В мир пришел человек

Есть три истории, которые я особенно люблю. С трепетом подслушиваю их у незнакомцев, а у знакомцев – выпрашиваю снова и снова, потому что повторение только усиливает красоту сюжета. В них нет никакой практической пользы, но есть необъяснимая, покоряющая меня сила. В этих трёх историях – вся жизнь.

Три истории: встреча с Богом, встреча с любовью, встреча с новой жизнью. И сегодня я расскажу вам одну из них.

Моя беременность была тихой и мирной. Тело уверенно работало над созданием нового человека, а я – удивлённый наблюдатель Божьих чудес – просто жила. Меня не беспокоили ни токсикоз, ни отёки, ни переменчивость настроений. В женской консультации, в которую я ходила, ко мне испытывали добродушное равнодушие. Врач не сообщала мне ничего нового, кроме веса, который за всё время увеличился на 15 килограммов. На первом приёме это равнодушие вызвало у меня грусть, но, поразмыслив, я решила, что равнодушие – гораздо лучше запугивания страшилками. Поэтому я со спокойной радостью взяла на себя ответственность за принятие решений и стала погружаться в не ведомую раньше область акушерства.

Небольшую тревогу во мне вызвало только последнее посещение врача: резкий скачок веса и давления, «преэклампсия» в графе диагноза, направление на госпитализацию. При малейшем ухудшении состояния я была готова ехать в больницу, но мне было хорошо, а покидать свой дарящий спокойствие мир просто так мне казалось неразумным. В состоянии прислушивания я прожила ещё 2 недели, но внутри меня всё было по-прежнему. Малыш готовился. Я ждала.

Роды начались в 42 недели и 2 дня. Был обычный день: мелкие бытовые дела, кефирные блинчики, приятная аудиокнижка на фоне, уже привычный для моего положения физический дискомфорт. Боль схваток проникла в меня незаметно, но вскоре мне без малейшего сомнения стало понятно, что это ОНО. Тело, посмеявшись над моим беспокойством пропустить начало родов, не жалея себя взялось за завещанный Богом труд.

«Кажется, началось, но, если нет, ты не огорчайся, ладно?» – сказала я пришедшему домой мужу. Смешно, но почему-то в ту минуту я больше всего переживала напрасно обнадежить его, уже с 38 недели ожидавшего встречу с сыном. Но муж, не раз в малейших подробностях обсуждавший со мной процесс родов, никак не выдал своего радостного волнения (которое сопутствует каждому важному, даже очень тщательно продуманному, событию), а просто пошёл скачивать приложение для счётчика схваток.

Около 4 часов мы провели вдвоём в нашей затаившейся в ожидании чуда квартире. Тёплая ванна, легкий массаж, техники дыхания, поиск удобной позы – трудно сказать, помогло ли мне что-нибудь из этого списка. Муж, желающий хоть чем-то мне помочь, высчитывал интервалы схваток, но мой организм творил жизнь в творческом беспорядке, не обращая внимание на положенное в учебниках время. Наверное, я бы ещё долго медлила принимать решение об отъезде, но муж уже заварил мне послеродовой чай, спустил несколько недель назад собранные сумки и позвонил своему имеющему машину однокурснику. Впереди была часовая дорога из Сергиева Посада в Пушкино.

В полночь мы приехали в роддом. Муж остался ждать в коридоре, пока дежурная врач осматривала меня, а я, неуверенно державшая ручку, но послушная бодрому голосу медсестры, подписывала бумаги. Раскрытие оказалось всего 2 см, но для первого раза всё шло довольно быстро (уже через 5 часов мы встретились с Давидом), поэтому меня сразу решили положить в родильную палату. Я вышла к мужу забрать сумки и попрощаться. После он рассказал, что только в эту минуту понял, что оставляет меня одну, и почувствовал себя чуть ли не предателем, бросающим напарника в самый ответственный момент. Для него эта ночь стала ночью молитвы. Для меня эта ночь стала ночью труда.

Я всегда знала, что рожу ночью, когда суета жизни будет поставлена на паузу. Так всё и произошло: меня привели в тихую палату, подключили КТГ и оставили одну. Я лежала на жёсткой кушетке в тихой палате под колючим одеялом. Рядом были фитбол и телевизор (после мамочка из моей палаты расскажет, что во время её родов включали шум моря), но мне они не пригодились. Я лежала с закрытыми глазами, изредка смотрела на часы с медленно ползущей стрелкой, писала мужу смски не попадающими в буквы пальцами и ждала.

