Антифоны на начало индикта

Возлюблю Тя, Господи, крепости моя.
Господь утвержение мое, и прибежище мое, и избавитель мой.
Бог мой, помощник мой, и уповаю нань.
Защититель мой, и рог спасения моего, и заступник мой.

---

Шиповник в оплотнённой лаве бус,
за голубою елью – неба даль.
Глазами гроздьев зрит калины куст
раздавленного яблока печаль.

Есть в осени запрятанный огонь,
помимо желтизны и багреца;
морщин листвою засыпает боль
лесной колодец милого лица.

И рифма пресекается. А ритм
как ястреб, каменеет в вышине.
Лишь слышно: кто-то властный говорит,
как врач в послеоперационном сне.

---

Хваля призову Господа, и от враг моих спасуся.
Одержаша мя болезни смертныя, и потоцы беззакония смутиша мя.
Болезни адовы обыдоша мя, предвариша мя сети смертныя.
И внегда скорбети ми, призвах Господа, и к Богу моему возвах.

---

Клокочет ливень в трубах, в желобах,
несется вниз по уличной реке.
Как молнии торжественный размах
раскраивает небо вдалеке!

Ах, мои клёны! Вместе плакать нам
над человечьей, лиственной судьбой:
ваш стрельчатый, в нервюрах тонких, храм
раскрыт под водяною молотьбой!

Грохочет конь. И мечут копыта
охвостья искр, и пар валит из рта. 

---

Взыде дым гневом Его, и огнь от лица Его воспланется, углия возгорешася от него.
И приклони небеса и сниде, и примрак под ногама Его.
И взыде на херувим, и лете, возлете на крилу ветреню,
и положи тму закров свой, окрест Его селение Его, темна вода во облацех воздушных.

---

Я весь – гнев, нетерпение и боль.
Я весь – несносность жалоб, весь – упрек.
Наплывами, дыша, по мостовой,
как зверь, перемещается поток.

Кругом тотальность водяной стены.
Водой закрыты небо и земля.
Ах, лишь комком могильным мне должны
родимые заокские поля.

Гори, гори, печальная свеча,
подбитым крылышком побейся на ветру!
Еще побейся в жилах, горяча,
густая кровь! Судьба, играй свою игру

смычком болезней, трубами страстей,
на флейте скорби напрягай уста!
Я – жизнь, но точно непричастен ей;
я – целый мир, но будто пустота.

Ничтожен я, и все дела мои –
мгновенный след средь водной колеи.

---
 
От облистания пред ним облацы проидоша, град и углие огнено.
И возгреме с небесе Господь, и Вышнии даде глас свой.
Пусти стрелы и разгна я, и молния умножи и смути их.
И явишася источницы воднии, и открышася основания вселенныя.

---

Но чье-то имя мне наречено,
и чей-то дух мнОй продолжает быть.
Звезда шевелит в глубине речной
лучами мне назначенной судьбы.

Я слышу где-то рядом шорох сна
и жизни, что стремится прорасти
сквозь этот сон, что уж не мне дана,
что, размечая в воздухе пути,

как птичий треугольник, поплывет,
перекликаясь гулко по углам.
О, трисоставность Бога: счастлив тот,
кто ведал, что отмерено и нам

быть вместе – Духом, Сыном и Отцом,
в несмесных ликах – Божиим лицом.

---

Яко Ты просвещаеши светильник мой, Господи, Боже мой, просвещаеши тму мою.
Яко Тобою избавлюся от искушения, и о Бозе моем прелезу стену.
Бог мой, непорочен путь Его, словеса Господня раждежена,
защититель есть всем уповающим нань.

---

Но спросишь: «вечность?» Друг, о, не пытай
за временами брезжущую даль.
Мы смертны, жалко смертны, но свята
о вечности единственной печаль.

И я со всеми, кто не спит ночей
пред бытием, распахнутым, как дверь,
кто не встает с колен, чьих слез ручей
бежит, не умолкая, – как теперь

пульсируя, наплывами, река
сбегает по асфальту... Вновь: бабах!
И снова разорвалась на глазах
холстина неба. Крепкая рука

нас держит, как за шиворот котят.
А что котятам делать? Лишь пищат.

