Сиротство

Приблизилось сорок дней со дня смерти мамы.
Я сирота. Не круглая сирота, потому что жив папа и множество людей, которые очень любят меня.

Я  сирота казанская, потому что являюсь настоятелем храма в  честь Казанской иконы Богородицы в  селе Коктал, где почти нет прихожан. Лишь пять-шесть добрых христиан приходят по воскресеньям сохранять меня от отчаяния о моей неспособности привести в храм сотни русских людей, живущих здесь.

Откуда взялось это словосочетание? Первоначально «сирота казанская» говорили о татарских мирзах (князьях), старавшихся после покорения Казанского царства Иваном Грозным получить от русских царей всевозможные поблажки, жалуясь на  свою горькую участь. В  своих челобитных мурзы часто именовали себя сиротами.

Возможен и другой вариант: после завоевания Казани развелось много нищих, которые выдавали себя за жертв войны и  говорили, что их родители погибли при осаде Казани.

Приблизилось сорок дней со дня смерти мамы. Когда меня спрашивали в раннем детстве о будущей профессии, я говорил, что хочу стать врачом и изобрести эликсир бессмертия, чтобы мама, папа, дедушка, бабушка никогда не умерли. Я не стал врачом. Бабушка и дедушка умерли у меня на руках, в буквальном смысле. Мама умерла от биологического оружия — коронавируса, общаясь со мной по телефону до последних часов своей семидесятидвухлетней жизни.

Недавно я прочитал, что и Пресвятая Богородица Мария прожила семьдесят два года, то есть двадцать четыре года после смерти Спасителя она укрепляла, наставляла, утешала первых христиан. И меня Владычица Богородица сохраняет от отчаяния, являясь моей Небесной Мамою, как и всем христианам.

Я не стал врачом. Бессмертие земное бесполезно. Как православный священник (осознаю, что недостоин этого страшного и великого звания), призываю всех к Бессмертию Небесному.

Мама очень переживала за меня и читала акафист святителю Николаю Чудотворцу, когда я  путешествовал в  дальние горы, в  далёкий от Алма-Аты Коктал, в Иерусалим, в Москву, на Дальний Восток, на Урал, на Валаам, в Закарпатье, Киев, Ярославль, Архангельск, Душанбе, Ташкент, Самару, Петербург и другие города.

Благодарю Тебя, Господи, что по молитвам рабы Твоей Светланы, мамы моей, я остался жив в десятках горных походов, трудных путешествий, воздушных полётов, земных искушений.

Однажды я услышал песню Юрия Визбора с такими словами:
Ищи меня сегодня среди морских дорог,
За островами, за большой водою,
За синим перекрёстком двенадцати ветров,
За самой ненаглядною зарёю.
Здесь горы не снимают снегов седых одежд,
А ветер — лишь неверности порука.
Я здесь построил остров — страну сплошных надежд
с проливами Свиданье и Разлука.
Не присылай мне писем — сама себя пришли,
Не спрашивая тонкого совета.
На дальних побережьях кочующей земли
Который год всё ждут тебя рассветы.
Пока качает полночь усталый материк,
Я солнце собираю на дорогах.
Потом его увозят на флагах корабли,
Сгрузив туман у моего порога.
Туман плывёт над морем,
в душе моей туман.
Всё кажется так просто и непросто…
Держись, моя столица, зелёный океан,
Двенадцать ветров, синий перекрёсток.

В шутку я предложил маме поставить эту песню вместо гудка при звонках ко мне. Теперь не могу слушать эти слова без слёз. Я благословлялся у мамы на дорогу и даже на отключение телефона, чтобы она не волновалась. Это иногда тяготило меня, как зависимость союзных республик от  Москвы в  советское время. Теперь я  могу уезжать, улетать, уходить, умирать, не думая о боли маминого сердца, могу отключить телефон хоть на год. Но как страшна эта свобода.

Мама очень любила меня и долго не могла прервать наш телефонный разговор. Это тоже иногда тяготило. А теперь наш диалог прервался до самого Страшного Суда, на котором едва ли я оправдаюсь.

Не сомневаюсь, что мамочка попадёт в рай. А мне с моими страшными грехами не место там. Неужели мамин поклон издалека, из окошка (она боялась заразить меня коронавирусом) был последним нашим свиданием во всей вечности?

Молюсь о всех маминых студентах за сорок лет её преподавания в консерватории, о всех читателях журнала «Свет Православия», где мама была главным редактором более двадцати лет, о  всех мамах, о всех музыкантах, о всех убиенных биологической войной…

Мама — настоящий представитель русской интеллигенции, помноженной на глубокую церковность, умнейший человек, прекрасный знаток музыки, удивительный педагог сотен студентов и  четырёх  внуков (детей моей сестры Анастасии), редактор моего творчества, внимательный собеседник, смиренное духовное чадо своего сына. По сравнению с ней я недоучка, невежда, отморозок, урод.

Особо болезненный момент моего рассказа о маме — упоминание о моём отчиме Геннадии Васильевиче Шубине. После развода с моим папой Вячеславом Алексеевичем Беловым мама вторично вышла замуж и  обвенчалась с  этим человеком  — журналистом, редактором всеказахстанской профсоюзной газеты «Голос», отцом моей младшей сестры, человеком сложнейшего характера.

