II. Прослывший ветреным зверюгой

   (предыдущий фрагмент начала озорной трагикомедии «Купеческая вдова»
     «I. Онегин, Ржевский, Петербург, Одесса»  http://stihi.ru/2021/08/31/4269)

Вне флирта выжить тяжелей.
Мораль и грех на коромысле…
Балы для пылких душ – елей!
Без танцев мир нельзя измыслить!
Без пауз танцы всем милей –
Не станем паузу и    мы    длить…
Не зная, как начать смелей,
Поручик Ржевский присмирел?!
Глаза гусарские замылить
Довольно сложно. Есть пример…
Герой притих, но не   заныл   ведь,
Что нет от блеска в мире мер.

Мир позолоты – блик на блике!
Всё ослепительно до слёз!
Дворянский бал бурлил на пике
Веселья, флирта, танцев, грёз,
А Ржевский даже и не пикнул,
Не спровоцировал курьёз.

Его очей    известна    сальность,
Коль сам Барков её воспел.
Гусар – ходячая, мол, шалость…
Прибывши трезвым – вот ведь жалость! –
Ещё он выпить не успел –
Его глаза уж разбежались,
Как тараканы по избе.

Судьба бесчинство упредила,
Но кровь героя не остыла.
И   когти –   вширь без рукавиц!
Повсюду блеск – по фронту, с тыла –
Обворожительных девиц.
Число их Ржевского смутило.
А тут и гнёзда светских львиц!

Сплошь    ароматы,    как из лейки!
Их различать герой устал.
Гусару львицы – не коллеги,
А сердце – всё же не металл!
Ему предшественник Карнеги
Свод выживания не дал.
Зато по-дружески Онегин
Икру    учтивости    метал.

Век жизни слеплен из мгновений.
Зелёной юности пиар
Не исключал поползновений
На плоть девичью тех, кто стар
В ухватках светских янычар.
В калейдоскопе обновлений
Не без изысканных явлений
Порой таится кулуар…
Девицу нежную Евгений
Свёл в уголок, но улучал
Посредством тёплого луча

Себе набор приобретений
Для нужд… без явных оскорблений.
Девица таяла от слов,
Чередованием сопений
И вдохов выдав до основ
Свой тайный мир, где сбит засов.

В избытке фраки и мундиры,
А ей лишь франт Евгений – свой.
У девы голос, как у дивы,
Но всё ль в порядке с головой?!

– Мужчины    многие     ретивы,
  В чём не расходятся с молвой…
  Но в пику им красноречивы,
  Вы, как мой    папенька   с кумой,
  И так приветливы со мной,

  Что быть не хочется плаксивой,
  Из тьмы бежать от вас домой.
– Я говорю себе сам, ой,
  Как нынче дамы тут красивы,
  А королева – всё ж со мной!
  Вас буду звать    Клотильдой    льстиво.
  Для бала очень даже стильно.
  Германский эпос –   пунктик    мой.

  Я вашим образом любуюсь.
– Как романтично! Мне к лицу.
  И Францевна я по отцу…
  Тут полумрак. Сейчас зажмурюсь
  И станет вовсе полной тьма…
– Вы оступились?    Поддержу    вас.
– Как странно. С вами я одна.

Над юной Кло нависнув грозно
(Тонка, но всё же не глиста),
Онегин обнял осторожно
Поверх корсета тонкий стан:
– Молясь любви, а не крестам,
  Мы поле грёз со всех    сторон    жнём,
  Явь открывая по частям.
  Дадим ли пишу новостям

  Иль предадим знакомство тайне?
– Давать для тайны… повод мне?!
Чем крепче пальцы, тем фатальней
Им подчинение во тьме.
Захват был яр ещё в уме,
Но становился всё брутальней.
Вопрос служил задаче дальней:

– Не холод ли бревна храня,
  На бал пришли вы, не пылая?
– Маман, устроив нагоняй,
  Меня расспросит, с кем    была   я.
  Боюсь брехни и просто лая.
  Вас – опасаюсь, как огня.
– На вас – и это не брехня –
    Как согревающе-незлая,
  Но сила огненная я
  Обрушусь, да и вы – не свая.

