Последние минуты

Последний раз он видел свою маму в приемном покое больницы, куда привез ее на машине скорой помощи. Тогда Роман и не предполагал, что эта встреча будет самой последней в моей жизни, и что дальнейшая жизнь будет покрыта скорбной чередой и бесконечными рыданиями о самом близком человеке, которого больше не будет никогда рядом со мной.
Несмотря на острую гипоксию, в приемном отделении она оказалась в ясном сознании. Мама тяжело дышала чистым кислородом через трубку и почему-то уже не замечала меня. Ее раздели и положили на холодные носилки, прикрыв сверху только тонкой белой хлопчатобумажной простыней. Она словно искала кого-то, чтобы высказаться.
Пришла дежурная реаниматор, посмотрела на пульсоксиметр:
- Да, оксигенация 70%, ну и что тут такого? Обычное явление для фиброза легких. У них у всех такой кислород. – С пренебрежением громко проговорила она.
Дежурная реаниматор оказалась на редкость грубой женщиной. На вид она была пенсионного возраста, низкого роста, полная, с крашенными белыми волосами. От нее пахло сигаретным дымом и еще чем-то очень знакомым для Романа, привыкшему к ночным дежурствам с бывалыми хирургами, которые часто злоупотребляли и алкоголем и чифирем, часто мешая их между собой, от чего телу отходил весьма необычный и запоминающийся аромат.
Роман хотел было вступить в перепалку с грубиянкой, но мама взяла его за руку:
- Не надо, сынок, не надо, - привычной фразой она успокоила его, как часто бывало в минуты агрессии Романа в его присутствии. Он подчинился. И это были последнее их общение, как потом оказалось.

В дверь вошла дежурная пульмонолог, ей оказалась лечащая врач мамы. Она долго ослушивала ее, несколько раз проверила окисгенацию разными пульсоксиметрами.
- Кислород очень низкий, плохо. Держится в пределах 65 – 70%. В отделение в таком состоянии не получится пока поднять. Нужно будет в реанимации полежать.
Роман вспомнил о маминых рассказах о тяжелейших днях, проведенных в реанимации, где ей не удавалось поспать даже часа, так как вокруг стонали и кричали другие больные. Где было душно и шумно круглосуточно.
- Доктор, а вы знаете, мне же лекарства сегодня утром в отделении не давали! – с нескрываемым облегчением проговорила мама, будто все это время ждала, чтобы высказать эту обиду. И именно своего пульмонолога она ждала взглядом.
- Как не давали? Странно. Мне никто ничего не сказал. Должны были дать. Вы же еще у нас в отделении находились. – В растерянности проговорила пульмонолог. Но видна была некоторая наигранность, что она уже хорошо знала об этом.
- Да, точно не давали! – с воодушевлением стала говорить мама, - Сказали «Всё дома», и ни одной таблетки не дали мне утром. Сказали «Всё дома»! Но ведь я домой только в обед поехала!
- Да, странно… - смущенно проговорила пульмонолог, явно выдавая свою осведомленность о случившемся.

- Ну харашооо! – с явным презрением прокричала дежурная реаниматор, - Давайте уже в реанимацию отвозим. – Она слушала разговор с пульмонологом и решила вступиться за «коллегу».

Дверь распахнулась, носилки стали вывозить из приемной палаты. Роман последний раз в жизни посмотрел на еще живую маму. У нее был очень грустный взгляд на вздувшемся от гипоксии и огромных доз глюкокортикоидов лице. Сердце у Романа сжалось, захотелось сказать что-то хорошее, но вместо этого нижняя челюсть его задрожала, как это было когда-то в детстве перед рыданием. Чтобы никто не видел его лица, он отвернулся в угол, с трудом сдерживая свои эмоции.

