Страсти-мордасти

Сегодня я чего-то притомился.
От ночи бурной уморился,
С котом соседским я подрался.
Вон — только шерсти клок остался.
И вдруг: «Слышь ты, а ну-ка брысь!
Не стало тут от вас проходу.
Завшивели весь бак, кажись».
Я шевельнул одну лишь ногу,
Ну, в смысле лапу, и сошлись
Мои глаза на его морде:
Её, хоть рожей, хоть лицом не назови,
Его так вкривь и вкось косило
От неприязни и тоски,
Что я подумал: «Вот мужчина —
Без ласки вырос и любви».
Мне стало жаль его немного:
Я лапой двинул, и крышку бака отворил.
«Ух ты! — мужик воскликнул. — Вот сноровка!
Меня б такому обучил».
А на лице улыбка горька,
Но, вроде, гневный взгляд смягчил.
И вспять шаги поторопил.
А я остался. Как вельможа,
На крышку бака положил
Всё тело и хвостом вильнул немножко.
Вокруг собрались все коты и кошки.
Пакеты все распотрошив,
Уселись завтракать на спил
Рябины красно-сочной,
Что дворник давеча укоротил.
А я глядел на всех свысока
И наблюдал, сощурив око,
За белой кошкой у окна —
За шторкой пряталась она.
И так была она пышна,
И белой мордочкой красна,
Игрива и зеленоока.
И с подоконника смотрела на меня
Так пристально, что стало мне неловко.
Я спрыгнул с бака, осмотрелся,
И в лужу, как зерцало, погляделся.
Ну что ж: тут надо утереться,
А там, где выдран с брюха клок —
Ну что поделать — отрастёт.
И хвост чего-то не пушится.
Вертелся я и взад, и в бок:
Пойти что ль в бочке утопиться?
Но я подумал: дай мне срок,
Моя прекрасная девица,
С собой я сделаю, что ни один кот
Дворовый, не сделал бы за весь прошедший год.
И я пошёл на водоём,
 И стал в нём мыться.
Всё ради мечты, что мы вдвоём
Сумеем скоро пожениться.
Я фыркал, трясся, даже обмочился:
Так холодна была водица.
Нашёл в траве я гребешок:
Чесался, тёрся об него
Так яростно, что блохи
Все, до одного, издохли.
Потом на солнце вышел я,
Чтоб высохла скорей спина моя,
Затем я пожевал пырей,
Потом авену и ячмень.
А после я понюхал мяты,
И голова от дурноты
Кружилась вплоть до тошноты.
Теперь, когда желудок мой очищен,
Был я готов летать до высоты,
Где птицам воля
И носятся они над полем,
Презрев земные суеты.
Тут я встряхнулся и очнулся.
Смотрю, на улице я очутился.
И сквозь людей толпы
Я дёрнул к тротуару, но запнулся
В витрине увидав знакомые черты.
Минуточку, постойте! Мы знакомы?
Прогнул я спину, и хвостом я повилял.
Так это что ж, моя там морда?!
А, если так… А так… — вот это поза!
Так пахну и лоснится кожа
Под шубкой новой. Как Христос
Я из нежителей воскрес. Вопрос:
Признает ли меня невеста…
Ох, похоже, размечтался я не к месту.
Так… где росла тут валерьяна?
Понюхать бы её сначала
Для бодрости и для порядка,
А то трясутся мои лапки.
А так — пушист и хвост трубой,
И полосы черны на сером.
Теперь уж можно смело
Идти на встречу к кошке белой.
И я пошёл — такой пригожий —
На прежнего котяру не похожий.
И сочиняю серенаду,
Мурлыкая себе в усладу.
Но вот те на! Один прохожий
Схватил меня в загривок кожи.
Поднял и потрусил слегка…
Я когти выпустил и извернулся
И заорал, и в тот же миг, друзья,
Хотелось прежним обернуться,
И оказаться у помойного ведра.
Теперь, конечно, мне понятно:
Одёжка красит дурака.
И вот сижу в мешке, болтаясь.
И очень жутко сомневаюсь,
Что отыщу я путь домой
К моей снежинке дорогой.
Я извертелся весь в мешке,
И чуть не вылез я из кожи.
Две дырки я прогрыз во тьме,
И вдруг отпущен был в прихожей.
Не мусорка, конечно, но бедлам(!)
Вокруг, похожий на место, где я ночевал…
И я опять, как заорал!
И, если б кто-то понимал,
Чего кричу, усы топорщу,
То отпустил бы в тот же час.
Но тот нахал без лишних слов
Дверь запер на большой засов.
Ну ладно, думаю, тебе устрою
Я Шапито на твоё горе!
И мигом шмыгнул под диван.
Смотрю, а там уж двое:
Какой-то пинчер и ещё один болван:
Там в темноте его я не признал,
Но позже, глаз настроив,
Я понял — то чихуахуа.
Ну что за мерзкое отродье —
Две головы, как два моих яйца.
Уж вы простите, благородья,
За то сравнение, что сорвалося с языка.
Но этот мелкий, как-то мысли прочитал
И на меня он зарычал.
Но я его лишь лапой цапнул,
Как он сейчас же замолчал.
Вот так, друзья, прошла неделя.
Чего я только вытворял:
Разбил три вазы, подрал шторы,
В ботинки я ему не раз нассал.
А этому жлобу, хоть в лоб, хоть по лбу:
И на меня он не серчал.
И, хоть кормили сносно в доме,
Еду собачью пожирал
И на носки его блевал.
И вот однажды,
Запрыгнул я на стол кухонный,
Оттуда прыгнул в рукомойник,
 А из него на подоконник.
Гляжу, внизу земля —
Не так уж далека.
Чуть выше, может, чем с помойки:
Такая, братцы, легкотня,
Что прыгай, хоть из потолка.
Но только вот одна беда:
На окнах этих два замка.
Прикиньте, по два шпингалета —
Не отпирались ни с весны, ни с лета.
То понял я по краске
И по потресканной замазке.
И я, не тратя время даром,
Вцепился в них клыками
И лапами я помогал потом.
А эти двое псов лишь наблюдали,
Не смели шелохнутся, не ворчали.
Куда тягаться им с котом.
Три дня боролся я замками,
Глядя на волю за стеклом.
И вот свершилось! Как орёл
Слетел я вниз, потом бегом
Так быстро, как ветер не гоняет облаков.
И вот уже родимая поляна,
Там мусорка моя стояла.
И сердце моё так стучало,
Что думал будет у меня инфаркт.
Так для чего тогда гивалт?!
И для кого весь этот кипишь?
Задрал я голову, и вижу у окна
Сидит моя любимая и ждёт меня.
А на дворе уж дождик каплет,
И по стеклу струятся капли —
Она, как будто плачет.
И я воскликнул: «Вот он я!
Я здесь, внизу, любовь моя!
Вскочил на дерево, потом на ветку,
Оттуда — лётом, на беседку;
И с крыши так подпрыгнул я,
Что пролетел мимо окна.
Но бог мне дал четыре лапы:
Я козырёк оконный сцапал
И спрыгнул. Вижу, форточку открыла
И дух оттуда такой сладкий,
Что чуть не рухнул я обратно.
Но всё же обошлось, ребятки.
Скажу вам верно:
Все звёзды во вселенной
Сошлись в единую звезду.
И та звезда была моей, наверно.
Нет, чего это я… Твержу:
Моей, моей, моей благословенной!