Капля. Рассказ

   Одному мальчику, когда столы в его мире еще были большими, тарелки с кашей огромными, а великие океаны – не больше чаши с водой, однажды приснился странный сон. И хотя мальчик не посчитал сон необычным, потому что все в его мире тогда было таким – удивительным и настоящим одновременно, однако событие это он запомнил надолго.

   Потому что во сне сам Бог пришел к нему. Да не просто так. Сам Бог пришел к нему с вопросом.
   Мальчик-то думал, что Бог знает все. Но Он почему-то пришел и спросил:
- Что бы ты хотел себе на всю жизнь?
НА ВСЮ ЖИЗНЬ…
Да так, словно у Него, знающего все желания всех людей наперед, это самое обычное дело – спрашивать лично у каждого: что?
   ЧТО?

   И хотя Бог выглядел довольно странно, и хотя место, где мальчик встретился с Ним, больше напоминало вокзал, чем церковь, и хотя вопрос Бога прозвучал точь-в-точь, как вопрос закадычного друга мальчика, вырвавшийся как раз накануне днем под перевернутой лодкой, но только мальчик откуда-то знал совершенно точно, что Бог к нему явился самый настоящий. Там, в своем детском сне, он это знал наверняка.

   Точно так же верно знал он тогда и другое, а именно: он, всего нескольких лет от вечности мальчик, вовсе не знает, что бы такого пожелать себе на всю жизнь. Самодельный перочинный ножик? Возможность делать то, что вздумается, а не то, что взрослые называют почему-то правильным? Уважение старших мальчишек? Что…?

   Бог ждал. На его лице - ярком, даже ослепительном - только глаза и можно было разглядеть. И был тот мягкий взгляд таким родным и знакомым, что мальчик, совсем забыв про вопрос, стал вглядываться в сияющие вниманием глаза Бога. Мальчик вдруг захотел узнать у Него, почему Он спрашивает его сейчас, словно провожает куда-то, из своего вездесущего тепла...    Словно там, куда мальчик отправляется, уже не будет возможности так запросто с Ним поговорить…

   Вопрос уже готов был сорваться с губ мальчика, как вдруг он заметил в уголке одного из глаз Бога окруженную сиянием слезу. Крошечную каплю.

   И то ли от долгого смотрения на яркое сияние, то ли еще от чего-то, но такая же слезинка появилась и на щеке мальчика. Он почувствовал ее и смутился: мужчинам плакать не положено. Проведя по щеке ладонью, почему-то шепнул:
- Капля...
- Хорошо, - сказал Бог. - Капля будет с тобой. На всю жизнь.
- Как? Просто КАПЛЯ?
- Да. Капля простоты.
- Ээ.. я хотел другое!...
Но Бог уже растворился - в лучах утреннего солнца, в звоне будильника, в голосе матери...

   Мальчик запомнил лишь малую толику чудного сна. И то ведь: много ли снов из детства мы помним? Из той удивительной поры, когда каждому из нас было от вечности всего несколько лет… Еще меньше рассказал мальчик взрослым, но и этого хватило, чтобы развеселить их.

   И уж совсем чуть-чуть от малой толики запомнил он на всю жизнь. Разве только: Бог и капля.
Однако этого он забыть так и не смог, потому что Бог всякий раз каплей напоминал о себе. То снежинкой, вдруг оставляющей на ладони ту самую, Его слезу. То текущей по стеклу струей дождя в день, когда последние листья в опустевшем дворе слетают с веток лип. То горечью и болью, размазанными по щекам вместе с грязью. То рассветной росинкой на цветах шиповника.
Там, где другие видели разные случайные капли, мальчик видел всего одну. Ту самую, Его.

   Летели годы. Кружились, словно карусель, которую иногда подкрашивают, а иногда и вовсе меняют цветных лошадок. И лишь капля, являвшаяся время от времени, оставалась неизменной.

   Но то ли голова мальчика все больше кружилась от пестрой круговерти лет, то ли все больше отвлекался он на шары да мороженое в бесконечном парке аттракционов, то ли взгляд притупился… Да только все реже стал он замечать ту самую, Его каплю.