– Мы здесь, куда меня клоня?
– Дерзну, в ваш ум слегка вливая
  Свой возбудитель для коня.
– Меня стращал: «Честь не роняй», –
  Дед, до кареты ковыляя.
– Гоните страх манером «Ай,
  Боюсь, но я ведь заводная»!
– А я скажу себе: хромай,
  Но расшнуруйся. Что-то душно.
– Как вы милы и простодушны!

Она не хохлилась ежом,
Но и остаться нагишом
Пред ним боялась больше смерти:
– Сюда, где дух мой невесом,
  А плоть восстала по примете,

  Зашла я с вами при обете
   Быть целомудренной во всём…
Герой не склонен был    кипеть    и,
поворковав о том о сём,
осуществил глубокий петтинг.

И что ж войти мешало в раж?
От поцелуев    рот    опухший?
Шум за углом и ералаш?
Места бывают и получше…

Бал дал Онегину карт-бланш,
А в это время и поручик,
Чьи устремления– не блажь,
Посредством шаловливых ручек
Взял у смущения реванш.

Он верен был привычкам стиля,
Иначе плоть бы не простила.
«Коль ты – герой и даже сверх,
Сними стыдливости доспех
С любой и спереди, и с тыла»! –
Душа гусарская вопила…
Гусар всегда имел успех
У дам бальзаковского пыла.
        *         *         *
Смех пробирает до костей:
Язык в Одессе всяк острей
Тех, что с Одессой разминулись…
Шаланды снялись с якорей.
Уют и сон переметнулись
От моря к парку – в рай скорей!

Май победил давно апрель,
Все льдинки с майских глаз сморгнулись,
Но в парке после шумных улиц,
Казалось, мир лёг в колыбель,
Сам в рай земной преобразуясь…

«Свой нимб найти не обязуюсь,
Но духом я – уж не плебей,
А плоть моя – не карамель», –
Решился, как петух без куриц,
Пойти за тридевять земель

Поручик Ржевский от распутниц
В мир целомудренных людей…
Вот, углядев живую цель
И игнорируя двух спутниц,

Он молвил: – Я не из ханжей,
  Не королевич Елисей,
  Не ротозей на фоне прочих
  И не таю суть между строчек.
  Цветник милей, чем Колизей.
  Позвольте вас, мадемуазель,
  Принять за лучший здесь бутончик!

  Герой газетных русских хроник,
  Я никому ещё не зять,
  А вам представлюсь как паломник,
  Одессу    прибывший познать.
  Поручик Ржевский! Так сказать,
  Наипервейший ваш поклонник!
  Я, видя местную всю знать,

  Решил, что город сей – не Terra
  Incognita, а лишь потеря
  Для непоседливых умов.
  Но с вами сделался свеж, нов
  И посему желанней мессы
  Мир соблазнительной Одессы.
  Сон    наяву    мой, разве снов

  Вы не видали о гусарах,
  Что дев спасают на пожарах,
  Оберегают на морях
  И в плен берут на алтарях?!

  Я вам не снюсь сейчас, ей богу!
  Живя в гусарскую эпоху,
  И   расцветая   в ней, ей-ей,
  Обречены вы стать моей,

  Будь вы хоть львица тут, хоть мышка!
– На вас мундир или манишка?
  Вы что за    принц    из-за морей?!
  Держу пари, трёх якорей
  Вам будет мало шалунишка,
   Чтоб удержаться рядом!           – Мышка,
  Милей вам ямб или хорей?
  Как пресловутый Апулей,
  Я вам писал надысь письмишко
  Высоким стилем, но не слишком,

   Ещё не зная, что для вас.
Тут незнакомка, не кривясь,
Отреагировала:           – Шлите
  Письмо в стихах, но не пошлите.
  Кто по-гусарски долговяз,
  Тот    недалёк    весьма. К элите
  Умов вы    впрямь    принадлежите?
– О да! Я вам не    местный    житель!
– Я смутно слышала о вас,

