Конкордатс 2-3

Глава 2

"Кто знает, может быть, жить - это значит умереть, а умереть - жить?".
Эпикур

Поняв, что мертв, Конкордатс словно ожил. Первое, что он увидел, когда, наконец, пришел в себя окончательно, были два ярко горящих факела, первое, что услышал -  тишина. Тягучая и тяжелая - такая же, как в родовом склепе. Конкордатс кликнул слуг, но на зов его никто не отозвался. То обстоятельство, что он остался один - человек его положения никогда не остается в одиночестве – ясно говорило о том, что его нынешнее состояние не совместимо с жизнью. Его жизнью.
И тогда горячее любопытство охватило его. Где он? Тело послушно откликнулось на желание встать. Оказалось, что он одет. Одет по-походному: в легкую одинарную кольчугу с панцирными пластинами на груди и животе, в штаны из мягкой толстой кожи, кавалерийские сапоги со шпорами. На перевязи - простой, без убранства - длинный узкий меч, за поясом - два кинжала. Он узнал и одежду, и оружие - все это было его.
Конкордатс толкнул дверь и выглянул наружу. Коридор, освещенный трепыхающимся пламенем факелов, с одной стороны заканчивался глухой стеной, с другой – массивной дверью. Через узкие, вертикальные окошки-бойницы сочился тусклый свет На неоштукатуренных стенах развешаны были щиты и оружие, которое он никогда не держал в руках и не забирал у поверженного неприятеля.
Странная эта галерея совсем не напоминала ни одного из виденных им изнутри замков. Но Конкордатс почему-то твердо знал, что это жилье принадлежит ему. Он не удержался и попробовал на руку несколько мечей, развешанных по стенам, а потом, охваченный внезапным порывом, выхватил из гнезда копье и мощным движение метнул его в дощатую дверь, едва различимую в конце коридора, и рявкнул от удовольствия, так как попал в самую ее середину - именно туда, куда метил. Эхо шарахнулось от него, в испуге натыкаясь на неровности стен, и дробясь на отголоски. Дом наполнился звуками и загудел, словно отвечая.
За дверью, в которую воткнулось копье, был небольшой тамбур. Войдя в него, он огляделся. Вверх шла узкая винтовая лестница, еще одна дверь, видимо, вела на волю: сквозь щели в ней пробивались ниточки света. Конкордатс секунду поколебался, но, преодолев подмывающее его любопытство, сначала поднялся по лестнице и оказался на узкой площадке, на которую выходила забранная в железо массивная дверь. Толкнул ее рукой, но дверь не поддалась. Что ж, успеется, есть что посмотреть, без применения силы.
Спустившись вниз, распахнул дверь наружу.
Первое, что он увидел, было белесое, пронзаемое нитями внезапных ослепительно голубых вспышек небо. Вернее, то, что заменяло его, ибо это нечто небом это марево назвать было нельзя: не было на нем ни облаков, ни солнца, и веяло от него тоской и безысходностью. Потрясенный этим зрелищем и совершенно уверовавший в то, что находится в загробном обиталище, он уже собрался пасть на колени и молиться, но промедлил секунду, отвлекшись на предметы низменные, бытовой своей ординарностью здесь неуместные, а потому поражающие воображение, и упустил момент.
Конкордатс стоял на высоком крыльце, выходящем на двор, мощеный булыжником. Вдали виднелись хозяйственные постройки, а напротив крыльца располагался скульптурный фонтан в виде склоненной над разбитым кувшином обнаженной женщины. Фонтан Конкордатсу понравился. Он подошел поближе, внимательно оглядел женщину и остался доволен ее сложением. Потом зачерпнул воды и сделал осторожный глоток. Вода, просто вода: пролитое из горсти омочило одежду. И тут он вспомнил, что за все время, проведенное здесь, ни разу не подумал ни о питье, ни о пище, потому что не испытывал ни жажды, ни голода.
За частоколом, огораживающим двор, среди крон фруктовых деревьев виднелась остроконечная красная крыша. Это его приободрило: оказывается, наряду с таинственным и устрашающим было ЗДЕСЬ много понятного, совершенно приземленного. Это его приободрило: ведь фруктовый сад, как говорил его духовник, помещался в раю, ну а сковородки пока Конкордатсу нигде не встретилось. А небо... Что ж небо? Он принюхался и запаха серы не уловил. Значит, не преисподняя. Чистилище?

Глава 3.

