Хорошие собаки Шарль Бодлер перевод с французского

М. Джозефу Стивенсу

Я никогда не краснел, даже перед молодыми писателями своего времени, за то, что меня восхищает Бюффон; но сегодня, ни душу этого портретиста величественной  природы, я призываю к себе на помощь. Нет. Отнюдь, не её.

Намного охотнее я взываю к Штерну, и скажу ему: «Спустись с неба, или подойди ко мне с Елисейских полей, чтобы вдохновить меня услужить хорошим собакам, бедным собакам, песней, достойной славы твоей, сентиментальный шутник, несравнимый шутник! Вернись верхом на своём знаменитом осле, что всегда сопровождает тебя в памяти потомков; в особенности то, что этот осёл, не забывая о поклаже, аккуратно придерживает губами своё бессмертное миндальное печенье”.

Долой академическую музу! Мне нет дела до этой старой недотроги. Я призываю музу, которая вхожа в мой дом, горожанку, полную жизни, которая поможет мне воспеть хороших собак, бедных собак, собак того помёта, который все отвергают, как зачумлённых и паршивых, за исключением тех бедных, с которыми они связаны, и поэта, который смотрит на них братским взглядом.

Моё «фи» собакам пижонам, что бросаются с четырёх ног, догу, кинг-чарльзу, мопсу или шельме, что довольна собой, и, бросаясь неосторожно в ноги или на колени посетителя, ожидает непременно ему понравиться, беспокоится как ребёнок, как содержанка далеко умом не ушла, иногда раздражённой и наглой становится, вроде слуги она! Моё «фи» особенно этим, вытянутым на четырёх лапах, пугливым и праздным, мы их прозвали левретками, на поверку в узких мордах не хватает чутья, чтобы  идти по следу друга, в головах уплощенных при этом, для игры в домино хватает ума!

Всех утомительных паразитов сгрёб в одну конуру!

Пусть они возвращаются к себе на шелковистую и мягкую подстилку! Я воспеваю грязную собаку, бедную собаку, бездомную собаку, собаку бродячего акробата, собаку, чей инстинкт как у бедных, богемы или гистрионов Древнего Рима, и чудесно подстёгивается необходимостью, это ли ни хорошая мать, она настоящая покровительница разума!

Я пою бедствующим собакам, то есть тем, кто блуждает, покинутым, в извилистых оврагах огромных городов, и тем, сказавшим покинутому человеку,  мигая своими остроумными глазами: «Возьми меня с собой, и из двух наших бедствий мы возможно, мы станем своего рода счастьем!».

«Куда идут собаки?» - задавался вопросом Нестор Рокеплан в своём бессмертном фельетоне, что теперь забыт, и который только я и, возможно, Сент-Бёв, все еще помним сегодня.

Куда идут собаки, спросите  Вы, беспечные люди? Они идут по своим делам. Встречи по делам, встречи ради любви.

Сквозь туман, сквозь снег, через навоз, на сильной жаре, под проливным дождём, они идут, они приходят, они бегут, проскакивают под экипажами, возбуждённые блохами, страстью, необходимостью или обязанностью.
Как мы, встают рано утром и ищут свой путь в жизни, или бегут к своим удовольствиям.

Есть некоторые, что спят в руинах пригорода, и те, что приходят каждый день в установленное время со спортивным интересом к дверям кухни Пале-Рояль; другие, прибегают группами, из мест более чем за пять лье, к благотворительной трапезе, подготовленной какими-то шестидесятилетними девственницами, чьи незанятые сердца отданы животным, потому что люди в них больше не нуждаются.

Другие, словно коричневые негры, сходят с ума по любви, и уходят на несколько дней, их работа приехать в город, порезвиться в течение часа вокруг красивой собаки, немного неряшливой в своем туалете, но гордой и благодарной.
И все они очень точные, без записных книжек, записок и кошельков.

Знакомы ли вы с размеренной жизнью Бельгии, и восхищаетесь ли как я, этими сильными собаками, запряженными в тележку мясника, доярки или пекаря, что своим торжествующим лаем свидетельствуют о гордом удовольствии, о попытки соревноваться с лошадьми?

И вот двое, что принадлежат более цивилизованному миру.  Позвольте мне войти в комнату бродячего акробата.  Кровать из крашеного дерева, штор совсем нет, накинуты одеяла, пятна от клопов, два стула в цвет соломы, одна чугунная сковорода, один или два сломанных музыкальных инструмента. Да! Унылая обстановка.

Но посмотрите, я вас прошу, вот два разумных персонажа, одетые в одежду, потрёпанную временем и столь пышную, они одеты как трубадуры или как солдаты на службе, исполнены внимания, это работа без имени, что-то готовится на плите, в центре которой длинная ложка, поставленная вертикально как мачта, объявляя, что закладка завершена.

Разве это не правильно, если эти рьяные комедианты отправляться в путь, подкрепившись этим наваристым и плотным супом? И я не прошу у Вас проявить сочувствие к этим бедным дьяволятам, которым приходиться сталкиваться весь день с безразличием общества и несправедливостью директора, который всё толстеет и ест в одиночестве больше супа, чем все четыре комедианта?

Сколько раз я размышлял, улыбаясь и трогая этих философов на четырёх лапах, услужливые рабы, покорные и преданные, которых словарь республики мог бы так же определить хорошими служащими, если бы республика, так занятая счастьем человечества, нашла время отдать должное чести и достоинству собак.

И сколько раз я думал, что может где-то есть место (кто знает после всего, что было?) вознаградить эту храбрость, такое терпение, и тяжелую работу, рай специально для хороших собак, для бедных собак, обездоленных и безутешных. Сведенборг уверенно утверждает, что существует один рай для турков, и другой для голландцев.

Пастухи Вергилия и Феокрита ожидают за свои песни в соперничестве хорошего сыра, флейту от лучшего мастера, или козу, исполненную молоком. Поэт, который воспел бедных собак, получил в награду красивый жилет, однотонный, дорогой и неброский, напоминающий про осенние лучи солнца, красоту зрелых женщин и лето в Сен-Мартен.

Никто из присутствующих в таверне на улице Вилла-Эрмоса не забудет, с какой раздражительностью художник снял свой жилет в пользу поэта, поскольку хорошо понял, насколько верно и правильно петь про бедных собак.

Подобно тому, как величественный итальянский тиран в хорошие времена предлагал божественному Аретину, либо кинжал, обогащенный драгоценными камнями, либо придворный плащ, в обмен на драгоценный сонет или любопытное сатирическое стихотворение.

И всякий раз, когда поэт одевает на себя художником подаренный жилет, он вынужден подумать о хороших собаках, философских собаках, о лете в Сен-Мартен и красоте очень зрелых женщин.