Передрий Ольга. Аромат любви

Передрий Ольга Андреевна
Ставропольский край

Аромат любви

Майский вечер незаметно опустился на притихшую землю. Цветущая акация пьянит своим ароматом округу, пленяет непорочной чистотой белоснежных гроздьев, настраивает душу на лирический лад.
Сегодня акация правит бал на станичных улицах и переулках, заставляя быстрее стучать юные сердца и навевая сладостные воспоминания тем, кто когда-то повстречался со своей первой любовью под сенью ее  тенистых ветвей. И совсем неважно, когда это было – пять, десять, тридцать или пятьдесят лет назад.
Сидя на завалинке, дед Алешка наслаждался густым вечерним ароматом. Закрыв глаза, он невольно перенесся на много лет назад и вновь ощутил себя молодым и красивым. Вдруг привиделось ему, как, ладно сидя на крупе своего Орлика, он спешит в ночное. Вспомнилось, как ранним майским утром торопится знакомой тропинкой к старому пруду, где у раскидистой ивы еще с вечера прикормлены караси. Чудесное, беззаботное было время. Казалось, весь мир лежит перед тобой на ладони и тебе все по силам.
Но пришла она, революция, а следом и гражданская война – и все изменилось. Раздор вошел в семьи и души людей, разделив на правых и виноватых, своих и чужих, белых и красных. В Алешкиной семье тоже пошли распри. Домочадцы были чернее тучи и обращались друг к другу только в случае крайней необходимости. Немудрено, что Алексей при первой же возможности спешил улизнуть со двора.
Чтобы не видеть угрюмых, обиженных и недовольных лиц станичников, паренек спешил за околицу. Вот и на этот раз его ободрил легкий степной ветерок, наполненный свежестью и едва доносившимся запахом акации. Юноша, подложив руки под голову, прилег на мягкую степную траву. Он ощутил  покой и умиротворение, будто и нет вражды и злобы на свете. Незаметно для себя Алексей задремал, а проснулся от жутких воплей, доносившихся из ложбины. Вскочив, он бросился на крики и остолбенел от охватившего его ужаса. Там, внизу, где несколько недель подряд стоял цыганский табор, было видно как днем. Пылали шатры и кибитки, люди, пытаясь найти убежище, в панике бежали, но их настигали всадники. Тех, кто хотел спастись от огня, догоняли острые шашки. Палачи не жалели никого: ни старых, ни малых. Кому помешали таборные? За что их постигла такая страшная кара? Эти вопросы крутились  в голове Алешки. Однако Алексей  понимал, что он не в силах  помочь обезумевшим людям, которых с каждой минутой становилось все меньше и меньше. Юноша упал на колени и принялся неистово молиться, прося Господа защитить беспомощных  и покарать обидчиков.
Сколько длилась расправа над цыганами, Алешка не помнил. Очнулся он лишь тогда, когда предрассветный туман своим легким покрывалом укутал землю. Юноша спустился в овраг. Его взору открылась жуткая картина, сопровождавшаяся сладковато-приторным запахом гари и свежей  крови. Смерть в своей ужасной маске уравняла молодых и старых, соединив всех в общей могиле. Напрасно бродил парень по табору, пытаясь найти хоть одну живую душу. Бандиты убили всех, а лошадей забрали с собой. Юноша поспешил с печальной вестью в станицу. Поравнявшись с крайней хатой, в которой уже давно никто не жил, он услышал слабый стон. Прислушался. Стон доносился из полуразвалившейся сараюшки. Раздвигая крапиву, Алешка направился к сараю и увидел лежащую под цветущей акацией юную цыганку. Из раны на шее тонкой струйкой стекала алая кровь. Кудрявые волосы красавицы были опалены пламенем. Изодранное платье едва прикрывало тонкий стан. Глаза были закрыты, и лишь слегка подрагивающие ресницы говорили о том, что девушка еще жива. Не раздумывая, Алексей бросился к станичному знахарю. Он наверняка знает, чем помочь девушке.