  Что вы – пошляк и ловелас.
  Соседка, дама полусвета,
  На вас    заочно    повелась.
  Легко ли будет от навета
  Вам оправдаться!           – Я вчерась
  Стал чисто ангелом, и грязь
   Ко мне не липнет даже с ветра, –
Ушёл поручик от ответа,
С наветом мысленно мирясь. –
  Письмо – начинка для конверта,
  Ну, а каков же адрес? Ась?
  Как вас зовут, моя конфета,

  И где ваш царственный престол?
  Я по любому в общей сваре
  Вас отниму у всякой твари.
– Я Анна. Ань у нас – все сто!
  На Николаевском бульваре
  Меня найдёте, если что.
– Хоть в ассамблее вас, хоть в лавре
  Сыщу под трубы и литавры!
– Дрожу осиновым листом…
        *         *         *
Тебя жизнь предков злит нередко?
Быть недовольным жизнью предков
Не значит, что тебе дан нимб:
Отнюдь не глупость и не    бред    кров
И все   повадки   их под ним.

Уважь Былое за великость,
Не подтверждая им свой стресс.
Рискни в Душе зашикать дикость
Суждений в смысле «наотрез».
Себе хоть    роль    ищи, хоть лихость
Свою    помножь на политес –
Сам    ощутишь    ли щекотливость
Момента, коль не видишь лес
Ты за деревьями?! Будь здесь!

Не ратуй    там    за справедливость,
Где век не твой. И   сказ   тут весь!
Причуды предков за наивность
Не принимай, а прежде взвесь
На чашах Прошлого: в игривость
ИНУЮ с критикой не лезь.

Там расслабляться    кто    захочет,
Где дробь острот, как   гром   рокочет?!
Дай прапрабабушкам совет
Свой запоздалый, как во вред
Себе не лить слёз на обед,
Но… не    насмешничай,    короче,
(Пусть грёзы их ты счёл за бред)
За самобытность не    порочь     их.
        .         .         .
Отсортируй под трафарет
Рай грёз, надежд в альбом, в конверт…
Вела ли Анна среди прочих
Забав и времени примет
Свой романтический альбомчик
(Мы скажем вычурно «буклет»)
С игривых отроческих лет?
Вела. Поспешных строк рабочих
В нём не бывало: в «рай» брело
Искусство сразу набело.

Какие вирши, мадригалы,
Рисунки сердцу предрекали
Любовь и счастье на всю жизнь!
Лей слёзы, явь познав, сушись
И… снова лей, а всё ж держись!

Сгорит в огне, а не утонет
Краса оставившая след
В сердцах поклонников. Валет,
Король и Туз – всяк в полутоне
Изображал ей в рай билет.
Где Красота, затмив бутоны
Ещё совсем не взрослых лет,
Собой приманит хищный Свет,
Там в честь её трубят валторны,
Озвучив светские притоны.
О них расскажет краевед.

«Карьера» жертвы очевидна…
Но Анна в    меру    миловидна:
Не предначертан был судьбой
Ей гон с охотничьей гурьбой.

Для жрущих по большому счёту
И близких к яствам ни на йоту
Вкус не прославит хлеб и воду,
Поскольку это моветон.
Не всем открыта Анна слёту,
Чтоб возводить её на трон,
Но у гусара глаз намётан
На   скромный   живенький бутон.
Поручик Ржевский в пику модам
Бывал всеяден, как питон.

Кураж, бахвальство – вот два верных
Гусарских чувства. Пыл и трёп.
О личных подвигах военных
Поручик Анне врал взахлёб:

«…Во всех боях с Наполеоном
Со смертью знаться не впервой
Бывало мне, как с женским лоном,
То бишь всегда я был герой.

Пусть я далёк от эталона,
Но Марс пропел мне исполать.
Одно мне жаль, под Ватерлоо
Нас не    успели    бы послать!
Туда помчался бы    стрелой   я –
От Бонапарта мир спасать»!