- Давайте, поправляйтесь, - услышал он воодушевляющие слова своего зятя.
- Мы за вас кулачки держим, - послышалась речь его младшего брата.
Роман собрался с духом, вышел из двери с вещами матери в руках. А в памяти всплывали некогда забытые строки из учебника о синдроме отмены при длительном лечении большими дозами глюкокортикоидов.
Если бы он знал, что так получится, что дежурная медсестра окажется бесконечной стервой, не захотевшей дать лекарства в день выписки его матери. Ведь он закупил заранее несколько упаковок преднизолона, спрашивал у заведующего, не оставить ли пару упаковок на всякий случай в палате, на что слышал уверяющее «нет», что не нужно «путать» лекарства и тому подобное. Что у них все в отделении под контролем.
Когда он забирал маму домой, то еще на этаже почувствовал что-то неладное. Нужно было повернуть обратно в палату, заставить врачей принять все меры по дальнейшему лечению, опросить – почему не дали лекарства утром и перед обедом, учитывая огромные дозы преднизолона, которые она получала.
Уже на этаже, сидя в коляске, мама начала задыхаться. Роман поддался нелепому чувству раболепия и беспомощности перед лечащими ее врачами и продолжил путь домой. Хотя, когда он пришел ее забирать, мама сказала, что лекарств в этот день ей не дали. Он был возмущен, захотел было пойти выяснять отношения. Но отвлекся тем, чтобы показать маме подарки, приготовленные заведующему отделения и лечащему пульмонологу. В суматохе эти важнейшие моменты куда-то улетели, а мама по доброте душевной не стала ему напоминать.
Она была очень доброй женщиной и прежде всего заботливой матерью для своих детей. Всю жизнь она пропахала на тяжелой работе в роддоме вначале санитаркой, потом медрегистратором, чтобы обеспечить семью всем необходимым. Роман с сестрой окончили престижные ВУЗы, приобрели профессию. И все бы хорошо, если неожиданная болезнь, подкосившая маму.
До последних месяцев, когда из-за гипоксии и больших доз глюкокортикоидов (как в последствии выяснилось, неправильно назначенных лечащим пульмонологом) лицо и тело мамы стали раздутыми и синюшными, со вздувшимися венами, мама всегда была жизнерадостной и полной энергией. Она готова была помочь всем чем могла, любому ближнему, пусть совершенно незнакомому. Роман никогда не помнил, чтобы мама что-то хоть раз пожалела для него и сестры. Часто, когда отец был до вечера на работе, а мама работала в первую смену, она приходила из магазина с полной сумкой разных вкусностей, которые отец не разрешал. С радостью доставала шоколадное молоко, свежие приятно пахнущие рулеты с маком и курагой, батончики к чаю. И все с наслаждением принимались уплетать за обе щеки. Отец так никогда и не узнал об этих секретах, так как мама баловала детей сэкономленными или заработанными на тяжелой подработке (мытье кабинетов, коридора, лестниц). Она никогда не жалела последней копейки и для Романа всегда служила эталоном щедрости, когда он сравнивал поведение других женщин и поражался контрасту.

По дороге домой Роман погрузился в воспоминания о своем детстве и о маме. Какая она была добрая и отзывчивая, всегда помогала советом. Даже когда Роман стал взрослым мужчиной, и уже начал стареть, он всегда общался с матерью как с близким другом, раскрывал все тайные мысли, которых больше никому никогда не говорил. А она говорила что лучше сделать в той или иной ситуации. Теперь же наступили мрачные времена. Время будто остановилось для него, превратившись в бесконечное ожидание новой встречи с близким для сердца и души человеком.
Но встречи так больше и не состоялось. Когда он приходил в отделение пульмонологии, его «кормили» обещаниями, что «завтра обязательно переведут из реанимации». И Роман ждал следующего «завтра». В реанимацию не пускали даже через знакомых. В один день он только приехал с работы, остановил машину возле подъезда. Раздался внезапный звонок. Почему-то больно сжалось сердце в груди от предчувствия, будто захотелось захлебнуться от слез, которые подступили к горлу. Он взял трубку.
Стоял конец ноября, погода была тяжелая. Снега еще не было, но холод пробирал людей насквозь, будто издеваясь над ними. Деревья вокруг стояли понурые от оцепенения, без листьев, с искареженными обледенелыми ветвями. В этот момент они словно родные склонились над ним, ласково убаюкивая.
- Здравствуйте, это Роман Мельник? – раздался дружелюбный мужской голос.
- Да, здравствуйте, а кто говорит? – дрогнувшим голосом спросил Роман.
- С прискорбием вынужден вам сообщить, что ваша мама сегодня утром скончалась в отделении реанимации.
- Вы уверены, а от чего она умерла?
- У нее остановилось сердце, стойкая асистолия. Вы можете приехать сегодня в морг, оформить все необходимые документы.
Язык дальше не поворачивался, Роман повесил трубку. К горлу подступила необычная для него горечь, захотелось упасть на землю и рыдать всхлипывая. Но тело будто оцепенело от ужаса. Он машинально зашел в квартиру, лег в постель и долго лежал с открытыми глазами. Дальнейшие действия он совершал словно во сне – организация похорон, похороны, погребение, поминки, месяцы запоя… Жизнь будто оборвалась в момент того самого звонка, когда он узнал самое тяжелое для него известие, горчее которого в мире и не существует.
5.09.2021.