О дебоширах, маковом отваре и вытрезвителях

О дебоширах, маковом отваре и вытрезвителях.

Вино издревле относилось к продуктам питания. Водку придумали  капиталисты - для эксплуатации рабочего класса, ибо она по себестоимости в сто раз дешевле вина, но покупается рабочим людом за дорого (это из Энгельса).

Не буду напоминать, что пили на Руси в избах, а скажу, что народу стал навеливать капитализм: водку, конечно! Но мужик не спешил в кабак - расстаться с деньгами. Лучше дома что-нибудь сварганит горячительное. Надо переломить мужика! И вот, в сопровождении жандармского урядника, ставят в центре деревни ведро с водкой, тут же ковшик, подходи пей бесплатно, отучайся от домашнего зелья. Это исторические факты, конец 19-го века. Переломили, потом революция, раскулачивание, трудодни, и оставалось только пить... И так до сих пор, пожалуй.

Водка в СССР была одной из главных статей государственного дохода, имела отменное 40-каградусное качество и чистоту. Помню, при Брежневе её подняли с 5-ти - до 10-ти рублей за пол-литра (средняя зарплата в промышленности 180 рэ).

Приходилось упорядочить употребление: только в торжество, не когда попало. Помню, стало меньше пьяных, а кто хотел - пил, как до повышения, да приговаривал: "Передайте Ильичу: нам и это по плечу!" Сейчас водка дешевейшая и безобразная по качеству... Но пойдём дальше.

Мой прадед Ефим Алексеевич Попов (род. в 1846, умер примерно в 1915) - в 1870 был взят из д. Черемховой в рекруты на 25 лет, но в 1877 рекрутчину отменили. Ефим участвовал в Русско-Турецкой 1877-1878, потом в Русско-Японской 1904-1905. Защищал Порт-Артур (был унтер-офицером, военным картографом с личной печатью), в Черемхову шёл пешком три года, пришёл в 1908-м. К чему я о прадеде? - А вот к чему:

Получив военное образование, участвуя в войнах, общаясь с офицерами, проявляя ответственность, Ефим выработал железное правило: делу время, потехе (выпивке) свой час! После Порт-Артура, сидя на лавочке у дома, высокий старик Ефим вставал навстречу идущему пьяному (пьяным):
- А ты почто пьяный не в праздник?!..
- Ты чего, дед? Сиди на своей лавке, какое-тебе дело?..
- А где ты бывал и что ты видал, чтобы мне так отвечать?! Я вот сейчас сгребу тебя (вас) - да в Белоярку отвезу к уряднику!..

Пьющие в буднее время - обходили дом Ефима, горланили в других улицах, а в праздник сам Бог велел... Скажем так: деревенская общественность (в лице, например, Ефима) старалась "удержать на поводке" пьянку в деревне, которая разрасталась вместе с ростом новых советских поколений: и в городе пролетариат, и в деревне он же, "которому нечего терять кроме своих цепей", и пропить нечего...

Работа круглый год, летом без выходных, не уедешь, как "в стары годы", на лошадке всей семьёй за Камышево на три дня к Масляному Ключу (там бочку грибов насолят и поставят на телегу, ягод наберут сушить, черенков разных нарубят). Пировали в советские праздники: 7 ноября, 5 декабря День Конституции, Новый Год, 8 марта, 1 мая, в июне "Массовка" (Борозда, Отсевки).

Однажды черемховцы (после войны) массовку организовали в Кузинском лесу, шофер на полуторке повёз туда по Кузинскому Логу, машина перевернулась, отделались визгом, кроме одного старика, его задавило. Все ворчали, мол, лет уж не сосчитать, а надо с молодыми, со всеми пировать поехать! А молодые (примерно за тридцать) веселье устраивали по очереди: сейчас у этого, в следующий праздник у этого... Перехожу к дебоширам.

Несколько раз кампания собиралась у нас (у моих отца и матери), считали, сколько придёт, как усадить. Расскажу о первом "дебошире": это Анатолий Руфанович. После второй-третьей рюмки он начинал метать искры в сторону жены, сжимал кулаки, матерился, потом геройски вскакивал, но т. Лиза уже хлопнула дверью и бежала домой, он - за ней. И они уже не возвращались. Полагаю, что д. Толе хотелось поревновать, да не за что, и он ревновал как бы "искусственно", разряжая лишнюю жизненную энергию. Поэтому один раз, когда не хватало места для одной пары, отец резюмировал:
- А и не надо! Тольша с Лизой всё одно сразу же убегут...

