Наказ

                Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
                К нему не зарастёт народная тропа,
                Вознёсся выше он главою непокорной
                Александрийского столпа.

                Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
                Мой прах переживёт и тленья убежит –
                И славен буду я, доколь в подлунном мире
                Жив будет хоть один пиит.

                Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
                И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
                И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
                Тунгус, и друг степей калмык.

                И долго буду тем любезен я народу,
                Что чувства добрые я лирой пробуждал…

                А. С. Пушкин


Одной ногой гигант Юпитер попирая,
А для другой избрав опорою Сатурн,
Он тело грозное ко Солнцу простирает
Через глухую пустоту.

Затмил главой источник сей тепла и света,
Увенчан солнечной короны пеленой;
В деснице скипетром хвостатая комета,
Державой царской – шар земной.

То духа Пушкина явление народам;
Представ пред океаном изумлённых глаз,
Двуногим тварям человеческой породы
Он обращает сей Наказ:

"Мы, Александр Единственный, король пиитов,
Всея поэзии великий властелин,
Рифм, падежей и ударений повелитель,
Владыка муз, хранитель лир,

Велим отныне всякому народу в мире,
Как гордый внук славян, прилежно протоптать
Народную тропу к заветной Нашей лире
И не давать ей зарастать.

А ту тропу засим наказываем строго
Исправно ширить да усерднее топтать,
И обращать её в народную дорогу
Через печать, через уста.

А как смекнёт какой Невтон в подлунном мире,
Как в каждый дом звук лиры Нашей простирать,
То в теле-, радио- да интернет-эфирах
Смыкать дороги в общий тракт.

Велим, чтоб даже в захудалой деревушке,
Звук сказок Наших от младых ногтей впитав,
Впервые вместо слова "мама" Слово "Пушкин"
Младенец в люльке лепетал.

И чтоб почин ученья речью знаменуя,
Наставник отрокам не забывал при сём,
На Наш портрет благоговейно указуя,
Воскликнуть: "Пушкин – наше Всё!"

Чтоб, первой встречи помня чудное мгновенье,
Младой любовник, пылкой страстию дыша,
Строкою пушкинской, высокой, вдохновенной,
Посланье к милой украшал.

Чтоб, Пушкинскую улицу пройдя неспешно,
На площадь Пушкина, центральную, ступив,
В трактир "У Пушкина" зайти мог праздный грешник
Стаканчик "Пушкинской" испить.

Чтоб, эхом бронзовым рождённый многократно,
Наш славный образ гордо по Земле ступал,
И тени бронзовых колоссов в час закатный
Ложились к бронзовым стопам.

Чтоб лик Луны сменился ликом рукотворным,
И Наш сребристый взор, пронзая хладный мрак,
Вовек был обращён на славные просторы –
На Землю, Нашей лиры храм!..

Ослушники сего пусть наперёд забудут,
Что чувства добрые будили лирой Мы,
На племя неслухов обрушен вскоре будет
Наш гнев из леденящей тьмы!

К примеру, коль дерзнёт японец узкоглазый
Без исполнения оставить Наш Наказ,
То скоро и сурово будет он наказан,
И усмирит строптивость враз.

Мы дщерь-Луну ко матери-Земле придвинем
И на стезю исконную отпустим вновь,
И воды океанской дремлющей пучины
Восстанут грозною волной.

Разбитые стихией, острова утонут,
Содом и смерть приняв, и если в лютый час
В живых останется хотя б один японец,
Он вспомнит про святой Наказ!

Дремуч тунгус, как и тайга вокруг дремуча;
Коль серость дикая тунгуса отрешит
От Нашей лиры, то от кары неминучей
Он не укроется в глуши.

Тогда великий камень, кров небес разверзнув,
В тунгусский край падёт и всё живое здесь
Вмиг изничтожит, огнь и ураган низвергнув,
На много миль тайги окрест.

И если в стороне таёжной в час злотворный
В живых останется хотя б один тунгус,
Желая жить и дале, станет он покорно
Нести свет Пушкина в тайгу.

Европу ветхую презрев, на берег новый
Ступил твой пращур, обуян златой мечтой.
Американец, отпрыск странников суровых,
Страшись презреть Наказ святой!

Тлетворный противленья дух над Новым Светом
Одним глотком вобрав, исторгнем в пустоту –
Слетятся буйные ветра со всей планеты,
Источник тления сметут.

Здесь не останется ни бугорка, ни ямки;
Но если в час прещенья правосудный рок
В живых оставит одного хотя б из янки,
Урок счастливцу будет впрок.

Равно как оные, народы остальные,
Неотвратимого возмездия страшась,
Веленью Нашему да внемлют и отныне
Его исполнить пусть спешат!"

Внушив сие безгласно, дух во тьме растаял…
С тех давних пор на людях грозный долг лежит.
Наказ народы худо-бедно соблюдают,
И худо-бедно длится жизнь.

2007