Болящие

Открывать книги по  психиатрии страшно. Всё там про меня.
И  мания величия, и  мания преследования, и  шизофрения, и  паранойя, и  невроз, и  психоз, и  неконтролируемые движения, и  навязчивые мысли, и  неадекватное поведение, и  непредсказуемые реакции, и критичное восприятие всего, и некритичное восприятие себя, и нарциссизм, и зависимость, и подавленность воли, и возбудимость, и замкнутость, и дислексия, и графомания, и прочее, и прочее…

Психушка плачет, бесы смеются, но люди этого почти не замечают, потому что юношеская учёба в театральной студии не прошла даром — я умею играть здорового человека. А некоторые не умеют. Их в церковной среде называют «болящие».
Встреча с  ними назидательна. Они невольно обличают нас словесно (и думаешь: кто ему открыл обо мне — ангелы или демоны?) или хотя бы предупреждают самим своим существованием: вы тоже можете стать такими, как мы, если перестанете веровать, смиряться и каяться.

Так много встреч с этими чудиками хранится в моей памяти.

Вот Аня-якутка, нищенка возле Троице-Сергиевой лавры, накопила копеечек, купила монашеское облачение, ходит, учит людей духовной жизни.

Вот Юля  — по  внешности цыганка (но утверждает, что еврейка и донская казачка), сидящая возле храма Христа Спасителя в АлмаАте, называет себя монахиней Михеей и говорит так много фантастического, что братьям Стругацким поучиться.

Вот Коленька, нашедший подрясник и  «рукоположивший» себя в старообрядческие священники (это тоже в Алма-Ате), даёт интервью тележурналистам об однополых браках.

Я  надел подрясник законно, по  благословению архиепископа Алексия (Кутепова), им же рукоположён в  священники, пострижен в монахи, но живу иногда так же безумно, как Аня, Юля, Коля и компания. Замечу, что они не мошенники, про мошенников нужен отдельный рассказ объёмом с «Войну и мир» Льва Толстого.

Я  устал называть города встреч с  моими коллегами. Это не так важно. Все действия моего рассказа принадлежат нашей планете, и большинство героев рассказа — тоже.

Вот Александр, плачущий оттого, что я не поверил, что он Иисус Христос. Александр переживает о  моей участи на  Страшном Суде.
А как не переживать? Сашины наставления я не исполняю, но ведь и заповеди истинного Спасителя исполняю не всегда.

Вот Ира с двумя высшими образованиями, которой было видение, что она должна стать русской царицей, а её мужем и царём — я, иеромонах Аверкий. Исполняя «повеление свыше», женщина развелась с мужем, объявила всем родным о нашем предстоящем браке и пришла ко мне с пламенной речью о спасении Родины. Я был согласен с Ирой, что спасти Россию могу только я, но её муж-десантник, папа-чиновник и строгие братья разрушили все наши планы. Мне пришлось навсегда покинуть этот приход.

