Куда прет прачка?
При чтении этих утверждений, я невольно испытывал ряд сомнений. Во-первых, по поводу древности слов «прачка» и «портомойка». Первое имеет признаки славянизма, в то время как второе является исконно русским. То, что «прати» в значении «стирать» – чистый славянизм подтверждается переводом слова «прачка» на современные славянские языки (ср. болгарское «перачка», польское praczka, сербское «прачка», словенское pralnica, хорватское pralja, чешское pradlena и др.). Думается, что наше «прачка» – это, скорее, заимствование из польского, вытеснившее исконно русское образование «портомойка», а не наоборот. «Прать» в значении «стирать» даже в древнерусском языке практически не встречается, все примеры его употребления, приведенные в словаре древнерусского языка, более похожи на выдержки из церковнославянских текстов: «Достоитъ ли, рече, испрати платъ, иже лежитъ на трапезе согбенныи, в немъ же крохотъце? – Прямь, рече, достоитъ испирывати, разве одинаго антимиса не достоитъ прати».
Во-вторых, значение «стирать» у глагола «прать» вопреки Шанскому для славянских языков вовсе не основное. В нашем языке семантика у этого корня иная – мять, жать, теснить, топтать, гнать, противоборствовать, оказывать сопротивление и пр. Русская поговорка «переть против рожна» имела свой аналог, изложенный высоким стилем «прати противу рожна». Все это хорошо просматривается не только в словах «попирать» и «переть», вспомненных этимологами, но и «упираться», «запор», «напор», «спор», «прения», «выпирать», «распирать», «подпорка», «запрет», «вопреки», «упрек» и т.д. Эта же семантика «противодействия», «преодоления» отразилась в приставках «пере» и «пре». Она же присутствует и приставке «пред» (то, что лежит впереди и преграждает путь), ср. слова «преграда», «препятствие», «препоны», «предстоящий», «предварительный» и др. Учитывая такое разнообразие производных, нужно признать, что этот корень уходит в историю языка очень глубоко, и его значение отнюдь не исчерпывается смыслом «стирать».
В-третьих, этимология, предлагаемая Шанским, вполне допустима, но не является единственно возможной. Он пишет, что «прачка» образовалось от обозначения орудия труда – прач, наподобие существительных «бич» (от «бить»), «секач» (от старого «секать» (рубить), древнерусского «бричь» (от «брити»), вытесненного затем словом «бритва» и т. д. Однако есть повод в этом усомниться: на славянских территориях слово «Прач» часто фигурирует в качестве топонимов и фамилий. Например, село Прачи в Герцеговине, город Прача в 20 км от Сараева, или Ян Богумир Прач*, композитор Прач и пр. Явно, эта ономастика берет начало не от названия орудия труда, а от названия вида деятельности людей. Виду древности слова можно предположить, что «прачка» – это феминитив к существительному «прач», обозначавшему человека по роду занятий. То есть, учитывая мужской род этого существительного, следует иметь ввиду, что прачами в незапамятные времена могли работать преимущественно мужчины. Тогда «прач» (от «прати») такое же образование как «врач» (от «врати»), «ткач» (от «ткати»), а также «трубач», «скрипач», «толмач», «трепач», «трюкач», «стукач» и пр., означающих людей, а не орудия труда.
Далее, если уж говорить серьезно, то в словаре древнерусского языка вообще указаны два омонимичные друг другу глагола «прати». Один со значением «стирать» (белье), а другой, обобщенная семантика которого приведена выше (мять, давить, толкать, противодействовать и пр.). Чтобы утверждать, что эти глаголы родственны друг другу, нужно погрузиться в еще более древний период, во времена общеславянского единства. Конечно, можно сказать, что в старину в процессе стирки белья приходилось прикладывать изрядные усилия. В те времена, когда не было еще ни стиральных порошков, ни мыла, ни стиральных машин, грязь из белья, в буквальном смысле слова, нужно было выминать, выдавливать, выколачивать. Делалось это при помощи приспособления, которое в разных местах называлось по-разному: чаще всего валек, колотушка, но в иных местах и варта, и лапта, и портомойник, и пральник*. Как правило, вальком пользовались при стирке грубых вещей: мешков, половиков, постельников, стеганых одеял, фуфаек и портков.
Сегодня для обозначения процесса очищения тканых материалов мы употребляем существительное «стирка», глагол «стирать» и не задумывается, что в их основах лежит тот же корень, что и в глаголе «тереть». Чтобы ткань стала чистой, ее приходилось долго тереть, тереть одну часть о другую или о специальную стиральную доску. При ручной стирке этот способ жив до сих пор. Множественность, многократность действия «трения» обозначалась глаголом «тирать». В точности такой же итератив представляет и форма «прати» к обозначавшему однократное действие глаголу «переть».
Как уже было сказано, на русской почве глагол «прати» со значением «стирать» не дал производных, в то время как его омоним оставил многочисленное потомство. Слово «прачка» в семантическом ряду стоит особняком, его корень омонимичен всем остальным словам. Именно поэтому я предполагаю, что слово «прачка» – заимствование из одного из славянских языков, укоренившееся в русской речи примерно в XVII веке и вытеснившее исконное «портомой» и «портомойка». Именно «иностранность» определила нетипичный характер словообразования: в русском в этот период производным суффиксом для образования феминитивов был суффикс –их-, и мы имеем «врач» – «врачиха», «ткач» – «ткачиха». Суффикс –к- с той же функцией стал выступать гораздо позже (скрипач – скрипачка, трюкач – трюкачка, трепач – трепачка).
*Все современные синонимы славянских языков представляют собой феминитивы: прачка – от прач, пралья – от праль, пральница – от пральник.
**В словаре древнерусского языка у слова «пральник» только одно значение – «тот, кто занимается стиркой белья». Таким образом, подтверждается мужской род этого вида деятельности, а также и то, что одним словом мог называться и человек и инструмент, а значит, и слово «прач» могло так же относиться и к тому, и к другому.
Свидетельство о публикации №121092202098