По всем расчётам, вклад героя
В победу Анна оценить
Была должна. А он – пленить
Девицу рад без геморроя.
Но это дело уж второе.
В бою плоть воина – гранит!

Число врагов побитых втрое
Успело вырасти, пока
Считала дева облака,
С улыбкой слушая героя.
Не видя в Ржевском вахлака,
Она порою за бока

Держалась, дёргаясь от смеха.
А Ржевский, словно неумеха,
На прежнем ёрзал рубеже:
Добиться сходу сам успеха
Он не    рассчитывал    уже.
        .         .         .
В пылу традиций ритуальных
Кричу с учётом вех брутальных
Истории виват, ура!
Я – странный (хоть и не дурак)

Поклонник всех    веков    скандальных.
Мне век семнадцатый из дальних
Во сне увиделся сквозь мрак
Сражений – гибнущим на страх.

Мне дик без образов сусальных
Марш армий. Дьявол   покусал    их.
Прав каждый при своих ролях?
Не разобрать в телах усталых,
Кто шваб, француз, швед иль поляк…
Кинжалы, шпаги, яд в бокалах,
Слепая ярость в радикалах,
Стрельба мушкетная в полях –
Эпоха к нам на костылях
Дошла в отрывках и финалах.

О королевах, кардиналах
И о враждебных им вралях,
И о посредниках-канальях,
Ну и о всяких королях
Ленивый лишь не пишет.    Знал    их
Дотошно штат шутов-кривляк,
Но я им – вовсе не земляк.

Несостоявшийся прозаик,
Я чту лихих и не зазнаек…
Мне о Европе сон затрат
Не внёс, а пот – не камнепад.

О Ржевском Саше без цитат
Скажу с развесистою клюквой,
Хотя мой стиль и сыроват –
Подстёгнут вашей же докукой.

Гусар ещё не значит фат,
Но Я считал он первой буквой,
Как забияка, плут и хват
С людьми казался резковат.

Поручик Ржевский не был букой,
Но оппонента слать мог в ад,
Коль друг в   отходе   виноват
От братства с круговой порукой.
        .         .         .
Затянут шармом, как подпругой,
Себя хвалил поручик-хват:
– Я, брат, не серб и не хорват.
  Гусар-русак! За это в лад
  И    сабля    стала мне подругой.

  Прослывший ветреным зверюгой,
  Я простакам – ни кум, ни сват!
  Ко мне все дамы льнут! Наукой
  Гусарской    можно блуд назвать.
   Попробуй кто отвоевать!

Онегин жал плечами, хрумкал
В ответ огурчиком: – Плевать!
На Женьку рявкнул: – Чур, не врать! –
Поручик после дани рюмкам. –

  Коль дама «фи» шлёт недоумкам,
  но ценит смелость, силу, стать,
  Скажи, лосинам или брюкам
  Ей предпочтение отдать?

– Любовь – не тяга к плотским трюкам!
  Не совмещаю сердце с брюхом!
   С тобой в полемике вдвоём, –
Евгений хмыкнул, – мы умрём!
  Поручик, ты гусарским нюхом
  Лишь    плоть    учуешь! Что ты внукам
  Своим, коль станешь умудрён,
  Расскажешь о   любви   сам? Ну-ка!
– Со мной навек – и не занукан –
  Весь солидарен эскадрон:

  В любви нюансы двух сторон
  Уладит плоть. Варенье – мухам!
– Ты мной от спора отстранён.
  С тобой я в спорах закалён,
  Но год с тобой я отдал мукам.
  Дай   придушить   тебя, будь другом!
  Упрямец ты Лаокоон!
– Не изменюсь я под испугом…

Был свой у Ржевского закон:
«Любить всех баб, покуда пухом
Земля не станет им – присухам!
При жизни я – их бесогон»…

– Сердца прибегнут к перестукам,
   Коль нету ног бежать вдогон, –
Онегин смолк, жуя бекон.
– Не всё ж святым питаться духом.
  К Джульетте влезли на балкон…

  Короче, мастер по услугам,
  Как пёс, скучающий по сукам,
   Я – жуткий бабник испокон, –
Грусть и тоска в гусаре цугом
Тащили Душу на поклон;
На друга глядючи с теплом,
Признался    он. – Мне поделом!
  Любовь не сравнивал с недугом!
  Зря Муза вертит подолом –
  Мне не успеть за нею духом.
  Ты мне    поможешь    за столом?