 Если ты знаешь себя, но не знаешь врага, то рискуешь проиграть бой.
В. Намрак

Конкордатс вышел со двора и попал на улицу, зажатую с двух сторон высокими заборами. За-над ними - крыши строений, кроны деревьев. Тусклые, приглушенные краски. А что, собственно, он ожидал увидеть? Было тихо. И только едва слышно и монотонно звенели небеса. Впрочем, он уже почти не воспринимал этого шума. Гробовая тишина, - усмехнулся Конкордатс и двинулся вдоль по улице. Камень мостовой откликнулся его подошвам звонким стуком. Он не без волнения готовился к встрече с кем-то из здешних обитателей, однако, улицы были пустынны.
Сначала эта безлюдность его удивила, потом насторожила, потом раздосадовала и, наконец, рассердила. Потому, когда послышались впереди отзвуки речей, он обрадовался и приосанился, обдумывая повод начать вежливую беседу и подыскивая в памяти слова приветствия, которые бы звучали и достойно и в то же время дружелюбно. Ибо, признав всех населяющих Чистилище равными себе, он совершенно не собирался уступать в этом равенстве первенства. Но чем ближе приближался шум голосов, тем менее Конкордатсу они нравились, поскольку были вызывающе громки. Так шумят те, кто не чувствует над собой власти. Навстречу ему, перекрывая собой улицу валила веселая компания, по всему видно было, что господа искали развлечения, и повод устроить скандал им подошел бы как нельзя кстати. Многие из них были в черных масках, наподобие карнавальных, но без блесток. Возглавляла шествие дама в черном, ведущая на поводке ослика.
Конкордатс сместился с центра дороги чуть вправо, это была единственная уступка, которую он соблаговолил им сделать. Он не знал, есть ли среди них равные ему по положению, но, как человек здесь новый, посчитал возможным проявить вежливость в форме такой предупредительности. К тому же, сместившись с центральной линии, он обеспечивал себе более удобную позицию и для обороны, и для атаки. Заметив Конкордатса, гуляки подобрались. Бравый вид увешанного оружием молодца с нахальным взглядом их несколько насторожил, однако они знали то, чего тогда еще не знал он - образ не равен сути. В тот момент, когда Конкордатс не сошел на обочину, а лишь сместился с тем расчетом, чтобы протаранить толпу в удобном для него месте, он проявил суть и обеспокоил их, но было уже поздно.
Блеснули клинки и черномасые, взяв его в полукольцо, решительно, самоуверенно и не очень умело атаковали. Он уклонился от столкновения, откатив назад и вправо, запутал нападавших этим движением, развернув их так, что они оказались за спиной друг у друга, и тут же контратаковал. Мечом он поразили двух своих соперников, не давая им возможности увернуться или отпрянуть. Атака его была так стремительна, что ошарашила толпу. Но... Конкордатс и сам был ошарашен. Результатами своей атаки. Пораженные им противники не пали в судорогах на дорожную брусчатку, а, отпрянув, остались на ногах, будто бы металл не побывал в их чреве, будто бы не пронзил их внутренности. Они вели себя так, будто просто хорошенько получили по бокам. Воспользовавшись его замешательством, враги перехватили инициативу. Они бросились на него со всех сторон. И тут случилась вторая неожиданность: его броня не держала ударов их шпаг и кинжалов. Даже самое легкое касания оружия отзывалось в теле, словно удар хлыста: жгуче и болезненно. И каждое такое прикосновение отнимало у него силы.
Большинство ударов и касаний Конкордатс парировал, но те, что не смог, обессилили его. Уже через несколько минут он чувствовал себя смертельно уставшим. Враги его выглядели не лучше. Некоторые сидели на земле с отрешенным видом, другие продолжали нападать, но уже не так яро, как прежде. Дама в черном, привязав ослика к ограде, издавала истошные вопли, бегала по обочине то ли колдуя, то ли воодушевляя своих сотоварищей. Конкордатс, поскользнувшись, опустился на одно колено. В голове зашумело, желтые с ядовитой прозеленью круги поплыли перед глазами. Он опустил веки, понимая, что это все. Что же дальше? Снова смерть? Теперь куда?
Но рядом вдруг произошло какое-то движение, и, подчиняясь ему, вокруг Конкордатса образовалось свободное пространство. Сразу стало светлей. В глазах прояснилось. Прохладная влага протекла ему в рот. Он сделал несколько жадных глотков и почувствовал, как к нему возвращаются силы.
- Вот и хорошо, - сказала та, что держала в руке серебристую плоскую флягу, из которой только что пил Конкордатс. Это была женщина, скорее девушка в светлой одежде, с упрямым и умным взглядом. 
