анима и анимус

когда ты оголяешь какую-то часть тела, будь то запястье или икра, или когда обтягивающая рубашка очерчивает контур соска, или когда ты, с потом, стекающим по коже, глубоко дышишь, я думаю, что люди, утверждающие, что не хотят тебя, лукавят — осознанно для себя или нет. может, если кто-то правда думает, что не хочет тебя, просто бессознательно сопротивляется своей женской или мужской части, какому-то значимому куску, который ты отражаешь, которым светишься и искришься, переливаешься словно жемчужина. ты ведь не просто человек, чтоб желание с тобой спать было в общем-то просто про секс, если бы, ты олицетворение похоти и бл/ядства и одновременно лик твой напоминает ангелов, всех и сразу. твой запах оставляет шлейф такой, что каждая собака хочет откусить от тебя шмат, и я одна из этих собак, мне хочется тебя и трахнуть, и облизать, и сожрать, и вообще все, что только возможно, сделать с твоим телом, снизвести тебя к куску мяса на кости, а потом возвысить до будды, чтоб тело вообще было оторванным от тебя рудиментарным органом духа, третьей ногой, седьмой рукой, четвертым глазом.

когда ты, нагой, стоял и смотрел в объектив камеры, я не могла оторвать взгляд от твоего тела, я даже не видела твоего тела — грудная клетка казалась норвежскими лесами, руки раскрывались в объятиях карнавальной ночи Рио-де-Жанейро, живот расцветал розовыми лепестками весенней японской вишни. одновременно предо мной представала и плоть твоя, и все то в мире, что заслуживает взгляда. ты никогда не был просто человеком. ты был и бодхисаттвой, и бездомным героинщиком, и величайшим творцом, и кем угодно — ты был всем. ты есмь все.

даже член твой, и соски, и сбритые волосы не кажутся мне пошлыми, вульгарными или эротическими, не кажутся чем-то, о чем нужно стесняться писать и говорить, не вмещают в себя нотки сексуальности, той, которая возведена в культ и одновременно снизвержена к низости. все твое тело переливается, все твое тело без исключений священно. возможно, части, которые таковыми быть не должны, священны особенно. и писать о них нужно с особой нежностью.

твое невысокое худое тело заключило в себе столько света, словно внутри рождается сверхновая, которую ты носишь под сердцем, и она обжигает твою плоть, сжимает тебя как бумажного человечка. и никому до нее нет дела. в тебе столько концентрированной святости, что сам бог, существуй он, обжёг бы ладонь в попытке погладить тебя по волосам, опалил бы седую бороду, будь старцем, или завивистые кудри, представай чернокожей женщиной в венке из цветов. тебе никогда не будет равных ни на небе ни на земле, ни внутри ни снаружи, ты всегда будешь лицом прекрасного наблюдаемого до рождения, ты всегда будешь собой, и я до сих пор с трудом осмеливаюсь произносить два слога твоего имени — боюсь до костей обжечь себе рот.