   Стол для меня – не ипподром.
Привыкший к собственным прорухам
И чуя розыгрыш нутром,
Онегин не повёл и ухом:
– Гусар, ты выглядишь ослом!
  Опять любовь – тебе во зло?
– Да голова с утра уж кругом! –
У Саши Ржевского вошло

В привычку пользоваться другом:
Мол, стихоплётство – ремесло
Такое, что… мне повезло,
Что я прибег к    твоим    услугам.

– Вот так компот – пей не тужи! –
Онегин сдался. – Расскажи!
  Тебе за эти нескладушки
  Налью рассолу из кадушки.
– Я на Пегасе – пассажир, –
Поник гусар. – Слова – игрушки.
– Варясь в пиитской заварушке,
    Не будь подобием транжир,
    Что мозг убили в винной кружке!
    Рифмуй, как я, и не дрожи!

    Служи, брат, Музе, а не клуше.
– Да между нами этажи!
  Мой личный навык – это пшик.
  Стоять ослом не стану в луже.
  Ты сочинишь мне, Женя, лучше.
  Что проку, если, как мужик,
  Зайду я в эти рубежи?!
  Для Анны – всё ж не для соплюшек!

Онегин фыркнул: – Ум – наш ключик
  От всех сердец. Ты запиши!
  Обогащай свой ум, поручик,
  Образованье заверши,
  Чтоб не позориться на кручах,
  С амурных падая вершин.

  До целований дамских ручек
  Ты в рифму пару строк свяжи.
– А ты   свои   мне одолжи, –
Всерьёз парировал поручик. –

  Не ритм – начало всех начал
  И ода мне б не помешала.
– Спать нужно чаще по ночам –
  Тогда и мозг не будет шалый…

  Ты б, Сашка, сам в башке пошарил,
  Да сочинил что невзначай…
– Гусары, Женя, не клошары!
  Я не дурак, но оплошали
  Мои мозги.           – Не докучай!
  Своим умом тебе, лошаре,
  Всё делать! Так что не скучай,
  Из красноречия вкушай…
– Спасай скорей! Как на пожаре,
  И сам спешу, да толку... Чай,
  Ты Анну знаешь. Выручай!
  Ведь я в эпистолярном жанре
  Ни в зуб ногой – моя печаль!

  На мне    бездарности    печать.
  Час целый перьями хреначил!
  Проснувшись в эдакую рань,
  Жуя для бодрости герань,
  Как только сам я их не нянчил,
  А получилась-таки дрянь…
  Как от меня, ты задурмань
  Посланье ей: люблю, мол, Ань!
  Загни цветками, что заначил.
  Да что тебя учить! Сваргань
  Как от меня, но всё ж иначе.
Друг хмыкнул: – Ах, ты    хрен    стоячий!
  Соображай, что стиль – не брань.

  И как же ей    сварганить,    зрячей?
– Строкой учёной, но горячей.
  Чтоб не могла вернуть назад,
  Стихами, чтобы рифм каскад,
  Черкни письмишко ей поярче.
  Меня, коль сам возьмусь, казнят!
  С тобою стили нас разнят.
  Сумею разве что по-рачьи:
  Строка вперёд и две назад.

– Ну, так и быть. Ещё не вечер.
  Тебе для Аннушки стихи
  Сейчас начну. До скорой встречи!
  Свежи детали и штрихи…
        *         *         *
Поручик шёл с улыбкой детской
Сквозь анфиладу комнат, млел:
– Вот, Женя, твой табак турецкий!
  Для друга денег не жалел!

