Робкий Лев. Поэма. Глава 18. Субботник

Я помню властителя мудрую речь:
Как недруг ни слаб, им нельзя пренебречь.
Фирдоуси. Рустам и Сухраб

1
В апреля крайнюю субботу
Все снова вышли на работу —
Субботник был провозглашён...
Сам повод, вроде бы, смешон -

Нет Партии, Союз распался,
Товарищ господином стал,
Страною правит Капитал...
А дух субботника остался...

Все стали переодеваться
В рабочий выцветший наряд,
Онучин, сделав запись вкратце,
Стал тоже надевать халат.

«А ты зачем переоделся?» —
Спросил Арапов у него,
Как будто он был раб его.
«А я — как все», — Евстрат зарделся.

«Но ты — и сам об этом знаешь —
Не русско-подданный у нас,
И «москалей» всегда ругаешь...
Зачем тебе чужая грязь? -

Насмешливо сказал Арапов. -
Всем остальным за мной идти!»
И все пошли... Евстрат в халате
Уныло плёлся позади...

«На что ему субботник сдался? —
Роман подумал по пути. —
Евстрат готов в грязи копаться,
Чтобы Арапова блюсти».

2
Была чудесная погода:
Сияло солнце, лёгкий бриз —
Природой явленный сюрприз
Рождал энтузиазм народа.

От пота мокрые, в пыли,
Все вместе корчевали рьяно
Кусты огромные бурьяна,
Что незаконно здесь росли.

С Онучина пот лился градом,
Бурьян на кучи громоздя,
Он, ни на миг не отходя,
С Араповым работал рядом.

Гудков со всеми наравне
Мелькал своим огромным торсом.
Жидков терпел и, наконец,
Он подошёл к нему с вопросом:

«Вадим Иванович, за что
У Вас считаюсь виноватым?
Исчезла часть моей зарплаты —
Причину не сказал никто».

Лицо Гудкова омрачилось,
И он Жидкову дал ответ:
«Зарплата стала меньше? Нет!
Зарплата Ваша... изменилась!»

Он очень долго объяснял,
Запутанно и... бесполезно,
Какой параметр повлиял
На то, что премия исчезла.

3
А после подвигов субботних,
Усталые, придя назад,
Избавясь от рубашек потных,
Все стали волосы чесать

От пыли вперемешку с потом.
К Роману подошёл Евстрат,
Сказал душевно, словно брат,
Как будто не был антиподом:

«Ты одолжишь расчёску, Рома?
Я тоже расчешусь», — а сам
Глядит в упор, ведёт нескромно
Рукой по грязным волосам.

Роман, когда его просили
Расчёску дать (и много раз!),
Чтоб отказать, лишён был силы
Всегда... Но только не сейчас!

Пред ним стоял заклятый враг,
Его готовый уничтожить,
Считавший, что Роман — батрак,
И век его бесцельно прожит.

Ему противен стал Евстрат,
Едва представил он брезгливо,
Как будет волосы чесать
И на него смотреть пытливо.

Он тут же пересилил страх
Перед грядущим наказаньем:
«Онучин новым испытаньем
Зажал меня в своих тисках.

Привык я совершать уступки —
Глаза у страха велики...
Но все геройские поступки
Вершатся страху вопреки.

Я прежде жил, всему покорный,
Противен мне удел позорный,
Я должен, чтоб себя познать,
Евстрату в чём-то отказать!»

И он ответил откровенно,
Стараясь, чтоб его слова
Не прозвучали дерзновенно
(Мол, извини, жизнь такова!):

«Евстрат Сергеевич, пойми:
Расчёска — средство гигиены,
Законы эти неизменны
И с детства у меня в крови.

И я к решению простому
Пришёл, и в этом не грешу:
Я сам расчёску не прошу
И не даю её другому».

Евстрат понуро отошёл
Подальше с недовольным видом,
Он явно был на Рому зол
И точно затаил обиду...

«Евстрат Сергеевич, возьми
Мою расчёску, будь любезен!» —
Жидков, Романа изумив,
Стал вдруг Онучину полезен.

Когда все стали собираться
Домой, заданье получил
Жидков — Арапов поручил
Найти по книге регистраций

(А может, в папке — он не знал)
Служебную записку срочно,
И номер исходящий дал.
Жидков остался сверхурочно...

Роман уже причину знал:
Семён к Гудкову приставал —
За это он и поплатился...
Чтобы не очень суетился…

Так, в благодарность за расчёску,
Жидков наказан был жестоко,
Разыскивая документ,
Которого... в природе нет.

4
Жена напугана была
Евстрата и Романа ссорой,
Боялась, что «источник зла»
Ему воздаст расправой скорой.