Минуты переливались в часы, монотонная боль схваток перетекала в острую боль потуг. В палату стали заглядывать чаще. Прокололи плодный пузырь, из которого малыш передавал мне приветы, стуча ножками по животу. «Помоги ему», – говорили женщины в белых халатах, и я, читая на их лицах уверенное спокойствие, старалась слушаться, хотя мои действия мало что меняли. Потуги длились уже час, и, заметив легкое неодобрение на лице склонившейся акушерки, я спросила: «Смогу ли я родить без разрезов?» И она ответила: «Нет, головка слишком большая». Это «нет» вызвало во мне какое-то разочарование в самой себе. Я так хотела сдать этот жизненный экзамен на «отлично», но вдруг оказалась беспомощной перед лицом действительности. Я, так любящая и ждущая, не могу помочь ему родиться…

Наступил кульминационный миг, который мой мозг записал в замедленной съёмке: прохладный металл, освобождающий дорогу малышу, руки врача, давящие на мой живот, звонкий, как будто не мой, крик: «Не надо». Это было не больнее, чем всё предыдущее и последующее. Но почему-то именно это воспоминание впитало всю мою боль.

После головки за одну лёгкую потугу родилось тело, и через мгновение сын оказался у меня на животе. Первое чувство – удивление – вырвалось наружу наивным вопросом: «Давид?» Так вот ты какой, мой внутренний пинатель. И, хоть я никогда не видела новорожденных, я была удивлена его большим размером, густой черной шевелюрой и посиневшими ладошками.

Часто физическое противопоставляется духовному, обзывается низким и грязным. Но в родовой палате, наполненной физическим, было чисто. Ни легко вышедшая плацента, питавшая малыша, ни пуповина, похожая на закрученный телефонный провод, ни окрашенные в алый цвет простыни не нарушали этой чистоты.

В мир пришёл человек.

Врачи зашивали меня, но всё моё зрение и слух были обращены к стоявшему неподалёку столу. «57, 4300», – прозвучали в воздухе цифры, но я будто не поверила в них. Как же я родила тебя, маленький богатырь?.. И прежде чем врачи примерили принесённые мной комбинезончики (которые оказались малы), акушерка взяла мой телефон и сделала фотографию: сморщенный припухший человечек с синими браслетами на запястьях, удивлённая мама, лежащая на кушетке, карточка с цифрами, которые навсегда войдут в семейную летопись.

Следующие два часа, проведенные в родильной палате вместе с малышом, расплылись в моей памяти солнечно-золотым пятном счастья и облегчения. На время все сожаления утихли перед главным: мы наконец-то вместе, и с нами всё хорошо. Смутно помню, что позвонила мужу и родителям, что неловко пробовала кормить пыхтящего рядом человечка, что с помощью акушерки пересела в кресло на колёсах и, держа в руках туго запелёнатый свёрток, отправилась в послеродовое отделение.

Про три дня, проведенных в роддоме, можно было бы написать целую книгу. Но что бы там ни случилось, я уверена, что была в нужном месте и в нужное время. У меня есть неопровержимое доказательство: ведь нечасто в одной палате собираются три мамы Давидов, согласитесь?

Когда через 4 дня, показавшихся вечностью, я приехала домой, мне стало тепло, мягко и уютно. Рядом был муж, восхищающийся сыном и готовый ради нас на всё. Рядом была моя мама, качающая внука под молдавские песни и приносящая мне в постель теплый травяной чай. И тогда, свернувшись в клубочек под одеялом, я заплакала. О том, что могло бы быть, но милостью Божьей не случилось. О синих из-за двойного тугого обвития ладошках. О том, что ножницы, разрезающие человеческую плоть, такие приятно-прохладные. О катеторе в моей руке, с которым я ходила по роддому два дня, не находя нескольких минут для его снятия из–за ещё непонятного мне детского плача. О том единственном разе, когда я послушала чужие советы, а не своё сердце, и дала малышу не нужную ему смесь. О ноющих швах, которые окончательно зажили только через 3 месяца лечения. О хрупкости этой жизни, шумно дышащей у меня под боком. О том, что, возможно, я недостаточно хорошая мама, ведь хорошие мамы умиляются своим детям, а не плачут от беспомощности под одеялом.

Я плакала 2 недели. А потом незаметно, но уверенно, всё стало налаживаться. Выживание сменилось жизнью. Дуэт превратился в трио. Свобода выросла до полноты.

В мир пришёл человек…