Онегин встал, нюхнул подарок
И, сбив щелчком свечной огарок,
Поднёс послание – все три
Листочка текста без помарок:
– Что   получилось,   посмотри!

  Меня за стиль мой не сожри!
  Свобода творчества – не клетка!
  Готово, Саша, тут я крепко
  По чувствам всем прошёлся – зри!

– Давай письмишко, не дразни…
  Ох, завернул про грёзы, сны!
– Поскольку Анна – не субретка,
  Зачем ей втюхивать азы?!
Глаза выпучивая редко,
Но чаще хмыкая в усы,
Поручик низко взял басы:
– Слащавость хуже горькой редьки!

  Еще бы сверху пышный бант!
  По счастью, я свой вариант
  Всё ж заготовил для посланья.
  Не всё ж одну кропаю    брань     я!

– Ты – не Барков, но не Гомер.
– Не причисляй ко всякой срани!
  Желая в творчестве    добра    мне,
  Зри,    куртуазный щелкопер!
– Притом, что я тут – бракомер,
  Свой стиль ты ставишь мне в пример?
  Ну что же, я прочту в том плане,
  Что ты – герой    иных    манер…
– Давай-давай! Читай, mon sher!
– …В одном абзаце близко к брани
  Уж ты буквально, шельма, сер!
– Клянись на святцах, на Коране –
  Тебе не верю! Я на грани…
  Сменю вот кивер на мохер!
– Уж ты прости меня, mon sher,

  Зачту.    Чего     тут мелочиться!
  «…Мне ни к чему зря волочиться
  и не похож я на ханжу.
  Вы, Анна, всё же не волчица.
  И я Вам это докажу.

  Чем зря, краса моя, дичиться
  и мне показывать козу,
  уж лучше дать мне изловчиться
  и укротить Вас, егозу»!
  Не мадригал, а прям горчица!
  Читая, дама прослезится, –
Онегин взвыл. – Гоня слезу,
  Задумал с Анной ты проститься?!

Во гневе Ржевский чем не князь!
В глаза чтеца вглядевшись хмуро,
Сказал поручик, не таясь:
– Часть эта явно удалась.
  Любая дама бы сдалась!
  Ну как? Поймёт, коли не дура?
  Моя натура не раздула
   Письмо до лести. Чисто страсть!
Онегин сел, чтоб не упасть
(по счастью, что не мимо стула):
– Да это хуже, чем халтура!

  Ни комплиментов, ни услад!
  Как можно даме это слать!
   Добро ещё, что не фривольно!
Поручик зыркнул недовольно
И кулаки невольно сжал.
Потом смягчился и заржал:

– Что! Разыграл тебя я, Женька!
  Да ты б подумал хорошенько,
  Что я хотел лишь оттенить
  Твой безусловный стиль и прыть

  Эпистолярную без мути!
– Я без стихов твоих   помру-де?
  Мол, только рюмки на столах?
  Ну да, ну да. И    ты  –  не трутень,
  но сочиняешь часто так,
  что путь твой с Анной будет труден:
  Она поймёт, что ты – мудак.
– Да ладно, всё, замяли ссору.
  В письмишке каждому узору
  Твоей словесности я рад.
  Пойми, что я – не ретроград,

  А просто ёрник по-гусарски.
  Твоё послание – дар царский
  Как кавалеру мне. Держу
  Пари, любовь я заслужу!
        *         *         *
У Анны день прошёл сумбурно:
Уж очень психика нежна!
Дам целовать без спросу дурно,
Но Ржевский этого не знал.

Хорош поручик, но… вот жалость!
В его мозгах – позыв на шалость,
А интеллект совсем зачах.
Зато какой огонь в очах!
Весь вечер Анна потешалась
Над дурью Ржевского в речах
И еле-еле удержалась,

чтоб не отринуть впопыхах
письмо, что он всучил в конверте…
…В ночи конверт открыла… Ах!
Прочла и – верьте иль не верьте –
К утру заснула, не в ладах

С простейшей логикой сравненья:
Кто Ржевский и какого мненья
Она всегда была о нём
По впечатлениям лишь днём!