Невысокий кряжистый мужичок теснил толпу, размашисто и точно работая кулаками. Делал он это уверенно и даже привычно, словно выполнял знакомую, доведенную до автоматизма работу. Нападавшие, не выдержав свежего напора, отступили. Дама в черном, вскочив на осла и изрыгая проклятия, ускакала первой, ее свита рассеялась в окрестных садах и канавах. Закончив дело, мужичок подошел к Конкордатсу, и тот смог рассмотреть его. Было в нем что-то крестьянское, деловито-степенное и в то же время чувствовалась внутренняя собранность, свойственная отставным военным. В глазах, светилась задорная хитринка, но лицо, напротив, выражало суровую непреклонность, которая обычно присуща отставникам, занимающим ответственные должности швейцара в ресторанах средней руки или коменданта фабричного общежития.   
- Я благодарю вас, мадам, и вас…, - начал было Конкордатс, но запнулся, не сумев подобрать соответствующей формы обращения.
- Да ладно, - хмыкнул мужичок, видимо, очень довольный его замешательству. – Чего благодарить-то, когда я, можно сказать, при исполнении?
-   Но кто это был?
-  Местная шпана,– ответила девушка. И предмет постоянного развлечения Ерофеича.
- Ерофеич, это я, – представился мужичок. - И почему развлечения, О*Да? Вечно ты со своими насмешками… Это мой долг, так сказать. Искоренять и вразумлять. Тяжкое обременение, которое я несу независимо от времени суток и наполняющих его личностей. 
- Ох, обременение… Чтоб ты делал, если бы лишился этого тяжкого обременения?
- Что бы делал! – воскликнул с энтузиазмом Ерофеич. – Ты еще спрашиваешь! Занялся бы хозяйством. Наладил бы производство теплиц… Организовал бы в Сиите курсы передового огородничества! Разве мало для отставника дел на пенсии?
- Кому они нужны эти твои теплицы! – усмехнулась девушка.
- Ты так говоришь, О*Да, потому что еще не пробовала моих фирменных огурчиков «Ерофеич», и обязательно под наливку с одноименным названием! - отвечал ей, укоризненно покачав головой, отставник.
Конкордатс с удивлением наблюдал эту сцену… Именно сцену, похожую на театральную импровизацию. Про О*Ду он пока не готов был высказаться, но Ерофеич явно валял дурака. Да и одежда его очень соответствовала исполняемой роли. Был отставник в майке-тельняшке, широких потертых галифе, удерживаемых подтяжками цвета хаки и в тапочках на босу ногу.
- Подожди, Ерофеич, – оборвала его О*Да и, посерьезнев, обратилась к Конкордатсу. – Как вы себя чувствуете?
- Нормально, - отвечал тот, и даже попытался встать, но это у него не очень получилось.
- Много сути потерял, - сочувственно прокомментировал неудачу Ерофеич. – Посиди, мил человек, накопи резерв. Сущего бы тебя сейчас принять! Он бы тебя в норму быстро привел.  Непривычный ты к нашим обстоятельствам, как я посмотрю. Недавний, видно…
- Да, – Конкордатс сразу понял, о чем речь. – Сегодня только…
А что сегодня? Слова подходящего, чтобы закончить фразу, не подбиралось. Родился? Возродился? И, помолчав, добавил самое, на его взгляд, подходящее:
- Переместился…
- Переместился? – О*да и Ерофеич переспросили одновременно и удивленно посмотрели на него.
- Что значит «переместился»? –спросил Ерофеич еще и отдельно. – Откуда переместился?
- Из прошлой жизни... - ответил Конкордатс, начиная раздражаться его непонятливостью... 
 - Не понимаю, - тряхнул головой собеседник, - что значит из прошлой жизни?
- Той, где умер, - уточнил он нехотя, и по выражению лица собеседника вдруг понял, что этого-то как раз говорить и не следовало.  Потому добавил поспешно, - рассказ займет много времени, а я сейчас плохо соображаю.
- Ерофеич, - одернула своего товарища О*Да, прекращай изображать начальника отдела кадров. И обернулась к Конкордатсу.
- Ерофеич потому так удивился, что не понял вас. Для всех начало – это первая вспышка и первое озарение.  А вы помните что-то, что им предшествовало?
- Смутно, - отвечал Конкордатс, мучительно обдумывая, как ответить, чтобы избежать дальнейших расспросов. Самому бы сначала во всем разобраться!
И она, кажется, поняла это и отступилась. 
Вернувшись домой Конкордатс попытался раздеться, но освободиться ему удалось лишь от шлема. Почему он не может раздеться - найти крючков, петель, тесемок? Почему одежда соединена с ним как кожа, словно является частью... Нет не тела... Образа? И вот опять выскочило не его словечко. А чье? Сущего?
 В сердцах пнув табурет, он упал на свое ложе и забылся сном.