Как лешего прогнали

(из татарского фольклора)
 
- Да сколько ж нам проказы эти
Терпеть. Давно пришла пора
За всё беспутному ответить, -
Кричала громко Таскира.

Ишь, возомнил варнак патлатый,
Что на него управы нет.
Найдём! Прогоним без возврата.
Забудешь к нам в дубраву след.

В деревне всё, как на ладони,
Случись что, люди набегут.
Никто не кличет их, не гонит,
Но стар и млад уж тут как тут.

И в этот раз, услышав крики,
Все всполошились – громко уж.
Пожар? Покойник? Зверь ли дикий?
А, может, жёнку учит муж?

Как любопытство разбирает,
Коль что-то скрыто до поры.
И потянул со всех окраин
Народ к домишку Таскиры.

- Соседка, что стряслось. Кого-то
Ругаешь ты. Знать, неспроста, -
Спросил Якуп. – Скажи, в два счёта
Накрутим недругу хвоста.

- Давно пора бы. Всласть натешил.
Терпеть проклятого нет сил.
- Да ты о ком твердишь?
- О лешем.
Он всей деревне насолил.

Сегодня я пошла в дубраву,
Там уродилась в этот год
Малина, слышала, на славу.
Ну, я и соблазнилась вот.

Иду, а ягод в самом деле
Полным-полно, одна к одной,
Как угольки во мраке рдеют,
Миг, и огонь пойдет стеной.

За час наполнила лукошко,
А я всё рву, не оттащить,
Да отправляю в рот ладошкой…
Вдруг кто-то как заверещит!

Душа ушла от страха в пятки,
Из рук лукошко наземь - плюх.
Я из дубравы без оглядки,
А он во весь лешачий дух

То жеребцом ржёт оглашенно,
То перейдёт на рёв осла.
Уже не помню совершенно,
Как в дом бесчувственно вошла.

- Вражина! Ишь что вытворяет, -
Вмешался дедушка Габбас.
- Всё развлекается, играет,
И мне он пакостил не раз.

То лошадь в поле расстреножит,
Ищи, свищи её потом.
То растеребит стог и сложит
Сухое сено под дождём.

Я как-то ульи вывез летом,
Так он, подлец, заткнул летки.
Поймал бы лешего при этом,
Ужо потряс бы за грудки.

- А мне телят загнал в болото,
Едва не сгинул молодняк, -
Сердито жаловался кто-то. –
Насилу вызволил бедняг.

В тот день обиженных немало
Нашлось, и все решили так:
Прогнать прохвоста со скандалом,
Пусть ищет дом в других местах.

Но вот беда, как сделать это?
Так просто леший не уйдёт.
Ни приказаний, ни советов
Он от людей не признаёт.

Принудить лес покинуть силой,
Намять бока и весь резон,
Чтоб неповадно злыдню было,
Ну а потом и выгнать вон.

- Вот что скажу я, - осторожно
Лесник заметил Кулахмет.
Намять бока, конечно, можно,
Но не поможет это. Нет.

Уж как кузнец его дубасил,
Когда он спёр в лесу топор,
И что, он больше не проказил?
И, может, лучше стал с тех пор?

А где искать его, скажите?
Молчите? То-то и оно.
До завтра только подождите,
Задумку я ношу давно.

С рассветом лешего мы словим.
Он сам придёт, и вот тогда
С позором мы его прогоним,
Притом без всякого труда.

Наутро с первыми лучами,
Что в росах радужных зажглись,
У дуба старого сельчане
Как по команде собрались.

Лесник их ждал. Уже дымился
Костер. Над медным казанком
Парок затейливо клубился.
Никак попотчует чайком?

Ан нет. Лесник, присев, неспешно
Снял сапоги и, бечевой
Связав, на диво всем, небрежно
На дуб забросил вековой.

- Теперь в овраг всем схорониться, -
Была команда лесника.
- И до тех пор там находиться,
Пока не скрутим лешака.

Он где-нибудь в лесу украдкой
Следит, сгорбатясь за пеньком.
С лешачьей каждою повадкой
Я, как никто, давно знаком.

Сейчас появится наш ворог.
И верно, шум едва затих.
В кустах послушался вдруг шорох,
А следом чей-то сиплый чих.

- Лешак!? Он! Он! Никак простужен.
- Полазь-ка в сырости такой.
- Вот ты, голубчик, нам и нужен.
- Устроим суд тебе людской.

Лесник к губам приставил палец.
Все, как один, замолкли враз,
К земле на корточки припали,
Не отводя от дуба глаз.

А леший, видя, нет народу,
К костру запрыгал, как козёл.
Полез в казан, подув на воду,
Но ничего там не нашёл.

Зафыркав злобно, к дубу прянул,
Забегал, делая круги.
Случайно вверх на крону глянул
И вдруг увидел сапоги.

- Эге! Вот это будет кстати.
Сапожки яловые. Шик!
Полезу, надобно достать их.
Сниму обувку в сей же миг.

Ствол в два обхвата заграбастав,
Вдруг замер леший, как уснул.
Из кожи лезет, дышит часто,
А сам ни с места. Караул!

- Ну, вот и всё. Я утром рано
Ствол дуба вымазал в смоле, -
Сказал лесник. Берём смутьяна,
Попался крепко шурале .

Все обступили дуб громадный,
Лешак затравленно молчал.
Он был беспомощный, нескладный,
А взор смиренность источал.

Куда девалась прыть и сила.
Людская месть померкла враз.
- Что, доигрался? – лишь спросила
Беззлобно старая Ульмас.

Лесник заметил: «Мне сдаётся,
Своё кудлатый взял сполна.
Что ж, отпустить его придётся
Иль пусть сидит, за ним вина».

Взвыл бедолага, слёзы градом,
О ствол хвостом от страха бьёт.
- Освободи. Держать не надо, -
Решил народ. – Авось, поймёт.

- Ну что же, дерево придётся
Обдать немедля кипятком,
Не то смола не разойдется, -
Лесник промолвил со смешком.

- Ты что, ошпаришь супостата?-
Воскликнул кто-то. – Не беда.
Потерпит, шкура, вишь, лохмата,
А так не выйти никогда.

Ох, и вопил лешак, и бился,
Когда плеснули кипяток.
С большим трудом освободился
И, как безумный, наутёк.

Вздохнули разом все свободно.
А как смеялись на селе.
Да, долго в памяти народной
Жить будет леший – шурале.