Второй дебошир - это Иван Андреевич (не буду называть фамилию). Ему, возможно, было за что ревновать, но материться, сжимать кулаки и метать искры на жену он начинал не сразу, а к концу застолья или даже только на второй день. Притом не наступал, а "кипятился" на месте, мешая остальным пировать, петь и плясать. И мужики, сговорившись, связывали Ивану руки и ноги, садили у порога, рядом со столом в прихожей, садились попивать и в очередь подносили стопку и закуску Ивану, потом папироску. Вели мужицкий разговор, Иван тоже участвовал, как будто и не связан был по рукам и ногам. Просил развязать, но мужики просили посидеть ещё, поостыть...

В домах завсегда был готов мак, и в особо критических случаях бабы заваривали полстакана мака, выпаивали дебоширу, и тот спал беспробудно больше суток, не мешая никому веселиться. Шурин отца Антон (д.Соколова) имел привычку не ложиться спать, всю ночь переступал через лежащих на полу: то к окну шагнёт, то к входной двери, при этом беспрестанно поёт. Это примерно походило на то, как если бы вы не выключили на ночь радио. Все знали эту черту Антона, ему не пеняли, утро начиналось обязательно с ухи, потом в полдень чай со сладкими (намазанными) пирогами и кральками.

Всем "пьяным собранием" ходили по деревне с баяном, пели песни и частушки: они дома, в родной деревне, в родной стране... И никакой машины из вытрезвителя.

Другое дело город.  Осень 1968г. Проводили в армию друга. Вечером стоим у Совкино (Свердловск) с Серёгой (из д. Черемхова), ждём троллейбус - доехать до родителей парня, ночевать. Я на 4-м курсе техникума, как вести себя в городе - знаю, а Серёга что-то наклюкался, расписался, сел на сугроб. Я не трогаю, где этот проклятый троллейбус?.. Через улицу милиция Кировского района (я там получал паспорт), выходят двое в штатском, а я как раз хотел поднять Серёгу. Но тут же отпустил, отошёл в толпу, так как эти двое пошли через улицу сюда. Они поманили меня пальцем: мол, видели, что ты с ним, помоги довести до милиции, и уйдёшь... Как бы не так! У меня был студенческий, комсомольский, пропуск в общагу, пропуск на завод: я засветился и попал потом на 15 рублей, а Серёга устроил концерт: "Я из деревни Затычкино (какой отродясь на Урале нет), мать пьяница (ревёт!), я с детских лет на ферме с вилами..." Это всё он причитал на коленях. Так и записали, и он на 15 рублей не попал. Умней меня оказался.

Нас отвезли под баню на Первомайской, в Главный вытрезвитель Свердловска, мне поставили на плечо зелёнкой "41", Серёге - "40". Народу - тьма. Пьяных мало. Я обратился к старшине, мол, а где вытрезвляющие услуги? Он подвёл меня к кабинке типа телефонной будки, я вошёл туда, дверь закрылась, а старшина открыл кран. Снизу вверх, от ног до плеч, в меня брызнули холоднющие струи воды из множества трубочек, так что меня как бы приподняло. Старшина закрыл кран, спрашивает в иллюминатор: "Хватит?" Но я дал сигнал продолжить, и старшина открыл кран уже надолго, пока я не стал долбить в дверь. Нас с Серёгой определили в разные "палаты" (продумано), в шесть утра отпустили, мы пошли ко мне в общагу спать. У меня начался жар, днём я сходил в медпункт, дали справку об освобождении от занятий на три дня, таблеток. Три для я был в кровати, выздоровел.

А потом и нас позабирали в армию. Стоило ли государству будущих солдат, как горьких пьяниц, пронумеровывать в вытрезвителе?.. Если мы родились и доросли до 18-ти в деревне, в учёбе и работе, мы бы не пропали и без "двоих в штатском". Но воле Бога лучше подчиняться.

...Прошло 15 лет. Я учитель истории/обществоведения/права в школе №51 (возле к/т Современник). Конец первой четверти, первой моей четверти в городе, где в классах по 43 человека. Устал, впереди 7 ноября... Дома заглянул сосед с бутылкой красного, он с севера области, тоже "чё-почё". Посидели, поехали на трамвае в ЦГ (центральный гастроном) ещё за одной - от меня теперь. Стою с чеком уже в очереди у прилавка, Алексей сосед прохаживается возле. А вдоль очереди снуют человека три, пацаны, принюхиваются, близко рожи свои подсовывают, и вот подходит ко мне сержант, мол, от вас вроде попахивает. Фу ты ну ты, трагедия! Вынюхали! "Придётся проехать..." А я бутылку уже отдал Алексею в сумку. Когда меня "повязали", двое пацанов (помощников "патруля") подступили и к нему, но он рванул из винного отдела, как молодой страус. Меня в машину, а Алексей? Читайте дальше.

Алексей запрыгнул в трамвай на Луначарского, погоня - тоже успели в трамвай, два пацана: Алексей ли им нужен, или бутылка? На публике не подступают, следят. На Пионерском посёлке Алексей выскочил и рванул в свой подъезд, к нашим квартирам, погоня по пятам, стукнул в мою, жена открыла, пропустила Алексея, а парням перегородила путь...

