О разнообразии 7 часть 2

Долго ли, коротко, так стояла Лина, обхватив ель, уже было не уловить...
Руки затекли, струи воды насквозь пробивая еловую крону, стекали по стволу и по Лине, казалось и изнутри уже промочили насквозь - до печёнки достали.
Лину бил озноб.
 Едва пошевелив руками, чтобы разогнать
кровь, сдвинув непроизвольно правую ладонь чуть вверх по стволу, Лина ощутила под ладонью выемку.
 Забыв про неудобства, Лина, затаив дыхание, мгновенно переместилась по направлению и увидела - да! Это было почти дупло! Ти ли дятел организовал...Или неправильно  сформировавшийся ствол,... что было неважным, а было важно, что в выемке обнаружился целый клад в виде сухой хвои и веточек, и даже шишка! Выемка оказалась довольно глубокой и ни одна капля не достигла её дна.
Оглядевшись, прислушавшись, Лина ощутила, что и шквал ослаб, продолжился ливнем.
Под ногами всё ещё текли воды, но уже не стремительно. Тогда Лина, наломала еловых веточек, сложила их поверх. Набрала хвороста, пусть и влажного и сложила его колодцем на ветках, так, чтобы воды, протекая сквозь хвою не касались хвороста. Сверху колодец прикрыла тоже еловыми ветками,  широколапыми, крупными. Получилось что-то вроде домика для костра.
Снизу вода, сверху вода, а внутри сухо.
Внутрь, поместила часть содержимого выемки, пользуясь немыслимыми ухищрениями,согнувшись в три погибели, поместив горсть с хвоинками за пазуху, прикрываясь лотком, чтобы хвоинки не намокли.
Спички, к счастью, геологи всегда помещали в полиэтиленовый пакет, это было негласное правило. Сухо ли стояло, ветрено - а спички обязаны были находиться в безопасности, равно как и продукты.
И Лина развела костёр.
Сначала пошёл дымок, слаще запаха, казалось, Лине не приходилось ощущать. Горьковатый терпкий, тёплый.
Снизу, сверху, слева, справа двигались потоки воды, а внутри, под еловыми лапами разгоралась хвоя, осушая изнутри и  влажный хворост...
Когда посреди этого потопа,из под хвои показались языки пламени, Лина поняла, что она способна на всё.
Это было какое-то мгновенное озарение, как вспышка, похожая, возможно, на искру божью, сопровождающуюся душевным подъемом и ощущением благодати-покоя.
Когда мужики добрались голодные и холодные до Лины, обед был уже готов: суп-лапша с тушонкой и крепкий чай.
- Ну ты даешь!- сказали, - мы спасать тебя хотели, ловить, не уплыла ли, - беспокоились, - а ты - с обедом.
Потрясённый и довольный Лёня, глазам не верил:"Ты же герой, начальник, олимпийка! Жизнь удалась!"
Вася, обычно молчаливый, языком причмокивал, подбрасывал ветки в костёр благополучно разгорающийся под утихающим дождём. Втроём они ещё долго сидели у костра, обсыхая, отдыхая. Отмякали на них, паря, одервеневшие , вставшие колом под дождем штормовоки, так и они отмякали, оттаивали, блажествуя, молча глядя на языки пламени, прихлебывали чай.

Вечером, вернувшись в лагерь, Лина услышала по "Маяку", что умер Владимир Высоцкий.
- Это меня не касается, не касается, - твердила Лина, защищаясь, - где я, и где Высоцкий, - тупо глядя на прозрачные, незамутнённые шквалом, воды Изумрудной. Шквала внизу и не было. Он прошёлся по полосой по верхам.
"Лишь вечным огнём сверкает в нём, вершина изумрудным льдом, которую ты так и не покорил", - тоскливо взглянула на алеющие вдали под закатом снежники окрестных гор.

Тем июлем изумрудныйй сезон закончился,  отряд перебазировался на берег другой реки, по цвету - совершенно бирюзовой.