1 Глава. Пророк и человек-порок

По П. Губеру «Дон-Жуанский список А. С. Пушкина».

               

                "Но в сердце, бурями смиренном,
                Теперь и мир, и тишина…» Наверно!            
Очерчен жизни полукруг,
творений рукотворных
придя однажды в первый раз, как друг
судьбою заново для всех рожденных,
забравшись в душу гением для них –    
кумира жизнь пленительную прожил, 
все мироощущения и слабости в себе переумножил.
                Как первою любовью дорожим,
                неисчерпаемого  Пушкина в душе храним.


1 Глава: Пророк и человек-порок.

            Последний из гипербореев,
            отжаловался на брадобреев…   

Природой был запас ума,
энергии, здоровых сил заложен,
великолепная натура, но встревожен,      
что очень-очень некрасив. Весьма,
весьма, портреты льстят ему напрасно,
характеристика его себя, ужасна:

            «Лицом я настоящей обезьяны».

И кличка эта в свете разнеслась,
как скрытых тайн порочный шрам,
страданья принесла и некий шарм.

            «А я повеса вечно праздный,
            Потомок негров безобразный»,

Но люди, внешне недовольные собой,
излишне важничают и задаются,
упрямо к солнцу непоколебимо 
по жизни многого добьются,
отталкиваясь от земли,   
с нетерпеливою мечтой сольются:

             «Когда бы все так чувствовали силу
             гармонии! Но нет: тогда б не мог
             И мир существовать» В ответ:

вступив куда, жестоко погрешить, как можно,
рискуя против правды эстетикою сложной.
Не сыщешь ни морали, ни нравственного пафоса урок,
эстетики порог и человек-пророк,
пластический этюд и откровенный блуд
вот две стихии госпожи, обеих он оплот.               

             «Любви безумную тревогу
             Я безотрадно испытал,
             Блажен, кто с нею сочетал
             Горячку рифмы: он тем удвоил
             Поэзии священный бред»…
                И пьедестал!

Как факт, не обвинительный здесь акт
над Пушкиным предъявит такт:

             «Я захожу в ваш милый дом,
             Как вольнодумец в храм заходит».

Поэта эго велико,
чтобы нуждаться в адвокатах,
но и неподобающим, однако,
затушевать молчанием нельзя:

             «Любви не ведая страданий,
             Я нравлюсь юной красоте
             Бесстыдным бешенством желаний».

Стихийные горячки – вот интерес читателя его:

             «За меня не будете в ответе,
             Можете пока спокойно спать».

Единогласный отзыв современников:
любил он жертвы приносить Бахусу и Венере,
прилюдно на балу в лицее,
руки задев партнерши чуть,
пылая взором, начинал пыхтеть,
как конь ретивый, и сопеть
средь молодого табуна,
и похоть тут обличена.

Эмоций бесконечная рулада,
так выражалась африканская природа,
и вот, женолюбив и волокита,
он без копейки вечно и в долгах,
мертвецки пьян, иль  без порядочного фрака,
ещё не крах, но на бобах…

            «Не торговал мой дед блинами,
            Не ваксил царских сапогов,
            Не пел на клиросе с дьячками,
            В князья не прыгал из хохлов,
            И не был беглым он солдатом
            Австрийских пудренных дружин,
            С чего мне быть аристократом?
             Я слава Богу мещанин».

Дуэлей посетитель и ревнивцев
в знакомстве близком со статс-актрисами,
не забываемый потреб-домами,
под бдительным надзором полицаев.

Как будто он в солдатики играл,
то Пушкин резко возвышался, 
над чопорной толпой смеялся,
моралью всех шпынял;
вдруг резко забывался,
лишь свежих чувств едва касался –
воображая «запах» декораций,
циническая мудрость гасла,
и голос тут же обретал иные интонации:

              «Когда любовию и негой упоенный,
              Безмолвно пред тобою колено преклоненный,
              Я на тебя глядел и думал: ты моя»

Сластолюбивый эпикуреец
и хладнокровный соблазнитель-сердцеедец.

Иллюстрация: автопортрет Пушкина.