Сердце, глупое, смотри!

Я столько всего написал, а что толку? Его не продать, на бумаге так много боли. Персты на листах, и ноги свешены с полки, вагона, что едет на юг, увозя прочь от воли. Что же сердце, дурное, не бьешься, не гонишь кровь? Что застыло безмолвно и вовсе не бредишь? Что ж ты глупое, обожглось и вновь все вскрываешь, да так — не залечишь. Что ж ты замерло и не заводишься? Что же гибнешь, сгниваешь внутри?

Мимо маков мой поезд проносится. Сердце, глупое, смотри! Посмотри! Что ты видишь? Что видело кроме страха? Что ты знаешь пОмимо лжи? От чернил вся измокла в тетради бумага, проезжаем сейчас поседевший Берлин.

Пар струится, по стеклам настырно ливень бьет и грохочет гроза. С каждой милей в душе все пустынней. Закрываю больные глаза. И сквозь сон вижу я тени дней, что иссякли, что выбились в пену. Зеркала и десятки огней моей родины, чудом не ставшей мне пленом.
Вижу я одичалость и грусть, что таятся во мне с малолетства.


Мой стакан, что всегда полупуст, вдруг пустеет, ну наконец-то.