Вот Ермек… Утро. Во двор храма входит молодой чиновник-казах в  дорогом костюме, галстуке, с  чёрной папочкой. Заинтересованно осматривает территорию. Подхожу к нему.
— Доброе утро. Что вас интересует?
— Здравствуйте, батюшка. Я из акимата (мэрия, горисполком). Пришёл проверить ваши данные по электроэнергии и водоснабжению.
— Сейчас-сейчас.
Бегу к старосте храма, звоним настоятелю, ищем накладные. Показываем проверяющему. Он внимательно смотрит, делает замечания. И  тут становится заметной его легкая, а  потом и  тяжёлая неадекватность.
Ермек начинает рассказывать, что он тайный сын Назарбаева, друг инопланетян, потомок Давида, Чингисхана, Романовых, Рокфеллеров. Мы успокоились. Начали подыгрывать. Предложили чаю.
И подсел Ермек на церковный чай с сахаром. Каждый день он приходил в храм с новыми невероятными историями. Денег не просил. Был вежлив. После исполнения обязанностей проверяющего заглядывал в трапезную и голосом ягнёнка обращался к поварихам:
— Сестрички, а  можно чайку? Ему выносили пластиковую бутылку со сладким чаем, потомок великих садился прямо на бордюр, и казалось, нет на свете большего счастья, чем пить чай из горлышка бутылки и смотреть, улыбаясь, на синее небо.
Однажды поварихи спешили, нервничали и грубо выгнали Ермека после трёх навязчивых заглядываний с просьбой о чае. Вдруг он преобразился. Гневно вошёл в трапезную. Эмоционально вскинул руку вверх. Глаза сверкали. Раздался истошный крик:
— Вы, русские свиньи, живёте на чужой земле… Скоро мы будем резать вас!
Скоро всё здесь будет залито кровью. Мы умоем вас слезами!
— А ну иди отсюда! Тебе же сказали — чай ещё не закипел.
С этими словами худенькая повариха вытолкала Ермека за дверь.
Через полчаса его доброе лицо снова показалось в проёме двери, зазвучала обычная кроткая просьба:
— Сестрички, простите. Нельзя ли попить чайку?
Вскоре Ермек покрестился с именем Сергий и уехал из нашего города.

Вот покойный дедушка Георгий. Он вроде бы не болящий был. Просто активный и необычный. Сцена в иконной лавке.
— Что это вы тут поналожили листочков «О здравии»?
— Дедушка Георгий, а что в этом неправильного?
— Здравие, здоровье — это всё земное, временное, телесное. Носятся все с этим здоровьем. Даже все тосты об этом: главное — здоровья, всё остальное приложится. А совесть, вера, покаяние, любовь где? Они не главное?
— Так что же нам писать на этих листочках?
— Пишите «о здравии и спасении». О вечном спасении! Не о спасении от пожара или комаров. Зачем нам здравие без спасения?
Будучи восемнадцатилетним юношей, я подошёл к шумному дедушке Георгию и попросил помолиться обо мне.
— А я всегда о тебе молюсь. Трижды в день. Иногда даже чаще.
— Ой! Благодарю! А почему? Мы же с вами даже не знакомы.
— Знакомы, не знакомы… Я «Отче наш» перед едой читаю, в этой молитве и про тебя есть. Там же местоимения множественного числа. Даждь нам. Не введи нас. Избави нас. Поэтому эта молитва о тебе и обо всём человечестве.
— Низкий поклон вам.
— Что это за поклон на словах? Благодарен, так поклонись делом, а не словом. Не мне, конечно, а Господу за меня.

Вот Петруха. Горька его судьба. Детский дом. Психушка. Тюрьма. Двадцать лет странствований по  храмам и  монастырям. Ночёвки на улице. Побои. Он очень хороший и очень неуживчивый. Смеётся часто невпопад, с  собой разговаривает, философствует за столом, всех перебивая, считает себя дурачком, но при этом очень хочет принять монашество. Петя — трудоголик, что редко встречается среди болящих. Обычно мы ленивые, прожорливые, апатичные, депрессивные. Петя очень качественно переделал в  нашем приходе всю мужскую работу. Даже сложную. Пересадил деревья и  кустарники, обновил до неузнаваемости баню, перекрыл крышу железом, раскидал все кучи, убрал весь мусор, починил колонку и велосипед, сделал обрезку винограда, дизайнерски перепланировал часть территории, покрасил полы, залил бетон у входа, ну помните, там, где лужа всегда была, перекидал 7 тонн угля. И в сварке, и в электричестве Петя силён, а вот жгучую неприязнь к женщинам в приходе преодолеть не смог и ушёл.

Я вот ничего не умею делать руками, кроме движений ложкой, натёршей мозоль, но не злой. Видимо, от трусости и тщеславия не злой, ведь злых бьют и не хвалят. А надо бы быть добрым ради Христа и от каждодневной борьбы с раздражением, своеволием, гордостью.

Все мы болящие. Всем нам нужен Врач — Христос Спаситель. Призываю тайно болящих молиться за явно болящих и никого не осуждать.

8 октября 2020