А эта ночь со страстным чтивом
Явь изменила жаром строк,
Где в стиле нежном и учтивом
Теперь гусар по всем мотивам –
Герой, земной   любви   пророк!
Во всех строках и между строк,
На славу воинским мундирам,
Был Анне дивный дан урок:

«Я Вашим образом пленился
со дня, как Вас послал мне Бог.
При Вас я пылче Диониса,
без Вас – на сердце огнепёк.

Нам избегать ли с Вами тропок,
где затаиться есть резон!
Я, словно паж, доселе робок,
но откровенный видел сон,

где нам счастливый жребий выпал:
Вы смели, как нельзя скромней,
остановить свой женский выбор
со всею пылкостью на мне.
Ваш взор целительней микстуры.
Вы чутки более, чем мать.
Желаньям искренней натуры
обязан истово внимать.

Во мне солидность каравана,
а чувства трепетнее птах.
И что отраднее романа
с любимой грезится в мечтах?!

Искать не вправе в гневе рая
приревновавший Вас к юнцам.
Устам игривым не внимая,
я узнаю, что нем я сам.

Когда бы взяли правом Евы
Вы то, что в руки шло само,
тогда б увидели во мне Вы
всё, что нахлынуло со мной.

Пусть в пику лестным откровеньям
учтивость я не отменял,
борьбу симпатии с волненьем
Вы   укрывали   от меня.

Меня любить Вы не решились,
иль это мнится мне во мгле?
Надежды почвы не лишились,
но испаряются в огне.

С утра угрюм, я возгораюсь,
превознося разлуку дней
за повышающийся градус
любви, что скрыть всего трудней.

Вы выше планки совершенства,
с которой я   мечту   сверял.
Вы родились в час выдвиженства
Вас в поднебесный ареал».

Письмо едва ли не светилось!
Гусар мог Музу оседлать?!
За это Саше исполать!
Прочла девица, и вместилось
В Душе цунами, а не гладь:
– Тут не перо… Античный стилус!

   Да и подкова – не печать! –
Сказать, что девушка смутилась –
Ну, всё равно что промолчать. –
    Однако! – сердце колотилось

В ней продолжительно, да так,
Что в мыслях – полный кавардак. –
  Былой покой свой проморгала.
  С ума сойду от мадригала
  И будет некого винить!
  Во мне нет должного закала.
  Когда бы не сомнений нить,
  Я б завтра тотчас приказала

   Себе гусара полюбить…
В ответ ей зеркало сказало:
– Спешить не надо. Эдак шало
Себя ты можешь погубить…
        .         .         .
Для Анны день головоломок –
Шаг к появлению морщин.
Поэт – мужчина, ох, не промах,
Коль из военных он мужчин!
Кто б деву    думать    научил!

В гортани – прежнее сопрано,
В Душе – метели и бураны,
Мороз, а вовсе не весна.
Предлог задуматься у Анны
Предельно вырос после сна:

«Штурм у гусара на    ура,    но…
К чему сердечная мне рана!
Картина в целом не ясна.
Мне ликовать пока что рано.
Сие письмо не от барана.

Такое вижу первый раз
Оно душевно без прикрас,
Однако я не стану вечной,
Поручик,    дурочкой    при вас!
Мне вовсе чужд мотив овечий
Принять как должное и враз
Такой клубок противоречий.

Чтоб планку пыла вверх задрать,
Гусар ярится, как для штурма.
В душе у Ржевского вся рать
Чертей и бесов плюс Фортуна.
Гусар сердца умеет брать,

Но ненадолго, дерзко, шумно…
Довольно мне письмо листать!
Не укрепляют грабли стать,
Коль наступать на них безумно…

Нет, мадригалу бы блистать
Не под пером гусара Сашки!
Но кто бы мог так написать?
Не допустить бы мне промашки!