Роман нисколько не жалел,
Что показал Евстрату зубы:
«Так действовать мне долг велел —
Его поступки подлы, грубы!

И пусть казнит меня Евстрат
Рукой безмозглого Гордея,
Знать, я мужик, а не кастрат,
Коль удалась моя затея!» —

«Его ты сильно разозлил...» —
«Он сам поступок злополучный
Свершил — и я вдруг уловил,
Что это именно тот случай:

Я буду абсолютно прав,
Впервые без оглядки, смело,
В присутствии всего отдела
Его достоинство поправ.

Он слишком был самонадеян
И уповал на свою власть,
Прося расчёску, был уверен,
Что я не смею отказать.

Онучин сам подставил щёку,
И я обязан был по ней
Ударить, следуя намёку:
Долг возвратить — всего важней!» —

«Но в этом никакого проку!
Ты выбрал безрассудный путь!» —
«Неблагодарно не хлестнуть
Того, кто подставляет щёку». —

«Эх, Рома, ну, теперь держись!
Гордей тебя теперь накажет...» —
«Но если вдуматься, что скажет
Евстрат Гордею? «Заступись,

С Бореем трудно совладать,
Его провинностей без счёту,
Он мне не дал свою расчёску —
За это надо наказать!»

Так, что ли?.. Нет уж, слишком личный,
Ничтожный повод для того,
Чтобы Гордей, поверх приличий,
Стал заступаться за него». —

«Но ум Евстрата очень гибок,
В работе он отыщет вред...» —
«А у меня работы нет —
А потому и нет ошибок!

Евстрата это будет злить,
Терпеть не в силах своеволье,
Он будет силы и здоровье
Терять, чтоб мне сильней вредить».

5
Роман морально был готов
К любым жестоким наказаньям
И униженьям всех сортов.
А в понедельник утром ранним

Арапов встретился. Шёл он
Наверх по лестнице неспешно,
Был в свои мысли погружён...
И вдруг, замедлив шаг, небрежно

Спросил: «Ну, как твои дела?»
Роман,  как будто уточняя,
Спросил, прекрасно понимая —
Речь о его безделье шла:

«Какие?» — и взглянул фривольно.
Арапов поднял руку вверх
И ею помахал безвольно:
«Мифические, например...»

Роман смекнул, что моментально
Будет раскрыт, наступит крах...
В груди зашевелился страх...
И всё же он сказал: «Нормально!»

Арапов, помолчав, спросил,
Не сбросив маски безразличья:
«Ты что-нибудь изобразил?..
Ну-у, так,.. хотя бы для приличья?..»

Страх охватил Романа с ног
До головы, но он подспудно
Почувствовать по тону смог:
Уверенно, чуть безрассудно

Он должен, позабыв про страх,
Гордею о своих делах
Сказать... И он, взглянув беспечно,
Сказал Арапову: «Конечно!» —

«Ну, и когда ты сможешь нас
Порадовать своим докладом?» —
Гордей смотрел понурым взглядом.
Роман сказал: «Да хоть сейчас!»

«Ну, хорошо, — Арапов молвил, —
Я через полчаса вернусь...
Придёшь, и я тобой займусь...
Посмотрим, что ты подготовил».

Роман вернулся, сел за стол...
В преддверьи предстоящей муки
Он с удивлением нашёл,
Что у него трясутся руки.

«О чём могу я доложить?
Ведь не был отягчён я делом...
Мой блеф Арапову раскрыть —
Как грязь узреть на фоне белом!

А надо ли мне в этот раз
Маскировать свои пробелы?..
Арапов думает о нас,
Что мы глупы и неумелы,

Что мы бездельники, твердит,
Себя он приравнял к светилу.
И мне ему свой умный вид
Показывать — что рыть могилу.

Уж лучше наплевать на дело,
При этом быть самим собой,
Чем неуклюже, неумело
Изображать процесс любой.

Чем буду выглядеть глупей,
Тем больше я ему по нраву.
Прикинусь парнем без затей —
И, может, оттяну расправу.

Не знаю, что ему наплёл
Евстрат из мести за расчёску...
Я напущу незнанья флёр
И глупостью добавлю лоску!»

Инструкцию он взять решил,
Ещё записку докладную,
А к ним, подумав, приложил
Порученную остальную

Документацию, что он
Уж больше месяца неспешно
Осваивал (его патрон
Давно забыл о ней, конечно).

И вот, к Арапову придя,
Роман докладывал, сбиваясь,
Волнуясь, слов не находя
И постоянно «ошибаясь»...