Вскоре после этого брака я переехал к маминым родителям, дорогим моим бабушке Полине и дедушке Николаю. С 1982 по 2020 год я виделся с мамой крайне редко, но духовная связь наша лишь окрепла от этого. Отчим мучил маму бесконечными придирками ко всему и жалобами на свои ужасные боли, которых не показывали анализы. Это была разновидность психической болезни. Моё присутствие, впрочем, как и присутствие родной дочери и внуков, мешало Геннадию Васильевичу. Мама плакала и терпела разлуку. Уходить из дома надолго ей тоже не разрешалось. Она жила почти как затворница. Ходя по больницам по просьбе мужа, выискивающего у себя новые болезни, мама заразилась ковидом и сгорела за двенадцать дней. Заболела на день памяти преподобного Сергия Радонежского и умерла на день памяти преподобного Серафима Саровского.

Старец Наум благословил постричь маму в монахини. Я не успел это совершить. Но мама жила по-монашески. Много молилась и была в послушании у тяжелобольного мужа. Да простит Господь раба Своего Геннадия, восьмидесятилетнего немощного старика, исповедующегося у меня, целующего мои руки, просящего теперь прощения за многие обиды, нанесённые мне и маме.

Мама очень красиво пела. В конце моего воспоминания я приведу песни о  маме, которые пока не могу петь, потому что слёзы душат меня. Я был плохим сыном. Прости меня, мама!

УКРАИНСКАЯ ПЕСНЯ
Рiдна мати моя

Рiдна мати моя, ти ночей не доспала,
Ти водила мене у поля край села,
I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала,
I рушник вишиваний на щастя дала.
I в дорогу далеку ти мене на зорi проводжала,
I рушник вишиваний на щастя, на долю дала.

Хай на ньому цвiте росяниста дорiжка,
I зеленi луги, й солов’їнi гаї,
I твоя незрадлива материнська ласкава усмiшка,
I засмученi очi хорошi твої.
I твоя незрадлива материнська ласкава усмiшка,
I засмученi очi хорошi блакитнi твої.

Я вiзьму той рушник, простелю наче долю,
В тихiм шелестi трав, в щебетаннi дiбров.
I на тiм рушничковi оживе все знайоме до болю —
I дитинство, й розлука, i вiрна любов.
I на тiм рушничковi оживе все знайоме до болю —
I дитинство, й розлука, й твоя материнська любов.

ОТ МАКСИМА ТРОШИНА
Снова глаза закрываю несмело,
Вспомнить пытаясь детство своё…
Помнится только: матушка пела…
Песней наполнено сердце моё.
Зимами злыми над прорубью белой
В стылой воде полоская белье,
Вся коченея, матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.
Больше она ничего не имела.
Только свой голос — чистый, родной.
Не было хлеба. Матушка пела,
И оттого я остался живой.
Рядом война полыхала и тлела.
Сытым ходило одно вороньё.
Вдовы рыдали. Матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.
Мы отнесли её лёгкое тело
На вековечное в поле житьё.
Всё мне казалось — матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.
Всё мне казалось — матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.

ОТ ВАЛЕНТИНЫ ТОЛКУНОВОЙ
Дремучая тайга сомкнулась у ворот,
Покой и мир в твоём сосновом доме,
Но эхо прошлых лет по-прежнему живёт
В твоей душе и в стареньком альбоме.
Внучата на тебя, смеясь, глядят со стен,
А ты устало руки опустила,
И можно прочитать по строкам синих вен,
как ты жила, как ты детей ростила.
Мама моя — нежность моя,
Боль бесконечная.
Я знаю обо мне ты думаешь теперь
И слушаешь одна под небом синим:
Не скрипнет ли крыльцо, не загремит ли дверь —
Как сотни тысяч матерей России.
В твоём резном окне застывшая река
И ельник отражается морозный,
А в волосах твоих уральские снега,
А может быть, уральские берёзы.
Мама моя — нежность моя,
Боль бесконечная…

ОТ ИГОРЯ РАСТЕРЯЕВА
Путей, дорог я видел в жизни много,
Но вспоминаю, будто бы вчера,
Как мы с тобой стояли у порога,
И как друзья шумели со двора.
Ты шарф на шее туго затянула
И рукавицы стала надевать,
Чтоб мне в дороге душу не продуло,
Чтоб вместе с ней мне рук не замарать.
Я шёл. Мелькали годы и недели.
Я много глаз красивых покорял.
Но лишь твои всегда во след глядели —
Чего бы я и где ни вытворял.
Я в жизни трудной трутнем был порою.
Братался с ложью в сложной жизни я.
Родить под нерадивою звездою
Тебе, вестимо, выпало меня.
Я бежал от жизни той нелепой —
К тебе бежал, а ты, душа моя,
Вчера пошла своим путём на небо,
Не дождалась беспутного меня.

ПРОШУ МОЛИТВ ОБ УПОКОЕНИИ ДУШИ
РАБЫ БОЖИЕЙ СВЕТЛАНЫ!

3 сентября 2020


Рецензии