Дед Матюшка славился тем, что помогал хворым. Дружбу со станичниками не водил, жил бобылем. Хата его стояла на отшибе. Лечил  больных травами да отварами, примочками да словом Божьим. Кто-то считал его колдуном и верил, что он водится с нечистым. Матвея боялись и уважали в станице. Вот к нему и направился Алексей за помощью. Выслушав парня, знахарь, прихватив котомку, велел вести его огородами к раненой. Наскоро перевязав рану, лекарь попросил парня взять девушку на руки и перенести в хату. Затем он отправил Алешку домой, приказав держать язык за зубами, а сам остался с больной.
Не успел Алексей переступить порог родной хаты, как его скрутили дюжие казаки из белой сотни. Оказывается, пока парня не было дома,  была объявлена белым генералом мобилизация. Всех совершеннолетних и даже тех, кто моложе, поставили под ружье. Согласия не спрашивали, а в тот же день погнали на формирование в Баталпашинскую.
Закружила гражданская война Алексея, завертела. Был мобилизован белыми, потом перешел к красным. Воевал он геройски. Был смелым и отчаянным рубакой. В боях и походах окреп, возмужал, набрался ума-разума, стал не по годам рассудителен и мудр. Иногда в часы затишья вспоминал родную станицу, дом да девушку цыганку, которая осталась на попечении старого знахаря. Жива ли она?
Прошло время, и, демобилизовавшись, вернулся Алешка домой. Нерадостная картина встретила красноармейца. От той, прежней богатой станицы, почти ничего не осталось. За время войны многое изменилось на родной земле и в семье парня. Ушел в мир иной батька, так и не признав новую власть. Старший брат, попавший на фронт еще в четырнадцатом, вернулся домой без руки, средний сгинул где-то на Красных землях. Сеструхи-близняшки заневестились совсем. А маманя как будто еще меньше ростом стала. Все такая же сухонькая да шустрая. Всех ей жаль, до всего есть дело, готова с каждым последним куском поделиться. Хотя чем там делиться? От прежнего хозяйства только и осталась корова Зорька да пяток кур. «Но ничего, – думала мать, – все это дело наживное, главное, что сынок, Алешенька вернулся. Вот женим его и тогда заживем на славу. Он у меня такой видный да справный. Любая станичная девка бегом за него пойдет!»
Да, правду сказать, не одно девичье сердечко екнуло при виде Алексея. Только Алешке все невдомек, знай, по своим делам спешит. А спешил  он к  старому знахарю. Тот хоть и лечил других, а вот самому себе помочь никак не мог. Занедужилось Матюшке в последнее время. Ослабел старый совсем. Ноги еле передвигаются, руки дрожат. Только взгляд прежний – цепкий остался.
Алешку признал он сразу и даже ему обрадовался. « Я, – говорит, –  тебя, милок, давно поджидал. Боялся, что помру ненароком, да с тобой и не свижусь. А свидеться крепко надобно. Должон я тебе, Лексей, рассказать о Раде. Чай, помнишь девчушку цыганскую, которую когда-то ты после погрома таборного нашел?» У Алексея от этих слов почему-то аж в висках застучало. «Да, дедунь, помню. Жива ли она?» «Жива-живехонька, милый. Чего ей сделается. Выходил я ее да за племянницу свою в станице и выдал. Казачки, кажись, мне поверили. Да и как не поверить-то, коли у Радушки как у прирожденной казачки все в руках спорится. Что в поле, что в хате, что у печи – ей равных в работе нет. А как поет – заслушаешься. Соловей, да и только! А ну-ка, чуешь, как выводит! Видать, с поля домой торопится, родимая!»
Услышав вдалеке красивый, высокий женский голос, Алешка, не дослушав старика, стремглав бросился со двора. Пение слышалось все ближе и ближе. Он, поравнявшись со старой хатой, остановился под тенью цветущей акации. И вдруг как будто из-под земли перед ним появилась хрупкая девушка. От внезапности она, ойкнув, закрыла лицо руками. А когда опустила смуглые изящные ладошки, ахнул уже Алексей, навсегда утонув в омуте ее темных глаз. И только белая акация мирно благоухала, благословляя их своим ароматом любви и даря надежду на счастье.