Арапов выслушал отчёт,
Не проявляя интереса,
Но лишь Роман «признался честно»,
Что он забрался в тупичок

С одним заданьем, а в финале,
Сказав, что в цех вчера звонил
И с кладовщицей говорил,
При том забыть, как даму звали, —

Арапов вмиг повеселел:
«Ты уж давно в дела вникаешь, —
Он на Романа посмотрел, —
А кладовщиц ещё не знаешь!

Ну, что, не так?» — «Всё так... Всё так...» —
Роман вздохнул (мол, извините...
Я признаю — попал впросак...
Исправлюсь). «Ладно уж, идите!» —

Арапов даже не скрывал,
Что он доволен подчинённым:
С умом, бездельем помутнённым,
Угрозы тот не представлял.

Раз оправдал он ожиданье,
Арапов дал ему заданье —
Считать количество затрат,
Пошедших на агломерат:

«Работа предстоит тупая...
Ты должен уяснить себе:
Работа хороша любая —
Я поручу её тебе».

Онучин мило улыбался,
Когда Романа взгляд встречал,
И тут же «дружески» кивал —
Держись, мол, Рома, не сдавайся!

«Ага, знакомый лексикон! —
Роман мгновенно догадался,
Чьих слов Арапов нахватался, —
То не Арапова жаргон...

Слова сии присущи людям,
Что о способностях других
Всегда высокомерно судят...
В них нет намерений благих».

6
Онучин, несомненно, был
Азартен, судя по футболу,
Свой возбудив бойцовский пыл,
Не смог, согласно протоколу,

В границы жёсткие ввести
Свой гнев, карая без оглядки,
Не смог ни в ком перенести
Малейшей вольности зачатки.

Он так легко вошёл в азарт,
Что, пользуясь своим влияньем,
С людьми играл, как с пачкой карт,
С высокомерным невниманьем.

Количество всех подлых дел
В защиту собственной персоны
Давно превысили предел
Необходимой обороны.

Когда удачи колесница
Несёт тебя во весь опор,
Легко с пути прямого сбиться —
Как хмелем, затуманен взор.

И кажется, что все невежды,
Все неудачники, толпа.
И грязь летит на их одежды
С твоей повозки колеса.

И разве это лица? Рожи!
И кто их произвёл на свет?
Как мы, однако, непохожи...
А ну, с дороги! Всех в кювет!..

С жестокостью непостижимой,
Влеком азартною игрой,
Онучин забывал порой,
Что он играется с пружиной:

Используя природный дар,
Он вынуждал её сжиматься...
Но стоит только зазеваться —
Пружина нанесёт удар!

7
Роман собою был доволен:
Он научился наблюдать
И мог, как закалённый воин,
Ходы врагов предугадать...

Он вздрогнул от опасной мысли:
«Я начал думать, как Евстрат —
Решил, к богам себя причислив,
Что я умнее во стократ,

Поскольку мысли их читаю
И понимаю каждый шаг...
А это значит — я дурак,
Раз дураками их считаю!

Нельзя людей уподоблять
Математической константе,
Как это делает Евстрат, —
Пигмей способен стать гигантом.

Я должен думать наперёд,
Что враг мой силу набирает.
Кто этот фактор не учтёт,
Тот безнадёжно проиграет.

Общенье с дураком — не мёд,
Но надо с ним уметь общаться,
И тот, кто это не поймёт,
Не может умным называться,

На всех взирая свысока…
Пока же на душе тревожно:
Понять обоих очень сложно —
И умника, и дурака».

Пришлось недолго ожидать
В Евстрате признаков прогресса —
Он стал незримо расширять
Границы шкурных интересов.

Он дружен был с Боровиком,
С Гордеем вместе кофе пили,
В своём углу они тайком
О чём-то тихо говорили...

Однажды, Боровик, найдя
Статейку нужную в Инете,
Сказал: «Сергеич, есть статья,
Такую не найдёшь в газете.

Дай мне бумаги, я б хотел
С ней руководство ознакомить...»
Евстрат спиной к нему сидел —
Рта не открыл, чтоб слово молвить.

Его ответа Боровик
Напрасно ждал весьма покорно,
Онучин, как передовик,
По клавишам стучал упорно.

Встал Боровик и вышел вон,
Спустя минуту возвратился,
В руках держал бумагу он,
Которой у друзей разжился.

А через пару дней пришёл
Гудков, и, видя: пусто место
Боровика - он снизошёл
Спросить Романа: «Вам известно

Где Боровик?» — «Геннадий? Нет...» —
Роман растерянно замялся...
Но тут Гудков вдруг засмеялся:
«Пошёл по бабам наш брюнет?»

Роман не мог не уловить
Событий этих однородность:
Один Евстрат мог вдохновить
Руководителей на подлость.