Конкордатс 4

Глава 4

В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в словах.
Ф. Ларошфуко

Проснувшись, Конкордатс вышел во двор, чтобы умыться из фонтана. Было темно. Значит, в Чистилище тоже бывает день и ночь. И как же тут ночью?
Улица была пустынной, как и днем, но из-за оград доносились голоса, иногда слышалась музыка. Вдруг высокая металлическая калитка, украшенная изящной чеканкой, привлекла его внимание. Два забавных бронзовых Амура, свесив ноги, сидели на двери, словно мальчишки на заборе. Неяркий свет от соседнего здания высвечивал забавные рожицы купидонов, один из которых хитро и даже с некоторым злорадством, щурясь на Конкордатса, прикладывал стрелу к тетиве. Казалось, что, именно завидя его, вынул он эту стрелу из колчана, поскольку как раз Конкордатса и наметил себе в жертву. Второй, с интересом ожидая развития событий, надкусывал огромное яблоко, и тоже глядел на Конкордатса, но несколько сочувственно. Первый Амур Конкордатсу не понравился, второй, однако, был чем-то симпатичен. Он строго взглянул на проказника, изготовившегося стрельнуть, и тут поймал себя на том, что эти симпатия и антипатия возникли не сегодня. Стоп. Здесь он определенно бывал. Конечно. Но не сам по себе, а ОСУЩЕСТВЛЁННЫЙ.
Калитка податливо отозвалась на его движение, и тотчас навстречу ему хлынул ясный, словно настоянный на алмазах свет. Вдоль аллейки, ведущей к дому, выстроились ажурные столбы, на самых вершинах которых горели ясным голубоватым пламенем шарообразные светильники. В отчетливом, но не терзающем глаз сиянии, белела мощенная мрамором дорожка. Слабый запах цветущей маттиолы и нежная, едва различимая мелодия наполняли собой этот живописный дворик. А дальше шумел невидимыми ветвями густой влажный сад, где невидимый же соловей выводил свои рулады. Негромко, изящно и без самолюбования, словно понимал, что его пение только антураж, и что он здесь не солист, а лишь аккомпаниатор.
Конкордатс поднялся по узким изящным ступеням, вошел в ярко освещенную, вот только непонятно чем, прихожую, поискал, кому бы отдать шлем, но вокруг было пусто. Спохватился: у потусторонних слуг нет. Где-то в глубине здания звучали веселые голоса, чередующиеся со смехом, потом вдруг раздался хлопок, словно открыли бутылку, и тут же последовал всплеск радостного шума, затаившегося перед самым хлопком. Конкордатс направился на голоса, полагая, что там будет и хозяйка дома, память подсказала ему ее облик - миниатюрная, зеленоглазая блондинка, с чарующей улыбкой. И от того, что он вспомнил события, связанные с озарением, и от того, что воспоминания эти были приятны, Конкордатс повеселел и почувствовал, что меланхоличность его и рассеянность, вызванные неожиданным переходом в мир иной и не совсем удачной уличной потасовкой, исчезли окончательно, и что он вновь готов и к галантности, и к драке.
Конкордатс вошел в небольшую круглую залу, наполненную людьми. Некоторые оглянулись на него, но, не признав за своего, тотчас потеряли к нему интерес. Он же, наоборот, рассматривал общество со все возрастающим любопытством. Некоторые из присутствующих выглядели вычурно и даже странно. Две дамы в образах крысы и мыши весело беседовали друг с другом, помахивая при этом хвостиками, которые держали у основания руками. Чертенок какого-то неописуемого близкого к пурпурному, цвета, строил рожи, резво носясь меж гостей. Иногда он начинал катать по комнате бочонок и кричать: "Первоклассный эль, только что из погребов! Мамочка велела всем угощаться!"
Была здесь и более приличная и даже совершенно противоположная по характеру публика. Монах, кажется, доминиканец, с мрачным и вызывающе-смиренным выражением лица, стоял в сторонке и перебирал свои четки так, что всем было ясно - он молится за всех, ибо в отличие от собравшихся здесь болтунов и грешников, только он достоин разговаривать со Всевышним. Присутствие монаха в Чистилище смутило Конкордатса, и он потянулся было к нему побеседовать, однако отложил упражнение для души на потом, поскольку рядом замелькали прелестные дамские мордашки, вследствие чего настроение у него тотчас сменилось с благочестивого на куртуазное. Действительно, успеется. Два господина, один помоложе, другой постарше, беседовали неподалеку.
- У Иманэ вновь озарение. Зачем ей? Она и так светится. Сама по себе, - сказал тот, что постарше.
- Сдается мне, уважаемый Тоулисс, что это не Сущая озаряет Иманэ, а Иманэ озаряет Сущую, - отвечал более молодой, не меняя мрачного выражения лица.
- Возможно, уважаемый Волдик, возможно. Как бы там ни было, но ждать, видимо, придется долго.
Но в этот момент оживление пронеслось по залу. Гости в радостном ожидании повернулись в сторону одной из дверей. Белокурая барышня, улыбаясь всем сразу и каждому в отдельности, появилась на пороге и, вскинув руки, воскликнула: "Свободна!" Она пошла навстречу гостям, лицо ее разрумянилось, в глазах искрилось веселое озорство, хотя видно было, что она устала той приятной усталостью, которая сопровождает увлекательное, забирающее все силы дело.
Она цвела улыбкой и разбрасывала улыбку по лепестку, не переводя глаз с того, кому был адресован очередной лепесток, пока не убеждалась, что он поймал его. И хотя бы одно слово, но каждому.
 - Лако, потом договорим, я все помню!
- Анд, твой Сущий так и не появляется? Как жаль. Не горюй, он тебя найдет!
- О, кто к нам пожаловал! Сам Ниго! Я так рада тебя видеть!
И Конкордатсу она помахала, как своему, то ли действительно узнала, то ли просто припомнила лицо, не пытаясь вспомнить обстоятельств встречи. А, может быть, потому достался лепесток и ему, что он был среди гостей и уже на этом основании имел право на ее улыбку и расположение. Этого взгляда было достаточно, чтобы Конкордатс почувствовал себя уютно. Но он тут же ощутил, что этого ему до бесконечности мало. Однако Иманэ была уже далеко. Плотная толпа лучших друзей окружила ее, завернув собой в три слоя. И тут он вновь увидел монаха. Почему бы не выяснить прямо сейчас некоторые особенности загробного существования: кто, как не святой отец лучше прочих должен знать устройство мест, являющихся леном Верховного Лорда?