Робкий Лев. Поэма. Глава 17. Братская могила

Всё было проклято в этой среде; всё ходило
ощупью в мраке безнадёжности и отчаянья,
который окутывал её. Одни были развращены
до мозга костей, другие придавлены до потери
человеческого образа. Только бессознательность
и помогала жить в таком чаду.
М. Салтыков-Щедрин. Пошехонская старина

1
Жидков стремительно вошёл
С лицом, багровым от удушья
(Такой же цвет имели уши),
И с силою швырнул на стол

Свой договор: «Не понимаю!
Как можно так себя вести?» —
Он взад-вперёд ходил, не зная,
Куда деть руки, и тряслись

Синюшные от гнева губы.
Таким предстал он в первый раз,
Противник чувства напоказ
Являть... Знать, случай был сугубый.

«Скажи мне, Сеня, что случилось?
Чем я могу помочь тебе?» —
Лицо Онучина светилось
Участием в его судьбе.

«Ты понимаешь, я пришёл
К юристам с этим договором,
Ну, а они (накрыт уж стол
Для кофе) отвечают хором:

«Мы заняты!» Ты представляешь?» —
«Понятно... А юристы кто?» —
Спросил Роман. «А ты не знаешь?» —
«Нет». — «Две девицы, но зато

Одна из них — дочь Рыбакова!»
Жидкова взгляд был отрешён,
И понимал Роман, что он
Переживал позор свой снова.

«А Рыбаков кто?» — «Он глава
Коммерческого управленья». —
«Ну, значит, дочь всегда права!
Ты не дождёшься извиненья».

Назавтра, с самого утра
Борея, Савчука, Жидкова
Арапов вызвал, чтобы снова
(Как месть Онучина быстра!)

Им указать на недостатки:
«Вот вы сидите, господа,
Втроём в своей могиле братской...
Изволили б хоть иногда

Ради приличья поучиться
Свои записки оформлять.
Довольно дурака валять,
Ведь может всякое случиться!

Семён Абрамович, а Вас
Предупреждаю персонально,
Причём, уже не в первый раз:
У Вас в делах не всё нормально.

Сам Рыбаков на Вас в обиде:
Его ты должность указал
В записке в непотребном виде...
И всё, что я сейчас сказал, —

Он посмотрел уже без злобы, —
Касается и остальных».
И он отправил горемык
Подальше от своей особы.

2
«Наверное, не просто так
Сказал Арапов про могилу...
Он демонстрирует нам силу...
Он нас боится! Вот чудак... —

Роман продолжил размышленье. —
И не спасает положенье,
Которое он заслужил...
Он для себя давно решил,

Что мы — второго сорта люди,
В могилу нас упаковал...
Он будто бы с рожденья знал,
Что толку с нас уже не будет.

Но всё равно сомненье гложет:
Вдруг кто из нас умнее стал?
Тогда желанный пьедестал,
Сместив его, занять он сможет!

Так поступает только раб,
Внезапно ставший господином,
Он время позабыть бы рад,
Когда был сам простолюдином.

Но мы напомнили ему,
Что в прошлом он, как мы, бездельник,
Что не учился ничему,
Что, как и мы, сидел без денег.

Арапов, унижая нас,
Мечтает тайно откреститься
От прошлого, желает враз
С былым позором распроститься.

Он устремлён мечтами ввысь,
И это главная забота...
Но и без нас не обойтись:
Ведь кто-то должен и работать.

Он вынужден себя ломать,
Как проститутка-неумеха:
И тело жалко продавать,
И деньги тоже не помеха...

Презрен стареющий король,
Что, до конца за власть цепляясь,
Не правит, а играет роль,
Перед рабами унижаясь.

Презрен и раб, что, видя смерть
В глазах былого господина,
Уже готов на трон залезть
С замашками простолюдина.

У каждого своя судьба,
Она для каждого едина,
Нетрудно отличить раба,
Играющего господина».

3
Роман не первый, кто прошёл
Путь унижений, оскорблений,
Впервые встретил произвол
Савчук, он горьких впечатлений

Скрывать не стал, когда они
Втроём об этом рассуждали:
«Арапов груб, бывали дни —
Меня при людях оскорбляли...

Однажды (был такой момент)
Он из меня все соки выжал,
Крича: «Найди мне документ!»
Я никогда о нём не слышал,

А через пару дней узнал:
Он сам его отдал кому-то...»
Жидков охотно поддержал —
Уж больно тема пресловута...

Роман с отточенным чутьём
В беседу так и не включился
(Евстрат за шкафом притаился)
И слушал, мысля о своём:

«Никто не загонял нас силой
В рабочий тесный кабинет,
И в том, что стала жизнь унылой,
Других винить причины нет.

Ума нехитрые забавы
Гордей способен предложить —
После очередной расправы
Пасьянс «Косынка» разложить.

Арапов без привычки мыслить
Стал «всадником без головы».
Онучин, зная, каковы
Задатки шефа, смог причислить

Себе и право всё решать,
Своим патроном управляя,
На нас умело направляя
Его потребность унижать.

Евстрат, на первый взгляд, всесилен,
В своих уловках изобилен...
Но волен только лишь желать,
И сам не может наказать,

Поскольку он, подобно нам,
Хоть и ничуть не угнетённый
И всё решать привыкший сам, —
Но всё ж Гордея подчинённый".

Роман построил параллель:
"Гордей — породистый кобель,
Онучин же с мигрантской справкой
Остался беспородной шавкой.

Евстрат в ловушку угодил:
Употребляя слово «квази»,
Он сам застыл на этой фазе,
А мне едва ли навредил.

Он дух — прозрачный, бестелесный,
И нас желая наказать,
Старается оклеветать,
Усугубив удел свой грешный.

По сути он один из нас,
Как служащий потенциальный
Лишён защиты персональной...
А вдруг Гордея грозный глас

Однажды в адрес свой услышит?..
Он это всё осознаёт
И нас всё чаще выдаёт...
А власть его на ладан дышит!

И я не буду повторять
Ошибки хитрого злодея:
Других пороча, от Гордея
Себя не стану защищать!»