Но как писарчука признать?!
К нам на курортные вкусняшки
Вся из столиц до капли знать
Сюда стеклась. Игру в Пятнашки
С кем начинаю, не понять.
Чей образец бы взять для сверки?
Во сне подсказка с неба, глядь,
Да и придёт, сомкну лишь веки…

Но с кем же мне купаться в неге?
А впрочем… Давеча Онегин
Гулял со Ржевским на виду
У наших дам. Я наведу

О нём сегодня тайно справки.
Мне    поболтать    бы с ним… на травке…
Любви с ним выпить… по ведру,
Внимая страстному костру…
        *         *         *
– Сердиться вашими очами
  Вам не к лицу! Вас зря зачали?
  Дай Бог живительных вас струй
  Любви и днями, и ночами!
  У вас, Мария,    взор    печальный.
  Вас удручает звон начальный
   Сердечных наших с Анной струн?

Протест девицы был отчаян:
– Вас, сударь, с Анной не венчали!
  Переживая за сестру,
  С утра с ней тёрлась на причале.
  Глаза от слёз и    вовсе-с   тру.
– Под слёзы    хватит   двух кастрюль?
– Всё вы! Вот не было печали!
– Страсть – дань любовному костру.

– Вы, сударь, пялясь на сестру,
  Напрасно б ей не докучали!
– А вы бы нас не заглушали!
  Крест  на   крест ног, крест   на   крест рук –
  Мы плоть свою не нагружали.

  А вы бы красок не сгущали!
  Не  сёстры   вы и на испуг
  Вестись от вас мне недосуг.
  Ей обо мне как о гусаре
  Мечтать не грех. Ей богу, чары

  Навёл на Анну я не вдруг
  Не для того, что строю шкоду!
  Я –   дворянин   или байстрюк?!
   Страсть ярче в ясную погоду, –

Вот так, душе своей в угоду,
К одной из Аниных подруг
Гусар подкатывался сходу,
Едва не вызвав в ней икоту.
– Самонадеянный пастух!
 
  Не упасти вам Анну сроду,
  Коль слово через пень колоду
  Сказать поласковей невмочь!
  «Чтоб не раздуться даром шаром, –
  Я ей сказала, – не морочь
  Себе ты голову гусаром!
– Мол, всё равно сбегу я прочь,
  Обворожив подругу шармом?
  До рассуждений я охоч.
  Ей дай такой любви с пожаром

  В её крови, что ущипну –
  И рай придёт пять раз на дню?!
  Расчёт на вечность – ну и ну! –
    Взаимоотношений страстных?!
  Скажите, к сладкому вину
  Она    пристрастна?    Или разных,
  Чтоб ощутила благодать,
  Вин для неё мне подгадать?
  Кто на правах подруг отдаться
  Готов процессу дегустаций?
– Вы приглашаете нас всех?
– На пир. Да хоть и на ночлег!
  Все заходите. В общем раже
  Ни разу, пусть мой пыл и страшен,
  Гусарский облик не поблек!
  Чем больше русских дам и краше,
  Тем ярче я как патриот.
– А коль зайдём мы только с Глашей,
  А Анна    вовсе    не придёт?

– Настоль безрадостных фантазий
  Я откровенно не люблю!
  Меня напрасно нимфа дразнит –
  Вино я с ней не пригублю,
  Коль Анну к нам на общий праздник
  Не приведёт. Шаг по рублю?

– Я не клоню к любовной краже.
  Но если Анна вам откажет,
  То чем же хуже я других?!
– За торжество грудей тугих
  Я, так и быть, пить с вами воду
  Сельтерскую рад хоть сейчас.
  Вот-вот из платья на свободу
  Они впрямь выскачут у вас…
  Нет, задавать слезам работу
  Я не позволю – вытру враз
  и проявлю о вас заботу.
  Бокал сельтерской – лишь аванс…

       (продолжение в http://stihi.ru/2021/07/10/6135)