   Вот она, с пинцета в стакан летит… не видит.
Вот она, в пересохших руслах материнских морщин светит – не заметил.
   Вот она, с подаренных наспех роз на паркет срывается – нет, не слышит ее падения.
И казалось бы – что за глупость? Какая-то ничтожная слеза. Всего-то полузабытый детский сон! Но только с тех пор, как потеряна всего одна эта капля, все больше мучает бывшего мальчика жажда. И что он только ни покупает, чего ни приобретает! А жажда все усиливается. И так и этак пьет он жизнь – а все пересохшим горлом…

   С тех пор многое перепробовал он, чтобы забыться. Казалось, приобретает, а поди ж ты: вот сидит он в четырех стенах, как взаперти. То ли тюрьма, то ли офис, то ли больница, то ли библиотека… какая разница? Четыре стены и пленник. Сидит и чего-то все ждет. Или ищет?
И вроде бы развязаны руки, а выйти не может.
И вроде бы сказочно богат: не монеты, так мгновения жизни - а словно никак не может получить он за эти мгновения того, что ему сейчас надо.
И вроде бы достаются ему какие-то капли и крохи чего-то, да все не то.
Куда увез его поезд и с какого вокзала, да так, что не видно сияющих глаз? Почему с той поры в стольких книгах искал он ее, эту Каплю, но так и не обнаружил?

   В разные страны за ней отправлялся. Но и в  полноводных реках и в водопадах не смог различить. По строкам искал да по глазам. Не нашел. Пробовал купить или выпросить. Не получилось. Завоевать пытался, сделать вид, что отыскал ее или что она вовсе ему не нужна - лишь бы забыться. Да только жажду не обманешь.
И вот уже знает он и состав воды, и все возможные свойства капель, попутно открыв самые разные качества мира…

   Но что это...? Словно пробежал кто-то быстрый по крыше притихшей тюрьмы. Словно позвал старика в неизвестность.

   И... выходит старик. Неожиданно сам для себя выходит из уютной, но такой душной комнаты.
   Но не через парадное - через черный ход. Не в уверенность, не в аплодисменты – выходит в растерянное молчание. Не в еще одну пышно обставленную залу – в полумрак незнакомой местности. Выходит без пухлого портфеля и без пробирки, в которую столько лет каплю ловил. Выходит без имени и без званий.

   Проводник ждет старика у двери. Так, словно он долгие годы здесь - ждал.
Быстрым легким шагом идет проводник аллеей, и старый ученый спешит за ним. Листья шлейфом струятся за проводником, и деревья склоняются перед ним.

   Взмок старик и снимает свой строгий костюм. И рубаха пилигрима, и роба, и ученые звания, и старости поношенный плащ начинают слетать с его плеч…

   Вот и река. Вот и лодка. Та самая лодка из детства. И дождь-проводник остается за стенами утлого судна, словно то – место священное, где ждут сейчас лишь старика.
Наклонился старик, чтобы войти, ладонями коснулся песка, вдохнул запах времени... И вдруг кажется ему, что не жизнь он жил: круг шагал. И вот круг замкнулся.
- Где же Ты? – шепчет тихо.

   И… что это?
Могучая волна, сметающая все на своем пути?
Струя родника, холодящая тело?
Река боли и радости?
Всего одна капля. Из уголка глаза катится. Из самого сердца.
Всего одна капля. Та самая.

   Все дожди в этой капле, вся надежды и разочарования. Очищая, скользит она, оставаясь прозрачной и чистой. Капля смирения, капля невинности…
   Капля простоты.
   Как жемчужина, что долго хранилась в раковине. Жемчужина, которую так долго носил.... Которую так долго искал.
Светится.

   Замирает старик. Ощущая, как вкус слезы смешивается со вкусом робкой и чистой улыбки.
   И возвращаются краски и запахи, яркость и ясность. Словно пелена спала с глаз, словно сердце от пыли очищено, словно дочиста чувства отмыли.

   Запах мокрой доски... Хрупкий шорох песка... Скольжение капли по коже...
   Сидит мальчик под лодкой и в тихой ее темноте озаренный слезой простоты наблюдает свечение мира…