И кострами мне осень кадит

АвгустОвское вёдро да пьяной пурги круговерть.
Что там даль обнажила и что схоронила опять?
Словно пропадом всё, словно нету, о чём пожалеть,
только жизнь не умеет без грусти себя вспоминать.

Я ещё не зарыт, и кострами мне осень кадит.
Так не черкайте накрест по холмику землю мою.
Запрокинусь ли в небо лицом, я ещё не забит,
и за всю за нелёгкую сам я себя отпою.

Отпою за безбожье, слепую весеннюю страсть
и томительный свет запоздалой лампады во мгле...
А других наберётся, кому веселее проклясть
и азы открывать, заходясь в очистительном зле.

Но куда с этой дрожью в святые да в правды ушкО
и тяжёлому взгляду - в заоблачный синий прогал?..
Мы засыпаны будем, и встанет курган высоко,
где пройдётся по Родине нашей эпохи обвал.

               *   *   *


На горестной земле под красною звездою,
на доблестном пути, который без креста,
не прячь меня, мой век, я ничего не стою,
от тайных тайн твоих душа моя чиста.

И если мир похож на некий рынок птичий,
где всякое живьё - с ценой и ярлыком,
затем, чтоб не пропасть средь человечьей дичи,
наверно, лучше б здесь пристроиться щенком.

О, как она тонка, небесная опека,
коль всё переломил неписаный закон,
что нету ничего дешевле человека,
но страшно, если б он был в цену оценён!

И этот скрытый торг не поимеет срама
с уценкой отработанных старух,
не обернуться им развалинами храма,
который от греха поднимут из разрух.

Забьёт ли здесь потом услада колоколен
и загудит ли хор про вечную юдоль,
не этой лепотой жестокий край отмолен,
а теми, кто унёс безропотную боль.