Где певчие прохладны половицы
Осень, осень – зову во спасение,
Словно что-то изменится, и
Отзовутся мне звёзды осенние,
Небеса перепишут свои.
И каким-то немыслимым образом
Остановится будничный бег,
Чтоб на свет обернулся вполголоса
Обеззвученный мой человек.
Обеззвученный и обесточенный,
Из полёгшего поля следит,
Как растёт золотая песочина
За чертой, темноты посреди.
* * *
Поклясться на дыму, как на крови.
Могу дождём, припрятанным на завтра,
И летом, что устала хоронить
В обиженном ворчанье миокарда.
Ещё травой: вот этой и вон той,
Которая на солнце не изжухла,
Собакой, перелеском, и рекой,
Впадающей в его большое ухо.
Найдётся чем, коль хочется мне клятв.
Войду во вкус, потом не остановишь,
Пока дома из печек не палят,
Перебивая снег на полуслове.
* * *
Какой-то куст не для затравки речи,
последний дрозд, слетающий с куста.
Пускай летит, мне оправдаться нечем,
пускай поёт от клюва до хвоста.
И в дебрях африканских, в полудрёме
тугих дубов и трепетных олив,
не вспомнит пусть о долге и о доме,
где пустота вздыхает и болит.
Где певчие прохладны половицы,
и только и осталось, что во сне
сойти с крыльца, вдохнуть, и провалиться
в сон следующий, в тишину и снег.
Странный сонет
О. Макоше
По скверной погоде,
где руки замёрзнут,
выхожу, погодя,
в осеннюю розу
обрывать лепестки,
смотреть сквозь запястье:
вдали, у реки,
ошивается счастье
меж собачьих фекалий,
лежащих веками,
с голыми веками
под первыми снегами,
раздражённое, бледное,
как будто не пообедало.
* * *
Над затихающей землёй,
чей беглый свет похож на праздник,
я верю в тихий снег зимой
во всём его разнообразии,
в скопленья сплетниц городских,
судачащих о чём ни попадя,
в чиновников, мастеровых,
и ребятню в холодном городе,
где веет выпивкой с реки,
под вечер углем топят буковым,
и в декабре висят носки
нерасшифрованными буквами.
* * *
Бессонница моя, бессмыслица,
Безумица, с тобой вдвоём
Нам не проснуться и не выспаться
Под солнцем, снегом, и дождём.
И надвигается знакомое
Предощущение беды
С пустыми тёмными балконами
В чужие мысли и сады.
И над холодными перилами,
Где прежде надмевался Рим,
Мы говорим в себя с любимыми,
Не прерываясь, говорим.
* * *
Что перед, что после – не так уж и важно.
Горит на подлёте твой берег бумажный,
И вправо берёт самолёт.
Но слово сбежать порывается влево,
Гасить и латать прогоревшее небо ...
Поплачет и пепел смахнёт.
В конце понимаешь: никто не поможет,
Что друг не бывает плохой и хороший,
А просто он есть или нет.
И между молчанием и тишиною
Мгновенной, летальной, какой-никакою
Всегда остаётся твой свет.
2021
Свидетельство о публикации №121091204694