Крымское время

Прибытие
Часы
Пляж
Флаги
Карасан
Тишина
Cock t’est belle
Ветер к вечеру 20-го августа




Прибытие


Жуки. Трава. И вездесущий дым —
Степных костров, а может быть, пожара.
А что, горим? Да как всегда, горим.
Пылает космос Жан-Мишеля Жарра.

Здесь воздух режется совсем, как мармелад,
Краями жёлт, а поверху — сиренев.
Знать во Вселенной наступает лад,
Раз к ночи мир не слишком-то шагренев.

Корабль идёт, влекомый молоком,
Спеша вписаться в звёздный промежуток.
Покуда лето — всё недалеко.
Не дальше перелёта диких уток.

Стою себе в полях. Аэропорт
Построен тут недавно. Он прозрачен.
Похож на цирк — на старый шапито
Из детских лет. Воздвигнут на удачу.

А дальше быт — как вечности назад.
Трава ложится под ноги грядущим.
И распрямляется, когда их примет ад.
А может — рай. Но звёзды только гуще.



Часы


В полночь лаяла собака.
Ветер дико выл под дверью.
Было б страшно в старом парке
Даже мне, уж ты поверь мне.

Но восход губной помадой
Мажет небо — дамским цветом.
А потом звенят цикады,
Словно сыплются монеты.

Теплоход причалил к пирсу.
Значит, местный полдень близко.
Высота синей, чем ирис —
Свет звенит на грани риска.

Обошлось. Длиннее тени.
И темнее кипарисы.
Вечер, тихий добрый гений.
Ночь, цыганская актриса.



Пляж


В ежевечерние пять
к Чёрному спустишься морю —
я бы хотел завещать
волнам и память, и волю.

В чёрные хляби нырнёшь.
Ниже — глубины без рыбы.
Их, дорогой, не тревожь,
кем бы на суше ты ни был.

Если уронишь туда
сердце, колечко, корабль —
не сожалей никогда.
Только шути. Будь как Бабель.

Галька. Зелёная тьма.
Тухлым пахнуло и йодом.
Тут хороша и зима
для кочевого народа.

Жди. За тобою придут.
Воды раскроются книжкой
у облаков на виду.
После сомкнутся с отрыжкой.



Флаги


В окошке от края до края
По морю идёт теплоход.
Баклан проплывает, играя.
Сменяется медленно год.

А всё не достигнут предела
Корабль и птица мои.
И делают вечное дело,
Как роза в бокале аи.

И чайка, белее бумаги,
И белая лодка вдали —
Моей обречённости флаги
Над морем работы Дали.

И может быть, что-то простится
Тому, кто увидит, из нас,
Как парус растает и птица
В назначенный вечностью час.



Карасан


Все ушли. В покинутой беседке
День застыл, как бесконечный век.
Оплели колонны змеи-ветки.
Загустела дымка вдалеке.

Ночь ломает небо, как буханку,
На куски кипящих мраком крон.
Так плясали древние вакханки,
Притворяясь стаями ворон.

Дом Раевских — в мавританском стиле.
Жив французский мраморный камин.
Здесь всегда кого-нибудь любили.
Добавляли в хлеб чеснок и тмин.

Камни помнят что-то и кого-то.
Но у них не выведать секрет.
Море превращается в болото.
В цех по производству сигарет.

Слава Богу, с морем всё в порядке.
Это бредит новый человек.
Всё ему, родному, слишком гладко,
Нет покоя буйной голове.

Но и он исчезнет без причины.
Руки пиний — словно чёрный шторм.
Словно горе на лице мужчины,
Если сердце пламенный мотор.



Тишина


На тишину охотясь, вёдрами
Её, как воду, взять пытаясь,
Писцы брели немыми ордами,
Ватагами от края к краю.

Так было тихо-ватно в комнатах.
Казалось, решена задача.
Коврами-шторами обёрнутых
Их не заметила удача.

А тишина была огромною,
Сияя полнолунным светом,
От гор до моря тенью грома и
Его вместилищем при этом.



Cock t’est belle


Д. К. К.


Коктебеля безмятежность
истекает оттого,
что стоит, как море, нежность
и не стоит ничего.

Оттого проистекает,
что пока не истечёт,
тут и чайка не летает —
чайки все наперечёт.

Ходит маятник-кораблик,
словно с марки чёрный бриг;
цвет воды не слишком маркий,
светлый, в целом без интриг.

Есть одна интрига всё же —
приезжайте в Коктебель.
И пройдите, как прохожий,
сквозь вуаль словечка belle.

Выше спрятан виноградник.
В речку цедится вино.
Дома творчества ограда
тонет в нём давным-давно.

Уплывает, как Волошин,
вдаль по времени волнам
наша белая калоша.
И дымком сигналит нам.



Ветер к вечеру 20-го августа


Хороша у ветра шевелюра —
Ветви, птицы, звёзды, облака.
При таком безудержном аллюре
Свет холодный хлещет по щекам.

Негде в мире от него укрыться.
Тени всё длиннее и длинней.
В ветре тонет теплоходик в Ниццу,
Он не в силах попрощаться с ней.

Мир смешался. Хаос в доме листьев.
Шум — как будто рядом водопад.
Ветродуй не то чтобы неистов.
Но возможности взбеситься рад.

Всё его огромное пространство
Разом провернулось на оси.
Что ж, лети — туда, где нет гражданства,
Нет убежищ, сколько ни проси.

Вечно прячешь что-то за подкладкой.
То ли выпуск завтрашних газет,
То ли ножик достаёшь украдкой —
Полоснуть по небу буквой зет.

А в ответ посыплется в прореху
Ангелов невидимый десант.
Вырубай, брат, радиолу-Пьеху.
Пусть ей снится ласковый Де Сад.