Покет-сайз
Все вышесказанное наряду с форматом книг смело можно отнести также и к сырью, употребляемому для их производства. Громоздкие и неудобные фолианты прошлого давно стали пережитком старины: упивающиеся народной любовью, слишком долго те правили бал, поэтому потеряли бдительность, вследствие чего ими оказался пропущен важнейший узловой переход,
где они, совершенно беспомощно, застряли — чуть выше корней, у разветвления того генеалогического дерева, над которым со спартанской осанкой величаво раскинулась крона научных изобретений цивилизации, — тем самым не на шутку отстав от требований науки, от ее поступательного движения.
Разумеется, эта с каждым днем становящаяся все шире и шире пропасть невольно берется служить нам обнадеживающим предзнаменованием, за которым следует вполне логический вывод, что, повинуясь, наконец, «инстинкту самосохранения», дабы не исчезнуть полностью с лица земли и не превратиться в культурный атавизм, одиноко прозябающий под стеклом на музейной полке, не сегодня-завтра древесная книга просто обязана будет уступить место чему-нибудь принципиально новому. И здесь нет ничего непривычного, революции в этом направлении происходили регулярно: ведь и до бумаги у древних людей был в использовании папирус, который сменил собою пергамент, а до него искра творчества первобытного человека увековечивалась в камне. Материалы, применяемые в книгопечатании, безвозвратно устарели, и чтобы составить конкуренцию гаджетам, им придется и дальше эволюционировать; бумага слишком марка и непрочна, а для повседневного ношения в кармане брюк необходимо изящное компактное изделие не толще смартфона, но при этом неожиданно крепкое. Идеальное сравнение — портсигар, внутри которого заместо сигарет — сотня-другая тончайших металлосинтетических страничек. Сразу всплывает в памяти найденный Спендером филигранной работы томик из «Марсианских хроник» Рэя Брэдбери: «...медный переплет, тонкие, как папиросная бумага, серебряные листы, разрисованные от руки чернью и золотом», — элементы куда более подходящие, чем опилки и целлюлоза, чтобы с несгибаемостью оловянного солдатика служить долгоиграющим эхом в деле освещения темных закутков культуры. Эхом, которое без устали способно будет доносить через века заботливо переложенные с нотной грамоты на язык идиом и деепричастных оборотов мелодии, что зашифрованы для нашего уха в неувядающих творениях литературной классики... Это ли не есть особое счастье — быть обладателем столь стильного автономного чуда, чей срок годности, по-видимому, рассчитан на дни жизни Мафусаила*, а терапевтические возможности обещают мгновенное расслабление нервной системы независимо от времени, места и погодных условий. Подобно улитке, повсюду влачащей за собой свою раковину, чтобы при малейшей опасности завернуться калачиком в ее уютную спираль; или нарциссу с его непременным атрибутом — зеркальцем, позволяющем ему, в миг душевного сомнения, отыскать под притихшей озерной гладью того, у самого дна свое утрачиваемое сознанием великолепие, и этим вновь обрести былую полноту сил, — ах, какое богатство еще нужно, когда, в унисон со словами мудреца, дошедшими до нас благодаря трудам римского императора, можно было бы абсолютно искренне, не покривив душой сказать тогда про себя: Omnia mea mecum porto!**
_________________
* Мафусаил — согласно Библии, один из праотцов человечества, прославившийся своим долголетием: он прожил 969 лет.
** Omnia mea mecum porto — Всё своё ношу с собой (лат.) — достаточно распространённая крылатая фраза Цицерона.
Свидетельство о публикации №121082300338