Волны грохочут внахлёст по хребтам чёрных скал

Волны грохочут внахлёст по хребтам чёрных скал... Сколько веков, океан, голос твой не смолкал, мерным биеньем вплетаясь в созвучие лет?

Веришь, стихия, во мне разучилось болеть всё, что в иных обстоятельствах гнуло бы рёбра...
Люди твердят: время сгладит крутые края. В том, что обглодано им, и остался весь я — можно сказать, отрезвлён, но как будто обобран.

Знаешь, чем пахнет апатия? Тем же, чем шторм: страшен на судне, но рыбе — и той нужен корм. Сизое марево скомкано ветром под рёв, отсветы молний — как время — не терпят краёв, а мне ближе тот, что малиновым изукрашен.

Я, как и ты, не могу ни вскричать, ни смолчать, словно годами несу свои мысли сквозь чад, а долетает — солёными брызгами кашель.

Вкрадчиво-хромо по гребням спускается мгла, полог туманный сиянием Вега зажгла. Ночь... Замирает над водами призрачный шаг:
сумрак внимает безмолвно — почти не дыша, а небосвод точно весь запестрел светлячками...

...что мне поведать? В безвременьи меркнут слова. Счастье внутри, но при том его надо ковать — так и пленяется воля: с-в-о-и-м-и р-у-к-а-м-и.

Кротко по облаку вниз соскользнула звезда, смоль озарив — ей погаснуть теперь навсегда, с тем прозаично пополнив дорожную пыль.
Росчерк полёта, как оттиск, в мгновеньи застыл, и зашипели, о скалы ударившись, волны.

Сколь ни казалось бы существование дном, море, пожалуй, решительно право в одном: хватит того, что его в мире кто-нибудь вспомнит.