:
и блеск на волнах сигнализирует
чайкам и кранам о содержании трюмов.
Что делать со всем этим счастьем?
Оставить новую жизнь и умереть.
Ястребок висит над склоном,
мираж поднимает вверх
серферов с парапланами,
и они кружат в небе,
как ангелы Джотто.


сквер

Кажется, что долетает запах моря, солнце прижалось к верхушке вяза сообщая синеву высокому небу, и на ласковом ветру тени шуршат, как сухие листья, солнце сползает по стволу, дело к сумеркам, и рыжее сливовое повидло намазывают на небо над степным горизонтом, а после вдохнешь на трапе светлую по краю синеву со звездами, как будто сейчас сидишь в сквере у симферопольского аэропорта.

2015


Летим из Жуковского

Летим из Жуковского.
Я один в ряду из трех кресел.
Впереди один дядечка постарше.
- Я  тут испытателем летал, -
говорит он вполуоборот.
- Сейчас заходил на кладбище.
Ровно двадцать пять лет назад.
Друзья все полетели,
а я вечером напился и не полетел...
Последние лет десять хожу крестными ходами.
Завтра вот пойдем...
У меня в Гжели дача, я там в храме алтарничаю.
И звонарем...
Одинокие женщины
и беспризорные псы
снуют вдоль стеклянной стены аэропорта.
Апельсин солнца,
брызнув жгучим соком,
 катится за горизонт.
Небо над степью,  как трехцветный флаг:
синий, оранжевый, синий...
Утром плывешь в море
и на вдохе видишь из-под руки
высоко в лазурном небе
ломаный грош белой луны.
Жизнь удалась!