Маманя Алешкина сразу сыновнему выбору не обрадовалась. Не о такой невестке она мечтала. Но что поделаешь, времена нынче не те пошли. Спорить с сыном не стала. Свадьбы как таковой у молодых не было. Так, расписались в сельсовете. Но как только Рада в мужнин дом вошла, словно солнышко в нем поселилось. И золовки невестку как родную сестрицу приняли. Да и матушка Агафья полюбила сношеньку. Сердцем возле нее грелась. Да и как не греться, не радоваться-то, когда у сына от счастья глаза светятся, когда дела спорятся. Через год молодые бабушке подарили внучка Васеньку, а потом и внученька народилась.
Рада то ли от природы своей цыганской, то ли от деда Матюшки помогать людям научилась. Кому отвар целебный сделает, кому сбор травяной подберет. Могла она кровь останавливать, боль зубную да грыжу заговаривать. Частенько спешили за помощью к ней станичные. Председатель колхозный поговаривал, что надобно ее в город отправить учиться на фельдшера. Да и Алексей эту мысль поддерживал. Но тут война пришла.  Алешку в первый призыв, в июне сорок первого, и забрали. 
И не думал никто никогда, что фашист на Кавказ придет. А ведь пришел, проклятый. Осенью сорок второго года и пришел. На постое обосновались в станице немцы да румыны. А тут закон германский вышел, что, дескать, евреев собираются переселять куда-то. А где им, евреям, взяться-то в казачьей станице? И случилось так, что Рада на глаза немецкому офицеру попалась. Увидел он ее и лопочет по-своему, дескать, «юде». Схватили ее солдаты. Она объяснить им пытается, что местная,  казачка станичная. А чернявая больно от того, что в поле много работает. Да какое там. Идолы над ней насмехаются. Люто издевались над бедной женщиной проклятые ироды. Как уж она от них вырвалась, неизвестно. Бросилась бежать за околицу, а оттуда в ложбину спустилась. Вот уж и  спасительные заросли на опушке виднеются. Тут ее пуля вражеская и настигла. Рада не успела даже вскрикнуть. Приняла она смерть неминучую на том самом месте, где  когда-то табор родной погиб. Закатилось солнце красное – нет больше на свете Радушки.
Свекровь, схоронив невестку, из последних сил держалась. Малых детушек обихаживала, ночей не спала, сама недоедала, а сироткам лучший кусочек берегла.
Прогнали с родной земли ворога. Победа в мае пришла, а осенью и Алексей вернулся. Помотало солдатика по свету. Припорошило голову серебром. Вернулся домой он с рукой покалеченной да с контузией. Тосковал по Раде своей крепко. Но держался, понимал, что детишек поднимать надобно. Частенько его видели у холмика, где супруга похоронена. Посидит, цветы полевые на могилку положит, поговорит с женушкой о чем-то своем да к деткам своим возвращается. Так и не женился Алешка после Рады. Сначала старушка-мать да сестры ему помогали. А потом он с сыном и дочкой сам приспособился  хозяйство, дом и огород вести. Работал ездовым в местной больнице.
Сынок Василий после десятилетки в военное училище пошел, офицером стал. Почитай уж полковник в отставке. А дочка доктором стала. Людям помогает, врач заслуженный.
Вот так и жизнь прошла. Старость на пороге. Вспоминая былое, казак Алексей не сомневался, что прожил он на этом свете не зря. Подарила ему судьба любовь настоящую, которая каждый день в жизни опорой была. А разве не счастье, когда дети, внуки да правнуки в гости нагрянут? Старшие на гитарах играют, песни поют, а молодежь цыганочку пляшет. Такой шум, гам, суета да веселье на подворье стоит, чисто табор цыганский. Голоса сильные, красивые, да глаза карие потомкам от бабушки Рады достались. А удаль молодецкая от деда казака.
И пусть разрастается род, начало которому положила цыганская и казачья кровь. Пусть зародившаяся когда-то под сенью цветущей акации любовь из века в век продолжается в потомках.