---

Бог препояса мя силою, и положи непорочен путь мой.
Совершая нозе мои яко елени, и на высоких поставляя мя.
Научая руце мои на брань, и положи лук медян мышцам моим.
И дал ми еси защищение спасения, и десница Твоя прият мя. 

---

Грядешь в громах, в реках небесных, год,
Взмятённая, волнуется ветла.
Чуть слышимо за шумом многих вод
церковные звенят колокола.

Ты страшен будешь, точно знаем мы.
но и привычен, как бываешь ты,
и на Оке в честь матушки-Зимы
ледовые повыстроишь мосты.

Вновь поспешим мы к елкам с мишурой,
твой представляя добродушным взор,
опасливо читая завитой,
блестящий на оконницах узор...

---

Пожену враги моя, и постигну я, и не возвращуся, дондеже скончаются.
Оскорблю их, и не возмогут стати, падут под ногама моима.
И препоясал мя еси силою на брань, спял еси вся востающия на мя под мя.
И враг моих дал ми еси хребет, и ненавидящия мя потребил еси.

---

Дождь на кусты набрасывает блеск,
и бахрома от каждого листа
блистает – словно с тысячи невест
откинута жемчужная фата.

Вновь радостью обеспокоен я,
и словно роза, мой распахнут взор,
и в рваных тучах ясная семья
небесных открывается озер.

Как книжные врата, разомкнут миг,
как буквицы, горят шиповник, ель.
Он смотрит мне в глаза, тот властный лик,
но этот голос – он ко мне? Во мне ль,

во мне ль самом бежит его поток?
В нем не убавить и не отменить...
Но этих пестрых, словно бусы, строк
уж не порвется бронзовая нить.

---

Людие ихже не ведех поработаша ми, в слух уха услышаша мя.
Сынове чуждии солгаша ми, сынове чуждии обетшаша, и охромоша от стезь своих.
Жив Господь и благословен Бог, и вознесется Бог спасения моего.
Бог даяи отмщение мне, и повинуяи люди под мя, избавитель мой от враг моих гневливых.

---

Опрозрачнена местность. Вот росы зажглись,
выделяя объем, и траву.
И ветла, как Сислея омытая кисть,
вновь обмакивается в синеву.

Миллионом свечей на полянах светясь,
кисеёю берез шелестя,
зачинается год, как молитвенный час,
как в коляске уснуло дитя.

Нежность мужеством, бодрость печалью скрепив,
вспомнив: «ино еще побредем»,
тихо двинемся дальше, под тонкий мотив
зимней птички-синички, и в нем

растворятся и воздух, и влажность, и даль,
и туман от реки, и трава, и печаль.
«Боже праведный...» – хватит лишь сил прошептать –
и брести, и вздыхать, и не знать, и молчать.

---

От востающих на мя вознесеши мя, от мужа неправедна избавиши мя.
Сего ради исповемся Тебе въ языцех Господи, и имени Твоему пою.
Величая спасения царева, и творяи милость христу своему Давыду,
и семени его до века.

---

Что ж, не бойся, не бойся, не бойся, душа!
Вот он, путь – он хорош, и земля хороша,
и народ-то хорош, только... Нет, не ропщи,
боль зажми, и иди, как идешь, и молчи.

Да, иди, как идешь, и одно только знай:
красоты, красоты вкруг себя не теряй.
Если б знать, как еще с красотой помереть!
Будем радость копить, будем зорко смотреть.

Говорят, что отсюда не взять ничего:
что ж, поклонимся Богу, попросим Его.
Но, а если с собой унесем этот свет,
в бликах, звуках, стихах?.. Там, где времени нет,

все предстанет как образ мгновенный, как дом,
где, как в радости радость, мы вместе живем,
ведь и там имена не престанут звучать:
Сын, Отец наш, и Дух – наша милая Мать,

что в кристалле мгновенья оттиснутся вновь.
Это будет семья. Это будет любовь,
где трава, и роса, и шиповник, и ель
будут Сын твой, и Мать, и Отец твой, и цель

и начало вращенья бессчетных кругов,
во мгновение, в век, и во веки веков.

---

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу,
и ныне, и присно, и во веки веком. Аминь.


___________________

Джон Констебл. Этюд неба и деревьев. 1821