Глеб

Кто-то обидел небо,
плачет уже две недели.
У храма Бориса и Глеба
нищие шумно сидели.

Накрытая мокрой холстиной
трясущаяся старуха
склонилась над пьяным детиной
громко крича ему в ухо:

– «Сынок, поднимайся, милый.
Простудишься, весь промок».
Он отпихнул её силой.
– «Какой я тебе сынок?»
 
Она повалилась в грязь,
сжимая в руке образок.
Он сплюнул – « Старая мразь».
– «Ты мог бы им быть, ты б мог,

– хрипло она зарыдала
мелко тряся головой,
– я его потеряла.
Я знаю, что он живой,

– она затрясла пакетом,
– вот чепчик его и соска».
– «Бабка то наша с приветом.
Убили её недоноска,

– прошамкала тётка с горбом
и красным беззубым ртом,
– воевал, был в плену рабом,
а эта свихнулась на том.

Ползает здесь теперь,
живет подаянием хлеба,
стучит в церковную дверь
и просит вернуть ей Глеба».

Старуха легла под забор.
Послушник, стоявший у храма,
и слышавший весь разговор
склонился над нею. – «Мама,

я Глебушка, сын, я пришел,
вставай, нам пора домой».
– «Сынок, ты меня нашел,
родименький мальчик мой».

Старик в дырявой фуфайке
мусолил в губах сигарету.
– «Вишь, повезло попрошайке,
а ты говорила, что нету

у неё никакого сына».
Вдруг буркнул из под куста
проснувшийся пьяный детина:
– «Никто он ей, сирота,

из жалости так сказал».
Тётка ощерилась: – «Верно,
как кошку дурак подобрал,
домой потащит наверно».

Старик потянул костыли
и вытер лицо рукавами.
– «Глядикось, куда-то пошли,
пусть ангелы будут с вами».