Яма. гл. 29

29

Кавказский дружок, прочитав наставленья;
Студент в коридоре остался один,
Сковало двойное его настроенье,
Застряло оно в нём как будто бы клин,

Оно расслабляло, а то поднимало
В душе его жизненно важный процесс,
Обычную жизнь как бы о;тодвигало,
А в мыслях оно иногда пропадало,
Всё больше другое тянуло на вес.

Все мысли и чувства спокойную ясность
Рождали в хрустальной нирване ответ,
Долой холостяцкую, глупую праздность,
И прелесть томленья увидела свет.

Он знал, понимал, ему надо вернуться,
Проверить, как Любу устроил ли быт,
Но он вдруг решил от сего увернуться,
Возврат его к Любе уже им закрыт.

Вот баба прошла, на плечах – коромысло,
На них – два тяжёлых ведра молока,
А бёдра, качаясь, и как бы по смыслу,
От поступи плавной довольно ритмично,
В движениях тела была красота.

И та красота всколыхнула желание,
Нежданно, негаданно бабу иметь,
На Любу включилось его всё внимание,
Но, также, с тем вместе, во всём понимание,
Нельзя свои чувства на том разогреть.

Что чувства растут, созревая не сразу,
Они, как плоды у растений цветут,
А чувства его к предстоящему часу,
До их созревания пусть подождут.

Все чувства, как сентиментальные слёзы,
Цветут, опадая с плодов на цвету,
Бывает, рождают они и курьёзы,
Бывают они и настолько серьёзны,
В любом этих случьях рождая судьбу.

Он двигался дальше, попал в круг веселья,
И был вовлечён приглашеньем к столу,
Но всё ж отказался попробовать зелья,
Не мог в это час быть на этом балу.

Покинувши вдруг эпицентр разгула,
Спешил он домашний наладить уют,
Иметь в этой хате хотя бы два стула,
И тем обеспечить нормальный приют.

Войдя в свою клетку, услышал дыханье,
Уставшей и спящей подруге своей,
Он помнил недавнее с ней расставанье
И неуважение выразил ей.

Да, просто покинул её, не сказавши,
Куда и зачем, и когда он придёт,
Она же – усталая, ночь всю не спавши,
Казалось ей, скоро Лихонин войдёт.

Уснула бедняга, его не дождавшись;
И вот, у кровати стоит он над ней,
Он, глядя на спящую и растерявшись,
Спросить бы, не надо ли что-нибудь ей.

Рука одна, голая, при;мкнута к телу,
Другая – лежит у неё на груди;
Душа его словно как песенку пела:
-- Её ты не трогай и не разбуди.

Дышало глубоко здоровое тело,
Оно было ровно, глубоко, чисто,
Почти ароматно, оно словно пело;
Лишь день начинался, и было тепло.

Провёл он пальца;ми весьма осторожно
По голой руке и погладил ей грудь,
И, стоя пред нею, насколько возможно,
Посмел лишь всей грудью немного вздохнуть.

Он сам испугался своих же всех действий:
-- Я только хотел у неё лишь спросить,
Удобно ли спать было ей в этом месте,
Желает ли чаю она ли попить?

Но Люба проснулась с манящей улыбкой,
И жаркой красивой своею рукой,
Обняла студента, всего, и так крепко,
Он даже и ног «не нашёл» под собой.

-- Иди ко мне, милый, тебя я всё время
Ждала, в ожиданье – сердита была,
Сниму я с тебя непонятное бремя,
Чтоб ты не считал, что с тобою – беда.

Нормальный мужик ты, родной мой, учёный;
Лихонин противился, трясся он весь,
-- Видать, дорогой, ты – ещё «не крещёный»,
Давай вместе снимем с тебя эту спесь.