А я попал в подвал у Парфюмерки. "Оформили", раздели, сижу в камере/палате на крайней к двери койке. Видимо, не хватало два-три человека "до плана", и "вынюхали" в винном отделе ЦГ. Напротив тоже молодой человек интеллигентного вида, разговорились: он артист ТЮЗа. Отметили в кафе премьеру шампанским, вышел - "вынюхали" тоже! Спрашиваю его, знает ли он монолог артиста Сатина из пьесы Горького "На дне"? Мы ведь теперь тоже в ночлежке. Молодой мужчина отвечает словами Сатина: "Человек... Это звучит гордо!.. Выпьем за человека, Барон!.." Мы смотрим друг на друга и смеёмся.

Палата длинная, почти все уже в горизонтали. Двое пьяных оболтусов идут от койки к койке, спрашивают закурить. у всех всё отобрано, бьют по физиономии, будят следующего. Говорю артисту, мол, так и до нас очередь дойдёт. Сейчас я подойду к ним и по-командирски гаркну спать! А ты будь наготове, чуть чего подскочишь.
- А ну, быстро спать, и чтобы даже звука я не слышал!
Оглянулся: артист стоял у койки. Эти двое, на удивление, быстро улеглись по местам. А мы, учитель и артист, ещё часа два болтали об искусстве, о детях-школьниках и детях-зрителях...

Утром нас долго "не одевали", не отпускали. Наконец приступили "к отгрузке", выдавали одежду, мы одевались и подходили к стойке, за которой сотрудник должен был нам отдать документы и личные вещи. За стойкой один милиционер валялся на полу в блевотине, второй обнял залитый вином стол, на столе недопитые бутылки (наотбирали), и журнал какого-то учёта (нас, видимо). Очередь уже заорала, девятый час! Сотрудник услышал мою фамилию, ткнул палец в журнал: "А! Учитель... Эх, учитель, всю постель обоссал..."

Тут дверь "вытрезвителя" резко открылась, вошёл капитан, стал толкать, пинать своих подчинённых, сидевшего отшвырнул, стал сам выдавать документы и отпускать "по журналу", а своим "назидательно" орал: "Суки! Им же кому-то на работу в восемь" А уже полдевятого. Ну я вам задам взбучку!.."

Полдевятого. На улице свежо. Идём с артистом по Студенческой к Малышева, на трамвай, плюёмся в стороны... Я не стал суетиться, чтобы "не пришло на работу", разозлился. Пришло. Директриса поняла, но оставить в школе не могла, помогла с переводом в другую.

А вот картинка из 1923 года. В Питер из эмиграции вернулся писатель граф Алексей Николаевич Толстой. Из его воспоминаний: в Питере оживлённо. На тротуаре сидит спиной к стене мужик, пьяный, палец вверх: "Я - слесарь!!!" - "Да слесарь, слесарь..." - успокаивают прохожие. Подходит милиционер, видит картину, останавливает извозчика: "Вези его домой. А ты, слесарь, где живёшь-то?.." Извозчик затаскивает слесаря в тарантас, кричит милиционеру: "А кто заплатит?" - "Вези. Жена заплатит". А сам писатель был с юмором: на его квартире была табличка "Гр. Толстой" (то есть "Гражданин Толстой", но можно было прочесть и как "Граф Толстой". А жившая с ними старая экономка спрашивающим Толстого отвечала так: "Их сиятельство в райком ушли..."

В те поры слесарь работал со своим, купленным на базаре инструментом, получал большие деньги, мог один прокормить и неработающую жену, и десять детей... А вот картинка из семидесятых, когда понаделали в подвалах вытрезвителей: Уралмаш (район), две женщины вечером ведут под руки мужчину из гостей, может, тоже слесаря. Останавливается "воронок", два милиционера подбегают и ну выхватывать мужика из рук женщин. Но те подняли такой визг, так замахали руками, что служивые отступили (найдут в другом месте, не хватает "клиентов" до "плана", но бомжа из канавы не подберут, конечно).

Сейчас хотят вернуть вытрезвители. Ни в какой форме не верю в эту затею. Есть полиция и медицина: помогайте за "хорошие" деньги, каждое ведомство по своему профилю действий, да и тех, кому надо будет помочь - не громадные толпы, если специально не "вынюхивать" граждан. Хорошо в деревне: никогда не будет вытрезвителей. Наливай, Барон! Выпьем за человека!

(P.S. Если я кому-то нанёс разрушительный моральный урон - прошлым ли поведением, сегодняшними ли воспоминаниями, - искренне прошу извинения, как искренне извинились Хинштейн, Витас, Галкин младший, некоторые другие).